«Если», 2006 № 05 - Журнал «Если»

— Спите, — говорю я им.

Тело устало до изнеможения, и я вижу, как эти четверо сразу засыпают мертвым сном. Сам я уснуть не могу. У девушки, видимо, болевой шок. Я лишь ухудшил ее состояние, когда нес на плече. Вполне возможно, что у нее внутреннее кровотечение.

Я гляжу на ее мертвенно бледное лицо и утешаюсь лишь тем, что останься мы тысячей метров выше, она бы точно погибла.

Так я сижу довольно долго, с остывшим сердцем, без сна.

Я всегда был сильным, даже в детстве, еще до первого согласия. Я был выше, крепче, выносливее других. Моим оружием всегда была сила. Хитрость не моя стихия. Так же, как память, интуиция, ловкость… Когда опасность рядом, я могу действовать быстро, но ловко — никогда.

Разве мог я представить, что переживу свою цепочку! Что я буду последним…

Думать об этом невыносимо. Я встаю и срезаю складным ножом два хилых деревца, которые пытаются расти в этой пещере. Потом при помощи веревки сооружаю из них что-то вроде салазок. Так девушке будет легче.

— Надо было оставить нас на горе. — Это голос того Джулиана, которого я первым откопал из-под снега. Он лежит с открытыми глазами. — Столько усилий — и все ради какой-то разбитой цепочки.

Я молчу, хотя он прав.

— Но ты, конечно, не мог этого знать. Ведь твоих мыслительных звеньев здесь нет.

Он просто злится, вот и пытается задеть меня побольнее. Я киваю:

— Да, я всего лишь грубая сила, и ничего больше. — Кажется, он нарывается на драку, и я добавляю: — Сегодня я спас тебе жизнь.

— И что? Я должен быть благодарен до гроба?

— Да нет. Но твоя жизнь теперь принадлежит мне. Когда спустимся с этой горы — тогда и будем квиты. После этого можешь умирать, если захочешь, мне плевать.

— Кретин!

Мне нечего возразить и на это.

Через пару минут он засыпает, и я вместе с ним.

* * *

Утром просыпаюсь весь продрогший. Зато все живы. Прикладываю ухо к камням: журчание ручья заглушает все остальные звуки. Отсюда не услышать ни рева спасательного флаера, ни криков людей. Мы ушли так далеко от места высадки, что никто не будет искать нас здесь. Значит, другого выхода нет — надо двигаться дальше.

На меня вдруг накатывает волна сомнений. Мои решения становятся для нас приговором. Но ведь оставшись там, на горе, мы наверняка погибли бы, и намного раньше. Знаю, эти четверо об этом мечтают. Быть может, и мне следовало бы…

Хочется есть. Один за другим обшариваю карманы куртки, хотя заранее знаю: там пусто. Я ведь вышел из палатки на пару минут и вовсе не собирался пускаться в долгое и опасное путешествие. Проверяю карманы у раненой девушки, но еды нет и у нее.

— Есть что-нибудь пожевать? — спрашиваю я у того парня, который спорил со мной вчера ночью. — И, кстати, как тебя зовут?

— Хагар Джул… — начинает он, но тут же замолкает. Глядит исподлобья. — Нет у меня еды.

Присаживаюсь рядом на корточки.

— Может, мне все же удастся свести вас вниз, и тогда вы простите мне ваше спасение.

— Спасение — довольно спорное слово.

Я киваю.

— Так как тебя зовут?

Мы десять лет учились в одном классе, но я так и не узнал его имени. Мы всегда общались как цепочка с цепочкой, а не как отдельные личности.

Он долго молчит, потом отвечает:

— Дэвид.

— А остальных?

— Та, что со сломанной рукой, Сьюзан. А это Ахмед и Мэгги.

Эти трое еще спят.

— Остальные ваши звенья могут быть еще живы, — говорю я и тут же понимаю, что об этом мечтаю я сам. Но я своими глазами видел снежную реку, которая унесла мою цепочку.

— Мы не нашли Алию и Рен, — говорит Дэвид и заходится кашлем, призванным скрыть рыдания.

Чтобы не смущать его, я отворачиваюсь и говорю:

— Одна из них добралась до нашей палатки. Возможно, ей удалось выжить.

— Это Рен. Алия была рядом со мной.

— Но спасатели…

— Ты что, их видел?

— Нет.

— Человек с запасом воздуха может выжить под снегом в течение часа. Если воздуха нет — десять минут. — В голосе Дэвида жестокость и боль. Трое его товарищей ворочаются во сне. — Это словно плывешь в масле. Или задыхаешься во сне.

— Дэвид…

Это Мэгги. Она притягивает его к себе, и я чувствую запах согласия. Они сбиваются в кружок возле Сьюзан и несколько минут молча думают. Я искренне рад за них, но спешу отойти на несколько метров вдоль ручья, не дожидаясь, когда меня об этом попросят. Ведь я теперь одиночка.

Ручеек петляет и извивается. Я перелезаю через ствол упавшей сосны, обрушивая на землю целый водопад рыжих иголок. Дыхание повисает в сыром воздухе облачками пара. Мне уже не холодно: такое чувство, будто я оттаиваю.

Вскоре ручей становится шире и, поднимая тучу белых брызг, падает вниз со скалистого уступа. Теряясь в тумане, впереди расстилается долина. А километром ниже ручей впадает в реку. Берег реки каменистый и дикий, но снега там куда меньше. И склон не такой крутой.

В этот экстремальный поход мы выступали из базового лагеря, расположенного возле реки. Логично предположить, что это та же самая река. А значит, она выведет нас к лагерю.

Я поспешно возвращаюсь. Четверо Джулианов уже стоят порознь — видимо, согласие достигнуто. Дэвид впрягается в салазки.

Спрашиваю:

— Вы готовы?

Они оборачиваются: их лица спокойны. Впервые после разъединения цепочки им удалось прийти к общему мнению. Добрый знак.

— Мы возвращаемся за Алией и Рен, — объявляет Дэвид.

На миг я замираю, лишившись дара речи. Ложное согласие! То, что мы так долго учились распознавать и избегать. Видно, горечь утраты нарушила мыслительные процессы…

Приняв мое молчание за согласие, Дэвид тащит салазки со Сьюзан вверх по течению.

Я стою в замешательстве. Противостоять достигнутому согласию я не вправе. Делаю нерешительный шаг вперед, но тут же останавливаюсь.

— Нет! Вы этого не сделаете.

Все четверо смотрят на меня, как на пустое место. Нет, это не ложное согласие. Это безумие!

— Мы должны вновь обрести целостность, — говорит Дэвид.

— Стойте! Вы пришли к ложному согласию!

— Откуда тебе знать? Ты вообще не способен на согласие. — Эти жестокие слова для меня, как пощечина.

Они уходят. Я преграждаю им дорогу, упираясь руками Дэвиду в грудь.

— Если вернетесь на гору, погибнете. Вы не сможете ничего сделать.

Ахмед отталкивает мою руку.

— Мы должны вернуться к Алие и Рен.

— Кто у вас был ответственным за этику? — спрашиваю я. — Наверное, Рен? Значит, потому-то вы и пришли к ложному согласию? Одумайтесь! Вы все умрете, точно так же, как Рен и Алия.

— У нас не было специалиста по этике, — тихо произносит Мэгги.

— Там, в конце оврага, я видел реку. Мы в двух шагах от лагеря! Если повернуть назад, нам уже никогда отсюда не выбраться. Допустим, к ночи мы поднимемся на гору. Что дальше? Еды нет. Палатки тоже. Да мы просто погибнем!

Вместо ответа — шаг вперед.

Я толкаю Дэвида, он падает. Сьюзан кричит, когда носилки ударяются о камни.

— Вы пришли к ложному согласию, — упрямо повторяю я.

Воздух наполняется феромонами, в основном моими: это «вето» — сигнал, который все мы знаем, но редко используем. Дэвид набрасывается на меня с кулаками, но я останавливаю его руку. Сильный здесь я.

— Мы идем вниз, — объявляю я.

Скулы Дэвида сводит от напряжения. Он оборачивается к остальным, и все четверо пытаются прийти к согласию.

Я расталкиваю их, разрывая контакт. Пихаю в спину Ахмеда и Мэгги.

— Никакого согласия! Мы выступаем сейчас же!

Подхватываю салазки и волоку Сьюзан вниз по течению ручья.

Оглядываюсь назад: трое Джулианов стоят и смотрят мне вслед. Потом идут за мной.

Может, я тоже принял неверное решение. Может, я погублю нас всех. Но это единственное, что я могу сделать.

Путь по ущелью — тяжелое испытание для Сьюзан: местами снег совсем стаял, и носилки скребут по голой земле. Ловлю себя на том, что мысленно успокаиваю ее, хотя она не в состоянии понять моих мыслей. На уровне феромонов между разными цепочками возможен обмен лишь простейшими эмоциями, да и то не всегда. Я перестраиваюсь на ощущение оптимизма — может, феромоны хотя бы этого простого чувства она поймет.

Оборачиваясь время от времени, я каждый раз вижу бредущую позади троицу. Я грубо разорвал едва-едва восстановившуюся связь, и остается только надеяться, что ущерб не окажется непоправимым. Что ж, судить об этом будут доктора Института. Быть может, этот квадрат еще удастся спасти. В отличие от меня. Должно быть, мне придется эмигрировать в один из европейских или австралийских анклавов.

Дорогу преграждает нагромождение валунов, окруженное булыжниками поменьше. Протащить по ним салазки не получится.

— Беритесь с двух сторон, — приказываю я Ахмеду и Дэвиду. Салазки превращаются в носилки. Я замедляю шаг, и вместе мы кое-как движемся дальше.