Странный Томас - Дин Кунц

Но после смерти, как и в жизни, Элвис устанавливает собственные правила. Он, похоже, может нарядиться в любую одежду, которую носил на сцене, в кино, в повседневной жизни. И такое дозволено только ему.

Я где-то прочитал, что, наглотавшись снотворного и депрессантов, он умер в нижнем белье, а может, в пижаме. Некоторые говорили, что его нашли в банном халате, другие это отрицали. Однако я его в такой домашней одежде не видел никогда.

Нет сомнений в том, что он умер в своей ванной в Грейсленде, небритый, уткнувшись лицом в лужу рвоты. Это отмечено в заключении коронера.

К счастью, меня он всегда приветствует чисто выбритым и без висящей на подбородке блевотины.

В данном случае, когда я сел за руль и закрыл водительскую дверцу, он улыбнулся и кивнул. Только улыбка у него на этот раз была необычно грустной.

Он протянул руку, похлопал меня по плечу, определенно выражая сочувствие, возможно, даже жалея меня. Я этому удивился и даже немного расстроился, поскольку вроде бы не страдал ничем таким, что могло вызвать подобные чувства.

Сейчас, когда 15 августа осталось в прошлом, я не могу сказать, как много знал Элвис о тех ужасных событиях, которым только предстояло произойти. Подозреваю, что все.

Как и другие призраки, Элвис не говорит. И не поет.

Иногда танцует, если в настроении. Движения у него, конечно, плавные, но до Джина Келли[29] ему далеко. Я завел двигатель и наугад включил си-ди. Терри держит в автомобиле шесть дисков с лучшими записями своего идола.

Когда из динамиков донеслись первые слова «Подозрительных мыслей», Элвис удовлетворенно кивнул. И пальцами выбивал ритм на приборном щитке, когда я выехал из Кампс Энда.

К тому времени, когда мы подъехали к дому чифа Уайатта Портера, расположенному в куда лучшем районе, мы уже слушали «Мама любит розы» из «Рождественского альбома Элвиса». Под эту песню Король рок-н-ролла пустил слезу.

Я предпочитаю не видеть его таким. Закаленный испытаниями рокер, поющий «Синие замшевые шузы» с наглой улыбкой, даже ухмылкой, нравится мне гораздо больше.

Дверь открыла Карла Портер, жена Уайатта. Стройная, очаровательная, с зелеными, как лепестки лотоса, глазами, она постоянно излучает уверенность в завтрашнем дне и оптимизм, чем разительно отличается от мужа с его вечно печальным лицом и скорбным взглядом.

Подозреваю, что только благодаря Карле работе не удалось сломать Уайатта. Каждому из нас нужен источник вдохновения, гарантия того, что надежда не обратится в прах, и все это Уайатт находил в Карле.

— Одди, как приятно тебя видеть. Заходи, заходи. Уайтатт во дворе, готовится сжечь на гриле вполне сносные стейки. У нас сегодня гости, но еды больше чем достаточно, так что я надеюсь, что ты останешься.

Она вела меня через дом к двери во двор, не подозревая о том, что Элвис составляет мне компанию в настроении, свойственном «Отелю, где разбиваются сердца».

— Благодарю вас, мэм, — ответил я, — мне очень приятно получить такое приглашение, но, к сожалению, сегодня вечером я занят. И заехал только для того, чтобы быстренько перекинуться парой слов с вашим мужем.

— Он будет рад увидеть тебя, — заверила она. — Он всегда тебе рад.

Во дворе она вверила меня Уайатту, который был в фартуке с надписью: «ПОДГОРЕВШЕЕ И ЖИРНОЕ ЛУЧШЕ ИДЕТ С ПИВОМ».

— Одд, надеюсь, ты пришел не для того, чтобы испортить мне вечер, — улыбнулся чиф Портер.

— Такого намерения у меня нет, сэр.

Чиф работал сразу на двух грилях. Один, газовый, предназначался для овощей и кукурузных початков, второй, на угле, для стейков.

Солнцу предстояло еще два часа скатываться к горизонту, за долгий день в пустыне бетон внутреннего дворика накопил немало тепла, над обоими грилями стояло марево горячего воздуха, так что пота, который должен был градом катиться с чифа, могло хватить на то, чтобы заполнить пересохшее море, в незапамятные времена плескавшееся на месте Пико Мундо. Однако кожа у него была такой же сухой, как у звезды рекламного ролика средства от пота.

За много лет я лишь дважды видел чифа Портера потным. В первом случае, когда очень плохой человек нацелил ему в живот ружье с расстояния в каких-то два фута, да и второй был не менее драматичным.

Оглядывая миски с картофельным салатом, кукурузными чипсами и салатом из свежих фруктов, стоявшие на столе, Элвис, похоже, быстро потерял интерес к угощению, когда понял, что сандвичей с ореховым маслом и высушенными бананами не будет. А потому переместился к бассейну.

После того как я отказался от бутылочки пива «Корона» и мы с чифом сели на пластиковые стулья, стоявшие на лужайке, он спросил:

— Опять общался с мертвыми?

— Да, сэр, без этого никуда. Но сегодня речь пойдет не о мертвых, а о тех, кто скоро могут ими стать.

И я рассказал ему о Человеке-грибе, с которым сначала столкнулся в ресторане, а потом в торговом центре «Зеленая Луна».

— Я видел его в «Гриле», — кивнул чиф, — но он не показался мне подозрительным, просто… неприятным.

— Да, сэр, но у вас не было возможности увидеть его поклонников, — и я описал встревожившую меня свиту бодэчей.

А когда перешел к визиту в маленький домик в Кампс Энде, сочинив малоубедительную байку о том, что боковая дверь была открыта, вот я и вошел, предполагая, что кому-то требуется помощь. Тем самым избавил чифа от соучастия в совершенных мной преступлениях: взломе и незаконном проникновении в чужое жилище.

— Я не канатоходец, — напомнил он мне.

— Знаю, сэр.

— Но иной раз хочешь, чтобы я шел по очень тонкой струне.

— Я уверен, вы прекрасно держите равновесие, сэр.

— Сынок, звучит все это, как собачье дерьмо.

— Может, и звучит, сэр, но я говорю от чистого сердца.

Рассказывая о том, что я обнаружил в доме, я не упомянул ни о черной комнате, ни о «туристах», которые через нее проследовали: даже такой человек, как Уайатт Портер, симпатизирующий мне, с широким кругозором, станет скептиком, если обрушивать на него слишком уж много экзотических подробностей.

Когда я закончил, чиф спросил: «Что привлекает там твое внимание, сынок?»

— Сэр?

— Ты постоянно поглядываешь на бассейн.

— Это Элвис, — объяснил я. — Он как-то странно себя ведет.

— Элвис Пресли здесь? Сейчас? В моем доме?

— Он ходит по воде, взад-вперед, и жестикулирует.

— Жестикулирует?

— Это не грубые жесты, сэр, и они обращены не нам. Он, похоже, спорит сам с собой. Иногда я волнуюсь из-за него.

Вернулась Карла с первыми двумя гостями.

Практически приблизившийся к порогу тридцатилетия, Берн Эклс лишь два месяца тому назад поступил на службу в полицию Пико Мундо.

Лизетт Райнс, специалист по накладным ногтям, также была и заместителем менеджера в процветающем салоне красоты, принадлежащем Карле и расположенном на Оливковой улице, в двух кварталах от «Гриля».

Эти двое приехали не вместе, но я видел, что чиф и его жена решили взвалить на себя обязанности сводни.

Поскольку Эклс ничего не знал, и никогда бы не узнал, про мое шестое чувство, он не мог взять в толк, кто я, собственно, такой, и еще не решил, нравлюсь я ему или нет. А главное, он не мог понять, почему у чифа всегда, даже если дел выше крыши, находится для меня время.

После того как прибывшие гости получили по полному стакану, чиф попросил Эклса на несколько минут пойти с ним в его кабинет.

— Я свяжусь по компьютеру с центральной информационной системой ДТС,[30] а ты сделаешь для меня несколько звонков. Нужно проверить одну странную пташку из Кампс Энда.

Шагая к дому рядом с чифом, Эклс дважды оглянулся на меня. Может, думал, что в его отсутствие я попытаюсь подкатиться к Лизетт Райнс.

Когда Карла вернулась на кухню, где готовила десерт, Лизетт уселась на стул, который только что занимал чиф. Двумя руками держала стакан с кокой, сдобренной апельсиновой водкой, пила маленькими глоточками, после каждого облизывала губы.

— Как тебе вкус? — спросил я.

— Похоже на подслащенную сахаром жидкость для мытья посуды. Но я иногда ощущаю недостаток энергии, а кофеин помогает ее восполнить.

Она пришла в желтых шортах и желтой же блузке с оборочками. Так что выглядела, как лимонное пирожное с белой глазурью-волосами.

— Как поживает мама, Одд?

— У нее все в порядке.

— Я так и думала. А отец?

— Собирается быстро разбогатеть.

— Каким образом на этот раз?

— Продавая недвижимость на Луне.

— И как можно ее купить?

— Ты платишь пятнадцать баксов и получаешь сертификат на владение одним квадратным футом лунной поверхности.

— Но ведь Луна не принадлежит твоему отцу, — в голосе Лизетт слышалась едва заметная нотка неодобрения.

Девушкой она была милой и не хотела никого обижать, даже если понимала, что человек поступает нехорошо.