Ангелы времени - Гаевский Валерий Анатольевич

Бургомистр города-притона Второй Луны Пестрой Мары Рыжий Гаргантюа сдавал жилье и, что называется, все услуги без малого полсотне тысяч «кротов» — бывшим и настоящим пиратам, аккредитованным и не аккредитованным утильщикам-ростовщикам, космическим проституткам, беглым рабам-киберам, разным персонам «нон-грата», революционерам-подпольщикам, бывшим и рассекреченным резидентам всех разведок системы, королевским и республиканским «политическим крысам», полит- и эконом-эмигрантам, отвязным сынкам и дочкам туземных царьков Гнилого Яблока, удачливым и неудачливым преступникам, разорившимся в прах латифундистам Поющей Нимфы, запрещенным сексуальным меншинствам, если таковые еще где-нибудь находились в поле видения, просто всякой пьяни и рвани, которой разонравилось подбирать поверхностные отбросы, а стало предпочтительней — подземные…

Разумеется, такой контингент «граждан» притона ставил господина Гаргантюа в совершенно особое положение, наделял его особыми полномочиями, придавал особый статус его неординарной личности.

Право «отключать кислород» неплательщикам налогов принадлежало только Гаргантюа и его свите. Право это, прежде завоеванное кровью и местным судебным террором, с объявлением Великого Приговора, естественно, потеряло насущный смысл, но все же продолжало оставаться привилегией бургомистра — рычагом, регулирующим народонаселение и поддержания мало-мальского порядка в притоне.

Последней политической новинкой притона Рыжего Гаргантюа, хотя в весьма своеобразной форме, стала организованная им консульская служба, которую он также возглавил. Теперь в притон попадали люди, прошедшие курс собеседования, и никак иначе.

Гаргантюа, надо отдать ему должное, чтил не только привилегии, но и многих своих граждан-постояльцев, а также тех, кто по какой-либо причине испрашивал вид на жительство. Последняя категория особенно интересовала бургомистра по вполне понятной причине — если люди бегут под землю в то время, когда надо бы бежать из-под нее и от нее, — значит, у этих господ есть какие-то неординарные планы…

Гаргантюа давно знал, что в его подземном притоне есть некая спецзона, в которую не пробился еще ни один из его «псов», и даже клятые и тертые разведчики, которых он пытался нанять на службу, с этой миссией не справились.

Такое соседство всегда вызывало у Гаргантюа некоторое чувство назойливого дискомфорта. Выходило, что он здесь хозяин, но как бы и не хозяин… То есть хозяин до поры до времени, а есть еще кто-то, для которого он, Гаргантюа, сущая сявка. Чувство это обострилось на фоне Великого Приговора во много крат, и все последние восемь лет стремление разгадать проклятую тайну спецзоны стало для «начальника крыс» навязчивой идеей.

Действовать каким-то другим способом, например подорвать закрытые туннели, Гаргантюа боялся. Но страх этот постепенно улетучивался, и где-то в тайной канцелярии своей души рыжий бургомистр уже подумывал о такой возможности, даже запланировал время закладки зарядов — за несколько часов до начала Великого Приговора.

Пока что было время и можно было продолжать игру, устраивать слежки, попросту выпасать свой и без того нелегкий народец. Что же до чужаков и новых, так сказать, посетителей — им уделялось первостатейное внимание.

Гаргантюа был щедр. Консульство его представляло собой не что иное как пиршественный зал, где гостей усаживали за длинный стол и отменно угощали, тайно записывая все без исключения разговоры, снимали все телодвижения, перемещения, фиксировали и анализировали все, включая мимику, жесты.

Корабли гостей, пока они собеседовали и гурманствовали в пиршественном зале, перетряхивали до последнего микрочипа памяти, до последнего рулона туалетной бумаги, на которой могли, к примеру, быть записаны какие-нибудь секретные инструкции, касающиеся спецзоны.

Прилет столь значительных гостей: мэтра Флориана, Одиссея-Киклопа и его сына Гулливера-Черепка с командой головорезов и еще трех весьма опекаемых персон, чьи имена были объявлены заранее, — ровным счетом ничего не объяснял бургомистру, однако он понял дело так, что вокруг этих персон вьется какая-то интрига, едва ли не главная на встрече.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Гаргантюа приказал накрыть стол на двадцать персон. Для обслуги нагнал отборных девиц из борделей притона, шепнул начальнику своей тайной службы включить все скрытые камеры и, как полагалось, возглавил пир…

— Консульство моего скромного города-государства приветствует вас, господа промышленники и дельцы вольного космоса! Ваш визит честь для меня, и я хотел бы, чтобы все вы чувствовали себя непринужденно, отбросили печальные мысли нашего времени и порадовали доброе сердце Гаргантюа вашими речами, поделились со мной своими планами и приняли, если того пожелаете, гостеприимство нашего города на любое время. Располагайте всем, чем располагаю я, господа! Ваши дракары и фрегаты будут находиться в подземных спусковых шахтах и обслуживаться при необходимости лучшим персоналом киберов-технарей, проданных нам уважаемыми утильщиками нашей планеты-матери, нашей любимой Пестрой Мары. Именно она, наша планета-матерь, предоставила нам статус нейтральной территории еще пятьдесят лет назад в бытность моего предшественника Хосе Палладина. Хосе почитался за великого подвижника, хранителя кодекса вольного космоса и всех заповедей мудрых утильщиков, наших благодетелей и добрых отцов! Увы, я лишь его бледная тень, но все же я, как и он, всегда гордился союзом между отважными пиратами и Гильдией утильщиков — подлинных творцов прогресса нашей системы! Мой первый тост, господа, за них, за утильщиков Пестрой Мары! За вас, мэтр Флориан!

— Чертова гибель первоклассной жратвы! — шепнул под принятие первого тоста Дарий Скилур Терцинии, сидевшей напротив. — Откуда это у них?

— Лучше спроси о том, кто мы здесь: пленники или гости?

— Тебе не хватает лучемета, зажатого между коленками?

— О какой из двух моделей ты говоришь, дорогой?

Дарий Скилур подавил смех, впиваясь зубами в баранью лопатку.

Дамиан Гомер сидел напротив Одиссея-Киклопа. Гулливер-Черепок — напротив мэтра Флориана. Все переглядывались. Ели с аппетитом. Полуодетые татуированные поджарые девицы разливали вино из старинных бурдюков, виляли задами и задавали несколько иное настроение остальной части пирующих — капитанам и бомбардирам дракаров, а также нескольким приглашенным гражданам — завсегдатаям притона.

— Моя бригада в экипировке смотрелась бы здесь гораздо лучше, чем эти проститутки! — язвительно заметила Терциния, придав себе боевой вид. Реплика повисла в воздухе, но все ближайшее окружение посмотрело на Терцинию с уважением.

— Разрази меня плазма! — воскликнул Одиссей-Киклоп, хлопнув в ладоши. Глаз за стеклом его неразлучного монокля словно бы прилип к стеклу и увеличился вдвое. — Дамиан, друг мой, нам так еще и не представилась возможность поговорить по душам. Мой сынок, мой Черепок, смотрит на тебя как на диво. Уж ты прости своего бывшего капитана… Наши дороги давно разошлись. Ты стал цивильным человеком и женился, я слышал… У тебя есть дом на Снежной Ладе… Я бы соврал, если бы не сказал, что тебе повезло больше, чем кому-либо из бывших контрабандистов. И все же, все же, сейчас и твоя удача уравнялась с удачей любого из этих парней, то есть она превратилась в нуль…

Я уже говорил мэтру Флориану: жизнь без надежды как слепая старуха-поводырь… К чему это я? Ах да! Назови мне, старому бродяге, причину, по которой я не буду иметь морального права реквизировать твой фрегат, который так нужен мне сейчас, мне и всей моей братве, желающей спасти свои шкуры! Между прочим, мой сынок, мой Черепок, рисковал ради тебя своей жизнью…

Гомер отпил вина из дорогого, инкрустированного самоцветами кубка, промокнул губы накрахмаленной салфеткой.

— Твой сын рисковал жизнью не ради меня, а ради своей добычи. Ради нее он готов был схлестнуться с патрульными перехватчиками, но одержал моральный перевес, выждав, пока те ретировались. Так точней, Оди.

— Все так и было, сынок?