Смертельный рейд - Юрий Иванович

Моя натурщица опять озадаченно хмурилась:

– Зачем тебе про камни и про мое детство знать?

– Глупышка! Данные сведения, рассказываемые человеком, позволяют ему полностью расслабиться, уйти мыслями в воспоминания. Именно в этот момент становятся более четко видны те внутренние чувства, которые и должен опытный живописец запечатлеть на полотне. Иначе получается банальная копия, не имеющая жизненной силы. Понятно?

– Если так, то… понятно. – В ее взгляде появилось определенное уважение ко мне. – Но все равно странно.

– Ничего странного, тем более что по собственному опыту уже давно убедился: женщины предпочитают чаще первую тему. Потому что именно в ней они раскрывают всю свою внутреннюю красоту и душевную гармонию.

Ксана явно не поверила моей лжи:

– Прямо так и раскрывают?

– Понятное дело, что есть и такие, которые выбирают иные темы. Но ты ведь не настолько стеснительная, правда?

– Ты ошибаешься! Но не в определении моей стеснительности, а в определении моих умственных способностей. В нашем городе любая женщина согласится позировать художнику при рисовании портрета, но делает это только добровольно и ни в коем случае не рассказывает свои сокровенные тайны.

Такая отповедь была более чем интересна. Выходило, что девица уже общалась с художниками, как минимум, а то и позировала им. И прекрасно понимала, что темы мною, скорее всего, надуманы. Вот только она не могла понять суть предоставленного мною выбора. Ловушка просматривалась ею сразу, но вот какая именно, понять она не могла.

Да и как бы она догадалась, что я банально хочу хоть как-то начать изучение истории этого мира? Хотя я бы с удовольствием сразу объявил иную тему разговора: «Что мне известно о гаузах». И хорошо, что я о них вспомнил, можно ведь постараться и в самом деле протолкнуть подобную тему для разговора.

– В каждом городе – свои традиции. Потому и мастерство картин разнится невероятно. А мне так вообще с учителем повезло: талантище! Так что хочу еще раз тебя настоятельно предупредить: молчать ты не имеешь права. Тема для первого сеанса есть, так что начинай рассказывать. И не сомневайся, во время второго сеанса у тебя тоже останется масса выбора, чтобы потешить свою необычайную, врожденную скромность. Итак! Номер выбранной тобой темы?!

Глядящая на меня с подозрением девушка спросила:

– Вдруг я выберу историю своего города?

– На здоровье! Главное, не молчать. И время от времени реагировать на мои уточняющие вопросы. Ведь порой при пересказе мелькает приятное воспоминание о какой-нибудь улочке или знаменательном факте, и тогда в создаваемом образе появляется маленькая, мимолетная подробность, которую хочется рассмотреть детальнее и отобразить на полотне. Видишь, как все просто?

– И как ты себе мой рассказ представляешь?

– Историю про свой родной город или…

– Про город!

– Рассказываешь все и с самого начала: мой город называется так-то, расположен там-то, построен тем-то, знаменит по таким-то причинам. При этом не забываешь перечислить всех земляков, кто хоть чуточку прославился в истории или известен в данное время.

Вроде бы и удивляться больше было некуда, но девушка поразилась еще больше. Даже при этом привстала на руках, присматриваясь ко мне и непроизвольно показывая мне все достоинства своей груди.

– Ну а название города зачем?

Наверное, здесь никогда не вылавливали шпионов, да и вообще не знали, кто они такие. Иначе бы сразу во мне приз нали ничего не знающего пришельца. Зато мне самому было дурить доверчивых аборигенов проще простого. Хотя уж эту красавицу назвать доверчивой никак бы не получилось. Но и ей втер с должным пафосом и велеречием:

– Уже само упоминание имени собственного трогает в рассказчике невидимые струны сопричастности к предмету рассказа, вызывает в нем глубинные пертурбации души, настраивает на определенный лад повествования и расслабляет лицевые мышцы в должной мере.

Ксана улеглась опять, озадаченно мотнула пару раз головой и даже в таком положении умудрилась пожать плечиками:

– Ладно. Если это и в самом деле помогает.

– Еще как! Сама потом посмотришь на картину.

И мы приступили к полноценному сеансу.

Я начал заполнять сделанные наметки на холсте красками, а моя натурщица приступила к рассказу о своем родном городе. Оказалось, к моему счастью, что она здесь родилась и выросла.

– Мой город называется Макиль, и он больше всего известен нашей технической академией.

Лепота! Информация пошла вначале тоненькой струйкой, а потом и полноценным широким ручьем. Работа тоже на месте не стояла, продвигаясь вперед совершенно для меня пока непонятными аритмичными рывками. То я лихорадочно наносил краски, не совсем соображая, как, сколько и почему именно таких цветов, то я застывал на месте, пытаясь рассмотреть в мешанине мазков то самое нечто, которое и называется искусством. Кажется, именно рассказ о местном городе Макиль мне и мешал больше всего окунуться в экстаз творения. Ведь приходилось не только внимательно слушать, но и частенько задавать наводящие вопросы, подталкивать рассказчицу в нужном направлении.

Но с другой стороны, именно изучение местной истории и взаимоотношений как раз не позволяло мне ввалиться в работу всем сознанием без исключения, каждой клеточкой моего мозга и каждой мышцей моего тела. Именно из-за той самой аритмичности мне и удавалось поэтапно следить за своей деятельностью и не уходить за пределы здравого рассудка. Да-да! Именно так: пределы здравого рассудка! Потому что в некоторые моменты я неожиданно «проваливался» в творческий ажиотаж и осознавал себя вдруг страшно возбужденным, стоящим возле не замолкающей ни на секунду Ксаны. Кажется, она меня в этот момент очень боялась, потому и говорила без остановки. Ее голос возвращал меня в реальность, я делал вид, что поправляю ей прическу или расправляю покрывало рядом с изумительным телом, и, пиная мысленно ногами свои инстинкты самца, вновь возвращался к мольберту.

Так что моя идея под лозунгом «Болтун – находка для шпиона!» оправдала себя на двести процентов. Очень много узнал о данном городе Макиль и сумел себя удержать от конкретного изнасилования. Потому что вряд ли бы Ксана, пылающая ко мне, мягко говоря, антипатией, сделала бы в мою сторону хоть малюсенький шажок обольщения. У нее даже интонация была самой что ни на есть сухой и полной канцеляризма. Так может рассказывать только настоящая канцелярская крыса. Но это мне и помогало.

После второго часа интенсивной работы к нам через решетку заглянул поставной. Ни слова не говоря, присмотрелся, как я, весь заляпанный краской, творю, и, с недоумением прислушавшись к речитативу своей секретарши, так и ушел молча.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});