Иди за рекой - Шелли Рид

сказал их отцу, что сделка состоится только в том случае, если от парней не будет неприятностей и помятых фруктов. Они присоединились к Сету на восточной границе сада, и не прошло и двух минут, как до меня донесся запах их “лаки страйков”, матерная ругань и грубые шуточки. То ли они находились так далеко от папы, что он их не слышал, то ли ему настолько сильно была нужна их помощь, – но он закрывал глаза на их дуракаваляние.

Само собой разумелось, что в какой‐то момент я прервусь, чтобы к полудню был готов обед. Когда солнце подошло к середине лазурно-синего неба, я отнесла свои наполненные корзины к садовой дороге, откуда папе будет удобно поднять их в кузов грузовика. Я прохромала мимо Сета и братьев Оукли, не обращая внимания на их приглушенные комментарии и смешки, – и направилась к дому. Подойдя ближе, я увидела, что папа разговаривает во дворе с каким‐то незнакомцем. Человек был довольно молодой, с веснушками, на голову выше папы и чуть ли не вполовину шире, одет он был в перепачканный джинсовый комбинезон и широкополую соломенную шляпу. Из заднего кармана у незнакомца свисали видавшие виды рабочие перчатки. Рыбак приветственно замахал хвостом, но мужчина будто его не замечал. Когда папа увидел, как я иду к дому, он подозвал меня, и мужчина повернул ко мне свое длинное, немного лошадиное лицо.

– Его Данлэпы прислали, – объявил папа и без лишних церемоний указал на мужчину.

Сердце ухнуло в пятки. Руки моего вранья оказались такими длинными – куда хочешь дотянутся! Я ахнула и приготовилась придумать новую ложь, чтобы объяснить, как я оказалась в запретной ночлежке и зачем придумала, будто папе требуется помощник, но не успела я заговорить, как папа продолжил:

– Это они здорово придумали. Помощь нам не помешает.

Он кивнул мужчине, и мужчина кивнул в ответ – так они заключили сделку.

Потом папа повернулся ко мне:

– Платить особо нечем, так что накорми парня как следует.

Я выдохнула, улыбнулась мужчине, который в ответ улыбаться не стал, и сказала:

– А как же!

Когда мужчины набились в кухню обедать, с ними явились и их запахи. Едкая смесь пота и табака, персикового сока и осеннего солнечного света вытеснила аромат еды – даже когда я достала из духовки печенье, даже когда поставила в центр изголодавшегося круга жареную курицу и картошку. Дядя Ог вкатился в кухню с новыми запахами – виски и жевательного табака – и мрачно подъехал к своему обычному месту за столом.

Мужчины приступили к еде, а я продолжала возиться у плиты, стоя спиной к столу: переливала жир из жаровни в сковороду и замешивала мясную подливку для ужина. Папа представил собравшимся за столом человека с лошадиным лицом как Форреста Дэвиса. Ог хмыкнул, молодые люди поздоровались и принялись обмениваться хвастливыми историями и задирать друг друга. Все ели с удовольствием, никто не замечал, что я за стол так и не села, и это меня вполне устраивало.

Я подмешивала побольше муки в подливку и почти не обращала внимания на мужчин, как вдруг Дэвис, который до этого молчал, откашлялся и сказал неожиданно низким голосом:

– Меня тут в ночлежке чуть в одну койку с индейцем не поклали. Слыхали, может, про это?

Я замерла, спина напряглась, рука судорожно сжала венчик для взбивания. Дыхание присело на краешек притихших легких – я прислушалась.

– Спорим, это тот грязный ублюдок, которого ты тогда повалил, Сет, – с набитым ртом сказал один из Оукли – судя по ядовитому тону, Холден.

– Я слыхал, его от Данлэпов‐то турнули, – отозвался Сет.

Мне стало интересно, откуда он это знает, кого расспрашивал об этом и зачем.

– Ага, – ответил Дэвис. – Но для начала он в помывочную нам своей заразы нанес. Пробрался как‐то, подонок.

Он прожевал и проглотил. А потом прибавил:

– Данлэп его поймал – одежду с веревки тырил. Умотал с целой охапкой.

Забытая подливка, над которой я стояла с занесенной рукой, свернулась и выкипела. Коричневые брызги взметнулись в воздух и обожгли мне большой палец. Я дернулась и с грохотом опрокинула сковороду, пригоревшая жижа вылилась на плиту. Мужчины у меня за спиной умолкли, без сомнения на меня уставившись, но лицо мое после упоминания Уилсона Муна так горело, что я не решилась обернуться.

– Простите, – пробормотала я, схватила с мойки тряпку и принялась вытирать плиту, добавив с поддельным смешком: – Руки дырявые.

Разговор возобновился. Я перестала понимать, кто что говорит, только разобрала, что один слышал, будто этот парень сбежал из тюрьмы на Юге, рядом с одной из резерваций; другой слышал, что не из тюрьмы он убежал, а из школы-интерната; третий утверждал, что это бродячий вор: обработает один город и едет дальше. Шутили о его боевой раскраске и мокасинах, называли безбожным дикарем и степной крысой.

– Небось давно убрался куда подальше, – сказал Дэвис.

– И прально, – проворчал дядя Ог.

– Скатертью дорожка, – отозвался Сет. – Увижу этого краснокожего еще раз – убью.

– Ну, хватит, – впервые раздался голос папы.

Я услышала, как он положил вилку на тарелку и как отодвинул от стола стул.

– Так, парни, давайте‐ка уже покончим с персиками.

Мужчины шумной толпой вышли из кухни, унося свои жестокие слова и едкий запах и оставив после себя стол, покрытый крошками, тарелками и куриным остовом, обглоданным так чисто, будто здесь пообедали прожорливые стервятники. Дрожащими руками я принялась убирать тарелки и счищать с них остатки. Я пока не могла осознать вероятность того, что Уил, возможно, и в самом деле индеец и что это должно для меня означать, – куда уж там поверить в то, что он беглый заключенный или вор. Ужасные вещи, которые о нем говорили, казались полной ерундой, но, с другой стороны, а что я на самом деле знала об этом парне, кроме того, что он обаятелен, загадочен и силен настолько, чтобы поднять и нести меня на руках так, будто я совсем ничего не вешу.

Стоя на одной ноге, чтобы дать отдых лодыжке, я наполнила раковину и принялась рассеянно мыть посуду, вспоминая, что чувствовала, когда Уил нес меня по дорожке и я смотрела в его добрые пронзительные глаза. Я повторяла в голове его рассказ о том, как он ехал в вагоне с углем, и думала, где здесь, интересно, правда, а где ложь. Мужчины, вероятнее всего, были правы в том, что Уил давно покинул Айолу. И все же.

Я вытерла и расставила по полкам посуду, а потом вернулась в свою часть сада и приступила