Убийцы Российской Империи. Тайные пружины революции 1917 - Виталий Оппоков

Как же так получилось, что один из неистовых защитников интересов империи и приверженцев монархии вдруг так же яростно ринулся в Февральскую революцию, ниспровергнувшую царский режим? Думаю, что ответ можно найти в откровениях сына старшего из Владимировичей — Владимира Кирилловича, унаследовавшего от самозваного монарха-отца титул «Императора всея Руси». В одном из недавних интервью тогда еще здравствующий «помазанник божий» вот о чем поведал миру: «Когда покойный государь Николай II и вся его семья погибли, то линия Александра III кончилась. После него старшим членом нашей семьи был бы мой дед великий князь Владимир Александрович, то есть следующий брат Александра III. Моего деда уже не было в живых, и, когда эта трагедия произошла, мой отец, великий князь Кирилл Владимирович, оказался в положении старшего в семье, разумеется, не по возрасту, а по старшинству. Тем самым он стал главой дома Романовых. Его сменил я, как его единственный наследник в нашем роду».[65]

Знакомясь с этим признанием, невольно ловишь себя на мысли, а точнее — подозрении: а не делали ли Владимировичи все возможное, чтобы «линия Александра III кончилась»? По крайней мере, не таким уж необоснованным предположением может явиться оценка действий Кирилла Владимировича в предфевральские и февральские дни. По всей видимости, он воспринимал грядущую, а затем и произошедшую революцию как очередной… дворцовый переворот, совмещенный с новой бунтарской волной «черни». Нет сомнений, что и он и другие великие князья надеялись извлечь из этого «бунта», окунувшись в него, определенную выгоду, а избавившись от Николая II, еще приблизиться к трону. Монархию они, каждый в отдельности, действительно считали незыблемой и единственно правильной системой, но только в том случае, а точнее — в большей мере тогда, когда царственный ореол будет окружать не чужую голову. В одно и то же время все они были и родня и враги друг другу в стремлении к заветной короне, точно так же, как и те, кто стремился к власти, отвергая и свергая монархию.

Но на что надеялись Владимировичи, всячески поддерживая и подогревая недовольство против близкого окружения Николая II? Ведь откажись последний от престола, корона должна была переходить к его сыну — Алексею или, в крайнем случае, к младшему брату — Михаилу Александровичу, который уже некоторое время ходил в наследниках, пока не появился на свет племянник.

Алексей, вне всякого сомнения, в расчет не брался. Наследственная болезнь крови, от которой в роду его матери — Александры Федоровны умерло несколько человек, была всем известна и значительно снижала шансы малолетнего царевича на долгое пребывание на престоле, если бы он ему и достался.

Михаил Александрович тоже не воспринимался как серьезный претендент. «Его заставляют передать престол отроку сыну и слабому маловольному регенту — брату Михаилу»,[66] — отмечал в своих записках официальный историограф при царской ставке генерал Д.Н. Дубенский. Он же зафиксировал и примечательные слова генерал-адъютанта Нилова: «Михаил Александрович — человек слабый и безвольный и вряд ли он останется на престоле»,[67] — прокомментировав их после отказа Михаила так: «Прав был К.Д. Нилов, говоря, что Михаил Александрович не удержится и за сим наступит всеобщий развал».[68] Не очень высокого мнения был о младшем брате и Николай. Это явно ощущается в одной из его дневниковых записей, скупых, как большинство из них, не только на слова, но на чувства и откровенность. «Оказывается, Миша отрекся, — писал он 3 марта 1917 года. — Его манифест кончается четыреххвосткой для выборов через 6 месяцев Учредительного Собрания. Бог знает, кто надоумил его подписать такую гадость!..»[69] Советчиков и надоумщиков «на гадость» хватало. Одних великих князей, жаждавших, не в пример Михаилу Александровичу, однрому из немногих опасавшемуся «тяжелой шапки Мономаха», да еще в такое смутное время, — не перечислить. Кроме того, Михаил, зная скрытный и жесткий до жестокости характер старшего брата, мог опасаться какого-нибудь подвоха с его стороны с этой неожиданной и скоропалительной передачей монаршего престола.

По воспоминаниям флигель-адьютанта царя полковника А.А.Мордвинова, Николай ІІ рано утром 3 марта послал с дороги (при переезде из Пскова в Могилев) телеграмму в Петроград великому князю Михаилу Александровичу, «уведомляющую о передаче ему престола». Но это не совсем так. Михаил узнал о «своем великом счастии и предназначении» лишь из «Манифеста отречения», подписанного в ночь со 2 на 3 марта и, как вспоминал В.В.Шульгин, переданного по прямому проводу в Петроград ночью же. Ну а в телеграмме, адресованной Михаилу и отправленной спустя несколько часов, содержалось не «уведомление», а каверзное извинение: «…прости меня если огорчил тебя и если не успел своевременно предупредить».[70] Так что если Мордвинов и прав, выказывая сомнение в доставке телеграммы адресату, не много последний извлек бы из нее, ознакомившись с ней. Вот почему Михаил (по воспоминаниям В.Д. Набокова) выразил вполне оправданные подозрительность и недовольство, заявив, что брат «навязал» ему престол, даже не спросив его согласия.

О том, что Михаил Александрович пользовался услугами «советчиков», можно узнать, к примеру, из любопытного сборника, составленного в 1921 году по неизданным документам Александром Блоком. В коротком предисловии, помеченном июлем 1921 года, составитель сообщил, что «вся деловая часть предлагаемой книжки основана на подлинных документах, в большинстве своем до сих пор не опубликованных и собранных учрежденной Временным правительством Чрезвычайной Комиссией для расследования противозаконных по должности действий бывших министров». В изложенной в этом сборнике хронике предреволюционных событий за 27 февраля можно прочитать следующее. После 8 часов вечера в кабинете последнего царского председателя Совета Министров князя Голицына сошлись, кроме хозяина кабинета, военный министр генерал Беляев, председатель Временного комитета Государственной Думы Родзянко, государственный секретарь Крыжановский. Прибыл на это высокое собрание и Михаил Александрович, чтобы ознакомить присутствовавших с текстом телеграммы, которую он подготовил на имя Николая II. В ней сообщалось о «серьезности положения», а также о необходимости «…назначить председателя Совета Министров, который сам подобрал бы себе кабинет». Но главное, чем примечательна эта телеграмма, заключалось в том, что Михаил (не такой уж «скромный» простак!), спустя неделю упрекавший старшего брата, что тот, дескать, не спросясь его, Михаила, навязал ему престол, брал инициативу на себя. Он не только давал рекомендации в отношении «самостоятельного председателя», но и называл кандидатуру князя Львова. Более того, он предлагал «принять на себя регентство»! Получалось так, что младший брат навязывал свою идею старшему, а еще точнее — сталкивал его с престола. И обижаться было больше повода у Николая, который в сдержанном ответе по телеграфу в тот же вечер сообщил через генерала Алексеева, что «благодарит за внимание, выедет завтра и сам примет решение».[71]

Советчиком у Михаила Александровича, что вполне допустимо, если судить по вышеприведенной хронике, мог быть в числе других и великий князь Кирилл Владимирович. Вот как описываются активные, с «великодержавным значением» действия последнего в тот же самый вечер, т. е. 27 февраля 1917 года:

«Приехавший в градоначальство великий князь Кирилл Владимирович рекомендовал Беляеву принять энергичные меры и, прежде всего, сменить Протопопова;[72] выражал неудовольствие, что ему не сообщают о событиях, и спрашивал, что ему делать с гвардейским экипажем, на что Хабалов[73] доложил, что гвардейский экипаж ему не подчинен. Кирилл Владимирович прислал к вечеру две „наиболее надежные“ роты учебной команды Гвардейского Экипажа».[74]

А ведь, кроме Владимировичей, были еще и Михайловичи — ближайшие потомки четвертого сына Николая I. Из дневниковых записок генерала Дубенского можно узнать, что один из них, Александр Михайлович, вместе с великим князем Борисом Владимировичем в числе первых присягнул на верность Временному правительству. В документах сохранилось письмо того же Александра Михайловича к Николаю II, датированное 25 декабря 1916 — 4 февраля 1917 года. В нем, в частности, есть такие строки:

«Дорогой Ники… Мы переживаем самый опасный момент в истории России… И вот, в это святое время, когда мы все, так сказать, держим испытание на звание человека, в его высшем понимании, как христианина, какие-то силы внутри России ведут Тебя и, следовательно, Россию к неминуемой гибели. Я говорю: Тебя и Россию — вполне сознательно, так как Россия без царя существовать не может, но нужно помнить, что царь один править таким государством, как Россия, не может; это надо раз навсегда себе усвоить… немыслимо существующее положение, когда вся ответственность лежит на Тебе и на Тебе одном. Чего хочет народ и общество? Очень немногого — власть… Разумная власть должна состоять из лиц первым делом чистых, либеральных и преданных монархическому принципу, отнюдь не правых или, что еще хуже, крайне правых, так как для этой категории лиц понятие о власти заключается: „править при помощи полиции, не давать свободного развития общественным силам и давать волю нашему никуда не годному, в большинстве случаев, духовенству“… Председателем Совета Министров должно быть лицо, которому Ты вполне доверяешь; он выбирает себе и ответствен за всех других министров… Теперь замечается как раз обратное: ни один министр не может отвечать за следующий день, все разрознены; министрами назначаются люди со стороны, которые никаким доверием не пользуются и, вероятно, сами удивляются, что попадают в министры, но так как людей честных вообще мало, то у них не хватает смелости сознаться перед Тобой, что они не способны занимать посты, на которые назначаются, и что их назначение для общего дела приносит только вред, их поступки граничат с преступлением… Ты окончательно решил вести внутреннюю политику, идущую в полный разрез с желаниями всех Твоих верноподданных… Сколько ни думал, не могу понять, с чем Ты и Твои советники борются, чего добиваются… Можно подумать, что какая-то невидимая рука направляет всю политику так, чтобы победа стала немыслима. Тот же Протопопов мне говорил, что можно опереться на промышленные круги, на капитал; какая ошибка! Во-первых, он забывает, что капитал находится в руках иностранцев и евреев, для которых крушение монархии желательно… Как видишь, прошел месяц, а письмо мое я еще не послал, все надеялся, что Ты пойдешь по пути, который Тебе указывают люди, верные Тебе и любящие Россию не за страх, а за совесть. Но события показывают, что Твои советники продолжают вести Россию и Тебя к верной гибели; при таких условиях молчать является преступным… Приходишь в полное отчаяние, что Ты не хочешь внять голосам тех, которые знают, в каком положении находится Россия, и советуют принять меры, которые должны вывести нас из хаоса, в котором мы все сегодня находимся…».[75]