Будь осторожен со своими желаниями - Никита Миронов

– Ой, любимый. Когда-нибудь ты научишься ценить всё то, что у тебя и так есть, и поймёшь, что всё то, чего ты хочешь, можно добиться, но всё то, что есть у тебя сейчас, потерявши однажды, назад не вернёшь. Запомни эти слова, любовь моя. А теперь иди ко мне, мой мечтатель. Я поцелую тебя и лягу спать. И ты иди, потому что завтра у тебя последний день и доклад, и ты должен выступить лучше всех. Вместе с Женей. Надеюсь, что ты готов, и мне не о чем волноваться.

– Конечно, мама. Тебе не о чем волноваться. Я всё сделал. Как всегда, – я подполз к маме поближе, чтобы она могла меня поцеловать. Мы обменялись поцелуями на ночь, я спрыгнул с её кровати и направился в свою комнату.

– Моть? – позвала меня мама.

– Да, мам?

– Поосторожнее с желаниями, любимый. Они иногда сбываются.

– Знаешь, было бы просто чудесно, если бы моё желание сбылось.

– Ты этого не знаешь, – подвела она. – Я люблю тебя, сынок. Спокойной ночи. Спи сладко. Ложись сразу, завтра тяжёлый день.

– Я тоже тебя очень сильно люблю, мамочка, – ответил я и отправился в кровать.

Несколько следующих минут я не мог уснуть. Сон просто не накрывал меня. Я так яростно рассказывал маме о своём желании, что в конце концов почти поверил в то, что это всё может сбыться. А ведь было бы так здорово, если бы моё желание превратилось в реальность. Сколько бы всего я смог бы сделать. Какие бы возможности передо мной открылись. Но, к несчастью, всё это только мечты, которые вряд ли когда-нибудь воплотятся в реальность. Ладно. Завтра у меня действительно трудный день, и мне, правда, лучше бы выспаться. Тем более что помимо школы завтра, у меня будет чудесный остаток дня, который я проведу с Женей. Завтрашний день полностью удастся, я в этом ни капельки не сомневаюсь. На улице, как и положено в это время года, было ужасно душно. За день весеннее солнце так нагрело воздух, что вечером в доме практически нечем было дышать. Перед сном я, как обычно, открыл большое окно, чтобы хоть немного свежего воздуха могло проникнуть в мою комнату. Ночь была удивительно тихой, разве что из окна можно было услышать звук машин, проезжающих мимо нашего дома, и изредка взрывы салютов где-то очень далеко. Выглянув в окно, можно было увидеть множество других окон, в которых ещё горел свет. Времени было не много, всего одиннадцать часов, поэтому, этот факт был понятен и объясним. Вдалеке можно было услышать звуки радио или музыки, играющей очень громко в чьей-то машине. Если приглядеться повнимательнее, то можно разглядеть огни, горящие над продуктовым магазином, который, должно быть, ещё не закрылся. Луна была хорошо видна в безоблачном столичном небе. Даже можно было увидеть небольшое количество звёзд, повисших здесь. Ночь стояла удивительно тихая и спокойная. Она только родилась и уже призывала нырнуть в неё с головой современную молодёжь, а тех, кто постарше, забирала к себе в сонные объятия. Ещё один день подошёл к концу, на очереди рождение нового дня. Нового дня и новых событий. Рождение уже было на носу, а я ещё не попрощался с прежним днём. Моё постельное бельё несколько часов назад я вытащил из стирки, так что сейчас я прохлаждался в объятиях свежих подушек и чистого одеяла. Полежав ещё немного и подумав о происшедшем сегодня, вчера, о том, что может произойти завтра, я медленно, сам того не замечая, пустился в объятия ангела сна, который забрал меня куда-то далеко-далеко до самого утра.

5.

Для меня просыпаться рано утром никогда не доставляло особого труда. Я вставал всегда к семи часам утра, отправлялся на утреннюю пробежку, где не встречал своих знакомых, которые в пять ртов кричали мне, о том, что завтра они точно пойдут бегать со мной. Но, видимо, лежать в кровати и видеть красочные сны им намного интереснее, нежели по три круга оббегать наш районный парк утром. Но не мне об этом судить. Я оббегал его каждое утро, за исключением выходных, потому что тоже любил иногда поспать подольше. После я приходил домой, принимал душ, чистил зубы, как любой другой человек. Завтракал в одиночку, поскольку мама моя являлась чемпионом в недавнем олимпийском виде спорта, называвшем себя «Ещё чуть-чуть». Мама забирала золотые медали во всех категориях каждый день. Я по привычке выпивал чашку чая, съедал зелёное яблоко, одевался и отправлялся в школу. Но только не сегодня, что очень сильно меня удивило. Сегодня я составил маме достойную конкуренцию. Будильник прозвонил над моим ухом ровно в шесть пятьдесят утра, но я отключил его и продолжил наслаждаться компанией прохладного одеяла и мягкой подушки. Далее телефон прозвонил ещё три раза: в семь ровно, в половину восьмого и в восемь. После чего телефон раздался звуком уже не будильника, а звонка.

– Да, мам, ты что-то хотела? – сквозь сон, ответил я на звонок.

– Да так, особо ничего, – начала мама с тонкой ноткой сарказма в утреннем голосе. – Хочу, чтобы ты сходил за молоком и хлебом. А точно, и за моей сумкой в машину, хорошо?

– Да, конечно, – ответил я, не заподозрив никакого обмана.

– И ещё кое-что… – продолжила она.

– Да что же это?

– Ну это мелочи, я бы хотела, чтобы ты поднялся с кровати, – в этот момент я почувствовал, как в её голосе появилась нотка злости, и он погрубел, – и отправился в школу, ленивый тюлень.

– А точно, понятно, – ответил я, приняв в своём сознании суровую реальность, которая подтверждала то, что сегодня предпоследний, а не последний день, и идти в школу мне всё же придётся.

– Моть, занятия начинаются через полчаса, – продолжила мама, – если ты не успеешь за это время принять душ, поесть, одеться и успеть к занятиям, Валерия Ивановна тебя просто уничтожит. Тем более что ваши с ней отношения не так уж и хороши, как бы мне этого хотелось, а если ты ещё и опоздаешь в последний день на её единственный урок, не думаю, что она будет так мила и поставит тебе четыре. Давай скорее.

Итак, знакомьтесь, Валерия Ивановна. – Здравствуйте, Валерия Ивановна. Здравствуйте, Валерия Ивановна. Доброе утро, Валерия Ивановна. Как ваше здоровье, Валерия Ивановна. Каждое утро, каждый дурак должен был подойти к нашему учителю и сказать ей что-нибудь приятное, чтобы она оставалось доброй до конца дня. Не ищите ошибки, я употребил верное слово: «должен». Сейчас объясню. Валерия Ивановна была не самой любимой нашей учительницей в школе, но мы должны были её уважать и почитать. Мы должны были. Мы, в моём понимании, – это весь наш класс. Мы должны были не так, как все, хотя другие тоже были должны. Но мы особенно, хотя бы потому, что Валерия Ивановна являлась нашим классным руководителем. А это значит, что с пятого класса она являлась нашей «второй мамой». В родительском комитете её не любили точно так же, как и в классе. Она была ворчливой, старой, всё время что-то требовала от нас. Не знаю точно, откуда можно начать прослеживать её биографию, но начну с того момента, как она появилась в школе. Произошло это задолго до моего появления на свет. Валерия Ивановна была учителем ещё у моего папы, и как потом она сама утверждала, – его любимым учителем. Я этого никогда не мог ни подтвердить, ни опровергнуть, сами знаете, почему. Работала с детьми она уже очень долго, и, должно быть, за этот огромный отрывок времени научилась их ненавидеть. Наш класс, по её словам, был последним, она говорила нам о том, что как только закончится наш выпускной, она заполнит все оставшиеся бумаги и отправится на пенсию куда-нибудь в деревню, где сможет заботиться о садике и о маленькой собачке, которую подарила ей её дочка. Валерия Ивановна была маленького роста, тощего телосложения, и когда проходила по коридорам, слегка шаталась из стороны в сторону, будто голландский парусник. Волосы её были такого насыщенного багрового цвета, что казалось, будто она просто опускала свои волосы в банку с краской, а потом ждала, когда они высохнут, чтобы заплести их в пучок, которым красовалась по всей школе. Мальчики всех возрастов очень любили этот самый пучок, потому что туда всегда можно было закинуть ластик, маленький карандаш, булавку и всё что угодно. Морщины на лбу и других заметных областях лица Валерии Ивановны свидетельствовали о том, что за годы своей практики она вдоволь нервничала и была готова закопать всех, кто заметит их и скажет о них хоть что-то. Дети начинали смеяться каждый раз, когда она заходила в кабинет. Это не из-за того, как она ходила, но из-за её очков. Видела она плохо, по причине своей старости, и поэтому нуждалась в довольно большом увеличении. Линзы в её очках походили на маленькие тарелочки, а размер глаз, который можно было увидеть в этих очках, был просто огромный, поэтому всякий раз, когда она отзывалась и поднимала голову, нам казалось, что два огромных глаза катаются по тарелкам. Маленькие чёрные усики над губой Валерии Ивановны нас всегда пугали, поэтому мы старались близко к ней не подходить. Губы она имела привычку красить в цвет волос. Такой же насыщенный багровый цвет, будто она вампир, который только что имел удовольствие отведать чьей-то крови. Одеться она любила роскошно. Сынок Валерии Ивановны работал на нефтяной бирже, поэтому она никогда особо не имела проблем с деньгами. Финансовой поддержки её сына и зарплаты в школе ей хватало на то, чтобы каждое лето отправляться в Италию, которую она так сильно любила. В моменты счастья и отличного настроения она рассказывала нам о том, как любила отправляться в Венецию на несколько дней, гулять там по узким улочкам, которые никогда не осквернялись ни машинами, ни какими-либо другими средствами для передвижения, помимо ног. Сперва она прогуливалась по улочкам, а затем, по её словам, присаживалась в одной из огромного множества кофеен и просто наслаждалась чудесным напитком и невероятно красивым видом. Ну так вот, одеться она любила дорого, но не экстравагантно. Ну, вы знаете, порой на улицах можно встретить пожилую даму, разодетую, как клоун, с огромной шляпой на голове. Таких, как правило, немного, но они существуют. Валерия Ивановна была не такой. Все её наряды были строги и сдержанны. Но цветовой спектр, признаться честно, был самый разный. От тёмного или чёрного, как сама тьма, до ярко-алого, как кровь. К нарядам этим обычно прилагалась недешёвая бижутерия, которая, как ни странно, сюда очень даже вписывалась. А когда она надевала одно из любимых платьев нежно-розового цвета, подключая к нему жемчужное ожерелье, подаренное ей нашим прежним директором, который был в неё влюблён без памяти, она походила на этакую Долорес Амбридж. А порой, когда острая пелена гнева затмевала ей глаза, ученики отзывались о ней, как о настоящей Медузе Горгоне. В общем, на протяжении всего ученического опыта, который она могла нам предоставить, мы, пожалуй, запоминали всех древнегреческих монстров, египетских злых богов и норвежских чудищ, накладывая их образ на нашу дорогую и всеми любимую учительницу. Как я уже упоминал ранее, Валерия Ивановна обожала обходить школьные коридоры. Причём, обожала делать это каждую перемену. – Для чего? – подумали сейчас вы. Я объясню. Она очень любила слушать то, как её приветствуют ученики. Как сообщают ей о добром утре. Как улыбаются ей. Некоторые особо энергичные лизоблюды, любили повторять ей каждую перемену, какая у неё красивая причёска сегодня, притом что причёска была одна и та же в течение, я полагаю, последних двадцати семи лет. На всех старых корпоративных фотографиях, гордо вывешенных в школьном холле, причёска не менялась с тысяча девятьсот восемьдесят пятого года. СССР развалился, а причёска осталась нетронутой. Особое внимание стоит обратить на то, как она ходила: она любила накинуть себе на спину старый, но верный ей чёрный платок, словно это роскошная шуба, которую надевали короли, когда проходили по своим владениям. Очки, имеющие более изящную оправу и не такое сильное увеличение и без того не маленьких глаз. Надевая свои королевские «доспехи», она расхаживала по коридорам медленно и претенциозно, нацеливая свой взгляд на каждого, кто шёл ей навстречу, чтобы не упустить сладость, проливавшуюся из его уст. И если ты, будучи учеником, не поздороваешься с ней каждый раз, при виде её, тебя ждёт длинная лекция на тему правильного отношения к старшим, и если такой неудачник попадался, дети, проходившие мимо, могли не здороваться с ней, потому что точно знали, что сейчас она занята более важным делом и беспокоить её не стоит. Мои с ней отношения имели такой же эпичный характер, как и у фильма «Властелин Колец» Питера Джексона. Отношения наши походили на натянутую струну гитары, которая вот-вот порвётся. И порваться, по моим прогнозам, она должна была ещё до того, как я официально закончу десятый класс. Единственное хорошее, что я точно могу сказать, это то, что свой предмет она знала просто восхитительно. И даже особо «острые» ребята, которые давали ей наиболее смешные прозвища, не могли поспорить с тем, что знания она умеет давать и делает это с профессионализмом. Когда она начинала новую тему или рассказывала что-то из того, что знала сама, мы все погружались в её собственный, отдельный мир. Интересный и познавательный. Её особая сила была в том, что она любила свой предмет и хотела заинтересовать нас. Она хотела подарить нам знания, чтобы мы абсолютно точно что-то запомнили и могли бы использовать это в будущем как особое лингвистическое оружие. А как только звенел звонок, она вставала с кресла, официально сообщала о том, что урок окончен, и отправлялась в коридоры за новой порцией сладкой лжи. Да, и ещё она обожала путешествовать. Она очень любила возить нас на всякого рода экскурсии, и показывала нам новые места, и рассказывала, что, и где, и как получилось. В этом ей тоже не было равных. А в остальном, в опросах хороших взаимоотношений между учеником и учителем, она, скажем так, нуждалась в большом справочнике «для чайников». Хорошие оценки она ставила только тогда, когда другого выхода уже не было и придраться было не к чему, поэтому к её уроку все готовились тщательно и заучивали всё назубок, чтобы, когда она задаст вопрос с подвохом, мы были готовы. Причём, порой у учителей бывают любимые ученики или отличники, которые идут на медали, и все учителя знают, что лучше не портить им судьбу, да и потом, зачем это делать, если можно просто поставить оценку. Хорошую, очень хорошую. Поставить, даже если она с натягом. У Валерии Ивановны таких не было. У неё не было любимчиков, и в учительском составе у неё никогда не было друзей. Да и не сказать, что её это очень волновало. Она всегда ставила так, чтобы ты понял, что ты не выучил материал. Поэтому для того, чтобы не заработать плохую оценку, все ребята, включая меня, зубрили весь материал до посинения. Техника эта работала, но за это её все ненавидели. И по велению судьбы или по приказу кого-то сверху предмет, который она вела, являлся моим самым любимым, а именно литературой. Я думаю, что вы уже догадались, почему. Как бы мне ни горько было это признавать, но мне всегда безумно нравилось, как она преподавала, а вот ей, как я учился, не нравилось никогда. Мы с Валерией Ивановной всегда были на своей, особой волне, на которой мы понимали, что я отлично разбираюсь в её предмете. Я понимаю, оцениваю, принимаю внутренний мир любого персонажа, могу объяснить и описать его. Мы с ней знали, что у меня довольно неплохо получается писать, и что ей самой нравится, как я пишу. Мы знали это, но никогда не уходили дальше четверки. И то, каждый раз, когда она ставила эту несчастную четвёрку, я видел такую боль в её глазах, сравнимую только разве что с потерей близкого человека. Складывалось ощущение того, что они с тройкой давно затевали план, как бы этой самой тройке проникнуть в мой дневник, но каждый раз, когда они в конце четверти заглядывали в журнал, план разрушался, и они вместе отправлялись в бар, чтобы выпить и забыться. В общем и целом, Валерия Ивановна точно не была кандидатом на звание «лучший учитель в школе», даже с учётом того, что преподавала она просто блестяще. Со всем её арсеналом знаний и умений она не обладала, пожалуй, самым главным оружием, которое необходимо любому учителю, – добротой и лаской. Никто не знает, почему она такая, почему она так сильно нас не любила или не любила это место, но мы всё же ждали дня, когда она станет доброй и хорошей. Но этот день так и не наступил. Но для меня однажды наступил другой день. День, который перевернул моё представление о ней как о человеке раз и навсегда.