Знаменитые клады России - Александр Косарев

Вот в такой обстановке и был спрятан один из крупнейших и ценных кладов. Начну рассказ о нём, пожалуй, с того момента весны 1610-го года, когда польские завоеватели заняли московский Кремль и ряд других ключевых районов столицы Российского государства. Помимо политических и военных преимуществ, они получили и чисто материальные выгоды. Мало того, что ими были ограблены сотни богатых домов весьма состоятельных горожан, польские оккупанты получили прямой доступ к набитым закромам, как кремлёвской сокровищницы, так и к не менее солидным ценностям многочисленных московских храмов! И надо сказать, незваные гости не подвели, пограбили на славу. Обоз численностью в 973 повозки, доверху нагруженный добычей, двинулся на запад вместе с отступающими из Москвы поляками…

Приведу наглядный пример из так называемой 2-й кладовой записи, дошедшей до наших дней благодаря стараниям краеведа и историка А.Н. Величкова. Текст записи взят из его книги – «Предания о кладах Гжатского уезда», изданной в 1880-м году.

«Я отправил из Москвы с разным добром 973 подводы, в Калужские ворота на Можайск. Из Можайска пошёл я старой дорогой, на Смоленск, становился не дошедши медынских и вяземских округ. Остановился на Куньем бору; речка течёт из ночи на зимний восход, а имя этой речки Маршевка. И потом я велел русским людям на Куньем бору сделать на суходоле каменную плотину, плотину глиною велел смазать, а в ней положил доску аспидную и на ней написано, где что положено шедши из Москвы до Можайска.»

Остановимся на этом месте и немного осмыслим, что именно написано в этом небольшом отрывке. Во-первых, обратим внимание на сам тон записки. Чувствуете, как написано? «Я отправил», «Я велел», «Я положил». Комментарии, как говорят, тут излишни, писал явно не простой солдат или даже старший офицер. Писал человек облечённый верховной властью над перевозимыми ценностями, и уж как минимум начальник самого верховного ранга в польской армии. Кто бы это мог быть? Молва приписывает эти строки польскому королю Сигизмунду III. По другой версии они были написаны Григорием Отрепьевым (Лжедмитрием № 1). Но так ли это? В то время король Сигизмунд был безвылазно занят осадой Смоленска, и быстренько сгонять в Москву за тысячеподводным обозом, был просто не в состоянии. Не те были тогда времена, не те были тогда царственные манеры. В те времена государи самолично возглавляли военные походы, и покинуть лагерь своих войск могли только при непосредственной опасности для своей жизни. Григорию Отрепьеву тоже был не с руки заниматься меркантильными вопросами, поскольку вся его призрачная власть висела в тот момент буквально на волоске. Ему следовало не ценности куда-то тащить, а шкуру свою оберегать. Тогда кто же оставил нам сии записи?

Легенда повествует о том, что они якобы были скопированы с медной доски, хранящейся в каком-то Варшавском соборе. Позвольте в этом факте очень сильно усомниться. Хранить подобного рода записи, да ещё и в местах массового скопления народа – дело весьма безрассудное, если не сказать глупое. Даже если и была такая памятная надпись сделана на память для потомков некоего знатного шляхтича, то её должны были хранить пуще глаза в самом тайном подвале фамильного замка и за самыми прочными запорами. Нет, нет, тут дело мне кажется совсем в другом. Вспомним в связи с этим, когда подобные сведения появились в открытой печати. Вот появились они только в 1880-м году! Собраны же они были ещё раньше в 1835-м! А какие события происходили перед этим в Гжатском уезде, в которых, так или иначе, засветились поляки? Вспомнили? Нашествие Наполеона, ну, конечно же! Не забудем теперь упомянуть и тот факт, что в составе Наполеоновской Антанты на Россию двигался и польский корпус! Так вот оно в чём дело, оказывается! Потомки тех шляхтичей, что двести лет назад прятали на Куньем Бору украденные их прадедами сокровища, вернулись в составе этого корпуса в Россию и предприняли попытку их отыскать. И этот поворот сюжета мне кажется, весьма вероятен. Более вероятен, как никакой другой!

Посудите сами. Не могли крестьяне без бумаги и карандашей 224 года хранить в памяти легенды о том, как некогда поляки зарывали многотонные клады. Нет, это совершенно исключено. А вот вспомнить прокламации, которые всего 24 года назад зачитывали в деревнях и сёлах потомки тех, кто данные клады зарывал, могли вполне. Не будем забывать, что память на подобные события у нашего народа была просто отменная. Событий в деревнях было мало, ни радио, ни газет, ни телевидения тогда не было и в помине. То, что о существовании многочисленных кладов было официально объявлено новоявленными оккупантами на деревенском сходе, было тогда сродни вселенскому потрясению.

– В нашей-то глуши, – перешептывались они, – да такие безумные сокровища, да почти под нашими ногами!!!

Да, это производило сильное впечатление, и эти вопросы повторялись ими впоследствии множество раз, и запоминалось до конца жизни. Ведь прибывшие на поиски поляки наверняка имели только очень скудные сведения о том, где следует искать спрятанное. Скорее всего, им был известен только примерный район захоронения, да ещё несколько чисто местных ориентиров. Но названия рек и ручьёв давно поменялись, стоявшие ранее деревни несколько раз сгорали, а население переселялось помещиками в другие населённые пункты. Прочие приметы тоже могли сильно преобразиться. Посудите сами. За двести лет с 1610-го по 1812-й могло произойти всё что угодно. Вырубались леса, по рекам строились новые плотины, запахивались старые курганы. И поэтому имевшие на руках только местные географические приметы поляки были вынуждены вести свои поиски только так, методом народного опроса. Других вариантов у них просто не было. Наверняка, при этом они и награду сулили немалую, и поэтому, расходясь по домам, потрясённые услышанным, крестьяне без устали повторяли про себя примерно такие строки: – «Снято семь венцов с колокольни в землю погребом и тут 8 бочек Королевского положения, всякой бочки по 7 миллионов злата, между церковью и колокольней, полотнами замётано в 1,5 аршина.»

Возвратимся теперь несколько назад и вновь зададим уже прозвучавший ранее вопрос. Кто же закопал столь грандиозные ценности, и по какой такой причине это было сделано? Первая часть вопроса тесно увязана со второй. Почему? Так это же очевидно. Представьте себе, что начальник гитлеровского конвоя, перевозившего «Янтарную комнату» из Екатерининского дворца, вдруг решил бы посамовольничать и вместо того, чтобы привезти её в Кёнигсберг, решил бы закопать до лучших времён в близь лежащем от очередного полустанка лесочке! Да его бы ГЕСТАПО так долго пытало бы и мучило, что тот рассказал бы и о том, что незаконного делала его бабушка в молодые годы! Он выложил бы им всё. А ведь известно, что даже приблизительная стоимость клада «Николы Лапотного» превышает стоимость Янтарного чуда света в десятки, если не сотни раз! И, тем не менее, вывезенные из Москвы сокровища были захоронены как раз на полпути между уже поверженной Москвой и всё ещё осаждённым Смоленском. Кто же отчаялся на подобную неслыханную дерзость, кто посмел провернуть столь потрясающую афёру? Чтобы не утомлять читателей слишком долгими рассуждениями скажу сразу, что подозрения наши пали, прежде всего, на польского князя Льва Сапегу, в ту далёкую пору занимавшего обширные пространства у реки Угры.