Юность Остапа, или Тернистый путь к двенадцати стульям - Михаил Башкиров

- Проверить можно.

- Не можно, а нужно, и без промедления, а то будет поздно.

Через час мы с Бендером припали носами к мутным стеклинам кавалергардской дворницкой.

Там двое, в новых брезентовых фартуках с бляхами резались в карты.

Рядом высились девственные метлы.

- Который Ленин? - спросил я шепотом. - Тощенький?

- Да ты на другого смотри.

- Это же грузин, тот самый, с Финляндского вокзала, познакомившийся с твоим булыжником.

- Попались, большивечки!

Мы осторожно перебрались к окну с открытой форточкой.

Тощенький вдруг отшвырнул карты:

- Коба, ты опять смухлевал!

- Расклад такой, уважаемый кацо, Михаил Иванович Калинин, - грузин любовно потеребил усы. - Расклад.

Мы удалились, не замеченные, игроками возобновившими партию.

- Давай-ка, Остен-Бакен, сдадим этих олухов ближайшему шпику и продолжим погоню за Лениным.

- Вон как раз один из-за столба фонарного выглядывает. В котелке, с тросточкой и моноклем.

- Они бы еще на лбах у себя писали заглавными буквами название ведомства, - Остап досадливо сплюнул. - Нет, с кем приходится иметь дело...

Мы прогулочно и беззаботно миновали пустынную мостовую.

- Чего изволите? - шпик прогнулся и осклабился гнилыми зубами.

- Почем берешь за немецкого агента?

- Смотря по весу: За Ленина сто червонцев не пожалею.

- А за соратников?

- Имеется адресок? - шпик выдернул из кармана узкую записную книжку и обгрызок синего жирного карандаша.

- Мы согласны отдать грузина за полцены.

- Грузина? - переспросил шпик, возвращая блокнот в карман, отяжеленный револьвером.

- В кавалергардской дворницкой сидит - по кличке Коба.

- Уморили, ой уморили, - шпик прислонился к столбу. Чтобы я вам платил червонцы за нашего человека.

- Шутите?

- Пшли отсюдова к чертовой бабушке, Шерлок-Холмсы недоделанные. Не мешайте профессионалам тайного сыска.

- Теперь двинули в морг, - сказал Остап решительно.

- Думаешь, за свежемороженого Ленина тоже заплатят?

- Это мозги у тебя свежемороженые... Морг - самое надежное место в городе для нелегального пребывания.

Служитель, провонявший формалином, долго пялился на нас из-под сонных век.

- Папаньку, родненького, давеча тараканы с нагайками затоптали, прямо в кухне, - запричитал Остап. - Маманька говорит, без папаньки не возвращайтесь!

- Идите, шукайте , только в обморок не падайте. У меня нашатырь казенный на исходе.

- Сдюжим,- Остап обернулся ко мне. - Ты, кажется, уже посещал анатомический театр по контрамарке?

- "Разделка безымянного трупа" - в трех частях, без антракта и буфета.

Служитель, натужно крякнув, открыл дверь ледника.

- Пожалуйте, господа хорошие.

Остап шагнул первым к скорбным заиндевелым стеллажам.

Дверь за нами закрылась тихо и надежно.

Мы медленно и настороженно крались вдоль неподвижных желтых пяток.

Вдруг впереди, откуда лился зыбкий неровный свет, раздался осипший голос:

- Товарищ Орджоникидзе, ну вы опять скидываете не в масть.

- Ах, товарищ Аллилуев, я не нарочно. Пальцы едва сгибаются.

- А вы картишки к пузу прижимайте, к пузу.

- Соскальзывают.

- Кажется, опять кто-то родственников ищет?

- Ложитесь быстрей, Григорий Константинович, да не туда, не туда, а то в прошлый раз я вас с трудом отклеил от этой женщины.

- Карты, карты спрячьте.

- Мы их сюда, под дедушку.

Наступила мертвая тишина.

Остап громко кашлянул и повернул к выходу.

- У вас там, знаете, покойнички слишком разговорчивые, - сказал Остап зевающему служителю.

- Льду маловато, вот гады и оттаивают.

- Большевики?

- А как же, самые стойкие.

После морга мы передислоцировались в центр - но и здесь нас поджидала неудача.

Навстречу нам двигалась толпа ошалелых зевак. Они явно сопровождали какое-то шествие.

- Ну все, кранты, нас опередили, - сказал Остап грустно-грустно. - Ленина поймали.

- Посмотрим, а?

Усиленно работая локтями, животами, головами, коленями и языками, мы кое-как пробились к цели.

Но Ленина так и не увидели - ни живого, ни мертвого, ни полуживого, ни полумертвого, ни настоящего, ни фальшивого.

Ядром всеобщего внимания была свирепого вида псина, восседавшая в черном лакированном открытом английском автомобиле.

- Какая это порода? - спросил я Бендера с восторженным придыханием.

- То ли буль-буль-муму, то ли муму-буль-буль, точно не помню.

- Как вам не стыдно, молодой человек! - атаковала Остапа ближняя старушка с растрепанным ребристым зонтиком, используя сию принадлежность на манер легкого меча. - Как не стыдно! Не узнать знаменитейшую ищейку Тгефа!

Блокируя обеими руками вялые удары зонтика, Остап вежливо поинтересовался:

- Теперь все столичные собаки будут разъезжать в автомобилях?

Зонтик активизировался, несмотря на потрескивание каркаса.

- У Тгефа особое задание!

- Смущать нравственность законопослушных граждан?

- Ленина вынюхивает, Ленина, гегманского гезидента.

- Бабусь, а чего псина бабочку на шею нацепила? Траур по рухнувшему абсолютизму?

- Это пгезент самого Кегенского Александга Федоговича!

- Понятно, больше вопросов не имеем.

Мы втиснулись в спасительную толпу, которая могучей волной отнесла от нас чересчур бойкий зонтик и чересчур осведомленную старушку.

- Нам бы такую транспортную единицу, Остен-Бакен, сказал мечтательно Бендер, оправляя подмятые любопытствующей стихией одежды. - Мы бы Ленина из под земли достали.

- Да, ноги уже отказываются маршировать.

- Спокойно, еще пара переходов - и будет объявлен бивак, с женщинами легкого поведения, струнной музыкой и холодной сладкой простоквашей.

Но вместо простокваши нас засосал очередной уличный водоворот.

По мостовой, под усиленным вооруженным конвоем, вели на задних лапах гневно рычащего медведя.

- Почему ты, Остен-Бакен, не спросишь, какой породы это замечательное, исконно русское, сказочно-фольклорное животное?

- Вот именно - гусское!

Между мной и Остапом вклинилась до боли надоевшая старушка с неунывающим зонтиком.

- Бугого медведя, сибигского пгоисхождения, Ленин собственногучно вскогмил холодными котлетами. Завтгакает, понимаете, господин Ульянов , на швейцагском кугогте, а в связи с личными пгоблемами семейного свойства наблюдается частичное отсутствие аппетита. Ну, он тогда на велосипед - и к телеггафу и недокушанную котлетку, ценной бандеголью медведю нашенскому, в зоосад.

- Котлеты, видно, были не совсем свежие. Вон как, выкормыш, жалуется.

- Ошибаетесь, молодой человек, ошибаетесь. Звегушка благодагность публично выгажает и хочет лично засвидетельствовать свое почтение благодетелю.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});