Легионы идут за Дунай - Амур Бакиев

– Я слышал об ублюдках, продавшихся варвару за горсть золотых монет и клочок земли. Но солдат, прошедший Британию, Африку и Домициановы войны, не станет пятнать себя позором предательства!

– Для Цезаря и римского народа ты и так являешься предателем, Рутилий Фортунат!

– Важно, кем я предстану перед бессмертными богами. Ты надоел мне, варвар. Иди ищи проституток в другом месте.

Децебал повернулся и зашагал к резным столбам царского дома.

Грек нагнал его.

– Великий царь прикажет сослать строптивого грубияна в шахты или после примерного наказания прикрепить к мельничному жернову?

– Зачем? Ты же слышал: он не будет работать. Прикажи закопать его живым. И собери на казнь побольше других рабов.

– Я все понял, повелитель, – управляющий на ходу коснулся губами полы царской рубахи и кинулся исполнять указание.

Перед тем как войти в дверь, Децебал оглянулся. Римлянин, уже развязанный, стоял среди обступивших его кряжистых слуг. Глаза их встретились. Центурион отработанным за всю военную жизнь движением наклонил голову и крикнул:

– Благодарю!

Он и на казнь-то уходил, словно шел среди рядов своих легионеров на утренней поверке перед разводом. Расправив плечи и высоко держа голову. «Что же дает этим римлянам такую силу духа перед смертью в одном лишь осознании, что они – римляне!» Раба увели, а царь даков еще постукивал по виноградным кистям и яблокам, вырезанным на подпорках фасада, и думал о своем народе. Муказен несколько раз робко напоминал про завтрак. На лице мальчишки было написано выражение плохо скрытой досады и нетерпения. Ему очень хотелось ускользнуть и посмотреть, как будут зарывать приговоренного раба.

2

Ремень колчана невыносимо резал плечо. И зачем он приказал набить его тройным комплектом стрел? Нет, он поступил правильно. В бою с сарматами даже шести десятков может оказаться мало. Диег поправил снаряжение, приложил руку ко лбу. Фланговые сотни уже начали выдвижение. Левое крыло под командованием Регебалла прошло даже чуть дальше. Правое, наоборот, продвигалось нарочито медленно. Ну хорошо, Котизон еще малоопытный юнец, но План-то бывалый воин, мог бы поторопиться. Копья, которые даки держали наперевес, разом взметнулись ввысь. На ветру затрепыхались десятки сказочных драконов. Прикрепленные у оснований наконечников волчьи морды, украшенные разноцветными лентами, грозно скалили надраенные песком клыки. Глухо завыли пищалки, сработанные из берцовых костей человека.

– Пора!

Диег поднял правую руку, качнул вправо-влево, махнул вперед. Отборные отряды центра за его спиной также подняли своих драконов и перешли на рысь. Еще. Еще. Кони ударились галопом.

– Ау-у-у-у!!! У-ууу! У-у-у-уууууууу!

Древний боевой клич даков – подражание вою волка – заполнил окрестности.

Языги, застигнутые врасплох, метались между своих кибиток, стаскивая последние в круг. Воины их, всегда готовые к битве, запахивали длинные обшитые железной чешуей халаты до пят и садились на лошадей, привязанных возле каждого шатра на колесах. Охранная тысяча, на скаку распадаясь на три отряда, понеслась навстречу конникам Диега. Но время было потеряно. Даки преодолели больше половины пути, отделяющего от крайних повозок сарматские стойбища. В воздухе зарябили стрелы. Свистящие сарматские с трехгранным наконечником и свистулькой, и дакские, окрашенные черной краской. Языгские всадники по дуге проносились перед линией врагов и без промаха поражали неприятелей. Даки не оставались в долгу. Но их снаряды чаще отскакивали от прочных лат сарматов, у которых кожаные чепраки с наклепанными роговыми пластинами защищали даже лошадей. Диег считал про себя оставшиеся конные броски. Он видел, как на крыши составленных в линию телег взобрались сарматские женщины и дети с луками и пращами.

Его пальцы беспрестанно выхватывали из горита оперенные тростинки. Даки неслись за предводителем, держа перед собой тучу смертоносных, жалящих, как осы, стрел. Катафрактии языгов, расстреляв весь запас, побросали большие дальнобойные луки и, уставив длинные четырехметровые копья – контосы, ринулись вперед. Скакавшие во второй линии извлекали из ножен тяжелые, заточенные с одной стороны кавалерийские мечи-скрамасаксы.

Подростки и женщины обрушили на нападающих град черных речных голышей.

Диег забросил за спину лук. Продел руки в ремни щита и вытащил серповидный дакский меч-фалькату. Больше всего он боялся, что молодые воины из отряда Котизона сломают строй, не выдержав дождя метательных снарядов. Дико завизжали встретившиеся в схватке кони. Удар тяжеловооруженной сарматской лавы был ужасен. Немало всадников Диега полетели на землю, пронзенные безжалостными остриями. Скрамасаксы сарматов секли людские и лошадиные головы.

– Да хранит нас Бог Меч! Убивайте рыбоедов! – подбадривали себя языгские мужи.

Даки бились сплоченными рядами. По три-четыре воина наседали на одного неприятеля. С близкой дистанции всаживали маленькие стрелы в лица грозных врагов. Черными молниями то там, то тут взлетали сарматские и дакийские арканы. Полузадушенные противники выволакивались на простор из гущи свалки и либо спутанные, либо добитые оставались лежать в пожухлой, выгоревшей на солнце траве. И все-таки даки ломили. Преимущество внезапного нападения, да и численного превосходства сказывалось в полной мере. Опытные эскадроны Регебала прорвали редкие ряды врага на левом фланге и, разметав кибитки, устремились внутрь становища. Набрасывая петли на дуги оглобель, даки валили телеги набок вместе с защитниками. Заполыхали плетеные борта войлочных шатров. Истошно завопили женщины. Видя дело проигранным, уцелевшие языги прорубили себе путь сквозь толщу недругов и, отбиваясь короткими злыми наездами, ушли на запад. В сторону главных кочевий. Они бережно поддерживали в седле молодого Сатрака с разрубленным лицом. Горестные вести ждали его отца. Еще одно нападение соседей-даков лишило Ресака многих славных воинов, табунов коней и отар овец. А сколько их было, таких нападений!

* * *

Пока специально отряженные сотни вели преследование удирающего неприятеля, оставшиеся на месте грабили лагерь и делили скарб. Проезжая по стойбищу, Диег равнодушно смотрел, как его воины насиловали девиц, по нескольку человек столпившись возле счастливчиков, первыми завладевших лакомой добычей. Он видел пьяных от крови, дерущихся между собой конников Регебала и юнцов Котизона. Видел и молчал. Ибо знал, сразу после боя наступает такой момент, когда над бойцами не властны даже боги. Вмешаться сейчас означало поставить под угрозу собственную жизнь. Потому военачальник ждал. Пройдет совсем немного времени, схлынет волна послебоевого азарта, и эти свирепые, мало похожие на людей животные вновь станут послушными исполнителями его воли.

Имущества захватили немало. Две отары овец. Табун выносливых степных коней в шестьсот голов. Отдельно три косяка маток с жеребцами-производителями в пятнадцать, семнадцать и двенадцать голов. Пятьдесят восемь мужчин, двести сорок три женщины и девочки и сто четырнадцать мальчиков. Убитых и раненых сарматов набралось до четырехсот человек. Всем им отрубили головы и, надев на колья, поставили коптиться в дыму костров.

Захваченные в шатрах кошмы, ткани, украшения и предметы быта были рассортированы. Десятая часть отделена в пользу Децебала, еще десятая часть пошла Замолксису, остальное поделили между воинами, соблюдая старшинство и заслуги. Дележу подверглись также овцы и лошади. Все забракованное бросалось в огонь.

Через сутки, похоронив своих павших и подкормив коней, корпус Диега тронулся с места. С величайшей осторожностью, выставляя дозоры и далеко высылая разъезды, даки гнали добычу к переправам Тизии. На четвертый день благополучно перешли на свой берег. Диег принес родным богам благодарственные жертвы, положив под нож ослабевших от долгого и непосильного пути пленников. Кабиры должны были остаться довольными. От Тизии вдоль Муреша начиналась прямая дорога в Тапэ, Мисиа и Сармизагетузу. В сердце дакийского царства.

Переложив поудобнее телеги с захваченным добром, вычистив оружие, брат Децебала со своим войском повел пленных уверенными короткими переходами. По пути победителей встречали жители городков Горной Дакии. Выносили своим воинам крепкое прошлогоднее вино, овечий сыр. Захмелевшие вояки, распалясь, продавали старейшинам и главам родов рабов и скотину из своей доли. С каждым днем колонна невольников делалась все меньше и меньше. И только мужчины и женщины, составлявшие царскую и храмовую десятину, продолжали угрюмо шагать по выбитой копытами меловой пыльной дороге.

3

Скориб положил под котел несколько сухих тополевых поленьев. Пламя лизнуло закопченный медный бок. Желтоватое овечье молоко мелко подрагивало, пуская янтарные слезинки жира. Черными пятнышками выделялись на поверхности соринки. Дак окунул палец в жидкость, определил температуру. Потянулся. Достал с полки кувшин с сывороткой, энергично встряхнул и вылил в нагретое молоко. Принялся неторопливо помешивать раствор деревянным черпаком с резной рукояткой. Сыворотка делала свое дело. Молоко свернулось. Скориб, шепча благодарную молитву богам очага, сполоснул руки и начал горстями вынимать сырную массу, укладывая комки на мелкую деревянную решетку.