Всегда говори «всегда» - Татьяна Устинова

Потом они лежали, обнявшись, и Стас укачивал Ольгу, как маленькую, и шептал в ухо:

– Вот кончится все, и… отдыхать поедем. На море. Куда ты там хотела, в Турцию или Грецию…

– В Грецию. Там красиво. Я целый фильм видела.

– Значит, в Грецию. Возьмем ребят и поедем.

– Там хорошо, в Греции. Тепло. Море.

– Олифа растет.

– Оливки, дурачок! Оливковые рощи.

– Ну, хрен с ними, пусть оливки. Нам бы только сейчас… устоять.

Ольга не сомневалась: они устоят. У них есть любовь, есть общая мечта о Греции, есть ради чего жить, за что бороться. Все они правильно решили. Всего-то и надо – немного потерпеть. Время пролетит незаметно, и они снова будут вместе, и поедут к морю и будут гулять по оливковым рощам…

– Мы устоим… Все будет хорошо, Стас. Я знаю. Чувствую. Женщины – они ведь все чувствуют.

Стас прикрыл глаза, улыбнулся:

– Художница ты моя…

Да за эти слова, за улыбку эту – не только в тюрьму, она на эшафот пойдет.

…Следствие длилось два месяца. Судебное заседание заняло двадцать пять минут, из которых десять ушло на чтение заранее написанного и отпечатанного приговора. Судья – толстая тетка в перманенте – была простужена, куталась в пуховый козий платок и несколько раз прерывала чтение, чтобы прокашляться.

Общественный защитник под столом решал кроссворд, прокурор тоскливо косился на часы и думал, что, если бы в этом деле не была как-то замазана областная администрация, Громова вполне могла бы получить срок условно.

Пока судья зачитывала приговор – два года с отбыванием в колонии общего режима, – Громова сидела тихо, сгорбившись и уставившись в пол. Судья опасалась, как бы осужденная не выкинула какого коленца напоследок – такие вот, тихие, бывают с сюрпризами, сидит-сидит, а потом устроит истерику, вцепится в решетку и давай орать… А то в обморок свалится. Однажды даже «Скорую» пришлось вызывать.

Но Громова истерик не устраивала, спокойно дала себя увести.

* * *

Где-то снаружи лаяли собаки. Бетонные стены, потрескавшаяся плитка на полу. И шеренга раздетых догола женщин – молодые, старые… Несколько десятков. Только эсэсовцев в высоких фуражках не хватает и трубы крематория за окошком. Впрочем, труба имелась – в зоне была своя котельная.

Ольга переминалась босыми ногами по ледяному полу. Происходящее напоминало один из ее кошмаров, с той разницей, что никакой это был не сон. Тусклые лампы под потолком, стальные двери, серые коридоры – все настоящее, на самом деле.

Плечистая надзирательница – кровь с молоком, румянец во всю щеку, черные кудри из-под форменной ушанки – снимала с полки казенные ватники, складывала на длинный струганый стол. Ее напарница – немолодая, сухощавая, с густо подведенными синим глазами – раскладывала поверх ватников белье, торопила очередь:

– Чего встала? Получай, расписывайся… Спиной повернись! Передом! К стене! Не спать там! До ночи простоите!

Сунув очередной осужденной казенное бельишко, она повернулась к напарнице, продолжая прерванный разговор:

– Так вот, я ему говорю: чего ж ты суп не выключил?! А он мне – да я и не видал, что он кипит. Давай проходи туда!

– Ну и чего?

Черноволосая ловко распотрошила новый тюк с ватниками.

– Чего-чего? Выкипел весь! Пришла я, по всему дому вонища, не продохнешь!

– А кастрюля чего? Сгорела?

– Сгоре-е-ела! Я ему – давай покупай мне новую! Студень на Новый год в чем я буду варить? К стене! Задом повернись!

– А ты как варишь?

– Да как все, так и я. Покупаю бульонку, тут самое главное так попасть, чтобы не только кости, но и мясо на них было, я в палатке беру, которая на базаре сразу с правой стороны… Ты чего ревешь, корова?! Расписывайся давай! К стене проходи! В первый раз небось… Они по первому разу все нежные такие, не дотронься! Ну вот, и на ночь надо, чтоб в холодную воду, мясо-то. Глаза разуй, корова! На меня смотри!

Ольга замерла перед надзирательницей.

– Задом повернись! Руки, руки в стороны!

Холодные шершавые ладони прошлись по плечам, бокам, ягодицам. К горлу подкатила тошнота.

– Чего встала?! Поворачивайся!

Надзирательница крепко ухватила Ольгу за подбородок, сунула указательный палец ей в рот, оттянула щеку, будто ярмарочной лошади…

– Туда теперь!

Толкнула Ольгу в спину, отряхнула руки о юбку.

– А я на ночь в воду не кладу. Чего ему киснуть-то? – Молодая сунула Ольге ватник и белье. – Проходи, проходи! Да ты что творишь-то?! Ты мне щас языком своим все мыть будешь! Галя! Ты погляди!

Ольга стояла у стены на коленях, тяжело дыша. Подышав, она сложилась пополам, и ее снова вырвало – прямо под ноги надзирательнице с подведенными синим глазами.

В то самое время, когда Ольга корчилась на полу у бетонной стены приемного отделения колонии номер 1234 общего режима, ее обожаемый муж сидел перед телевизором и, не отрываясь от экрана, жевал бутерброд со своей любимой полукопченой колбасой.

– Российская сборная по футболу проведет отборочный матч в Мадриде уже в следующем месяце… – бубнил диктор. – А сейчас – прогноз погоды.

Стас потянулся за следующим бутербродом. Заверещал дверной звонок. Как был, с бутербродом в руках, Стас поплелся в прихожую. И кого там принесло? Поесть спокойно не дадут!

За дверью стоял Митяй, закадычный друг.

– А! Митяй! Че тебя давно не видно? Заходи давай, щас мы с тобой водочки накатим, киношку посмотрим…

Но Митяй заходить не стал, а молча, с разворота, засветил своему лучшему корешу в челюсть.

* * *

Коридор был длинный, темный, без окон – только тусклые лампы в железных намордниках под потолком… Каждый раз, сворачивая за угол, Ольга надеялась, что уж теперь-то точно увидит выход, но выхода все не было – только серые стены, ряд мигающих жиденьким желтым светом лампочек да стальные двери с глазками и засовами по обе стороны – камеры.

Ольга вдруг подумала, что, может, это и не камеры никакие, а за одной из этих дверей – выход, солнце, люди… А она, глупая, проходит мимо?

Она потянула за ручку ближней двери. Та с лязгом отворилась. Нет, это был не выход. За дверью Ольга увидела судебный зал заседаний. Судья – та же, что читала ей приговор, в пуховом платке поверх мантии, выговаривает что-то плачущей девушке с косичками. Услышав скрип открывшейся двери, судья подняла глаза, заметила Ольгу.

– Вы – следующая! Пройдите!

Ольга шарахнулась, захлопнула дверь, побежала дальше по коридору и… уперлась в очередную дверь.

Эта дверь вела в большой, плохо освещенный класс. Доска на стене, парты, а вместо учительского стола – мольберт. Рядом с мольбертом – девочка. Да это же она, Ольга. Только маленькая, рисует грачей на березе. А рядом – ее учитель, Григорий Матвеевич. Ольга, улыбаясь, заспешила к нему.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});