Газета Завтра 853 (12 2010) - Газета Завтра

     Мы не святые — мы пианые

     Мы не распятые — мы пианые

     Мы не убитые! не усопшие! не сонные! не спящие — мы трусы пианые! пианые

     Мы потеряли любовь друг к другу на наших необъятных землях…

     На наших лютых ветрах, от наших бесконечных бед погасла Свеча Русской Любви друг к другу…

     Чадит на всю Русь Свеча Любви Русской, потушенная водкой мужей и слезами жен, хотя уже и жены многие ходят во пьянство погруженные…

      Реки водки превзошли реки Руси……

      А нам, русским, надо возжечь, восстановить эту Тысячелетнюю Свечу Любви к родному русскому народу, к русскому человеку, что стоит в неслыханной беде, как по горло в ледяной талой воде…

     Надо добыть со дна наших забубенных, заблудших, засыпанных прахом водки, лжи и суеты Душ эту Святую Любовь друг к другу…

     Как добывают родниковую сокровенную воду из глубинного колодезя сокровенного…

     Как очищают от поздних наслоений Древний Лик на фресках церквей и на древлих иконах…

     Эта Святая живородящая Любовь живёт в нас — она лишь засыпана прахом и тленом наших бед, войн, лжи, блуда, гордыни, пьянства и одиночества…

     Дед Стриж вздохнул, положил малую косу на бурьян неоглядный…

     — Надо нам перестать судить в тёмном гневе русского брата нашего: этот — пьяница, этот — вор, этот — злодей, этот — предатель, этот — лентяй, этот — глупец…

     Не нам судить друг друга…

     Господь судит, оставим суд друг над другом — Господу нашему, а не человеку…

     Будем говорить только о любви к русским…

     Дед передохнул:

     — Надо нам, как мудрым пятитысячелетним иудеям, безраздельно, по-матерински нежно, бессудно любить лелеять друг друга… до слёз умиленья… Воистину!..

     Иудеи ставят любовь к своему народу превыше всего

     Превыше даже любви к Богу, ибо кто видел Бога, а твой народ живой ходит и дышит близ тебя…

     Иудей, встречая иудея в океане народов, вмиг узнаёт и любит его, а мы, русские, в реке нашей не видим, не любим друг друга…

     Всякий русский в любую минуту готов судить ближнего — и не чтит смиренно старшего и мудрого, даже священника, а слышит только себя…

     От огромных наших одиноких просторов, что ли, беспредельная гордыня такая?..

     Даже инородцев мы любим, жалеем больше, чем своих…

     Истинно сказал некий острослов, коих в наше обезьянье время развелось множество: "Гитлер идёт, а мы в окопе спорим и избиваем, испепеляем друг друга…"

     Да… Доизбивались!.. Доиспепелялись…

     Дед вдруг воскричал в необъятном глухом бурьяне, словно вся Русь слушала его:

     — Русский, полюби русского! Помоги русскому! Подними русского! Улыбнись русскому!..

     Как мать дитя полюби…

     А не суди… не бей своих в родном окопе…

     Дед устал и уже шептал, а пальцы, бугристые мускулистые его, умелые пальцы крестьянина, вырывали из земли бурьян с корнем:

     — Если ты, русский, истинно, колодезно, жертвенно полюбишь русского — только тогда! — только тогда! — ты искренне полюбишь и другие народы, а не

     будешь по-рабски завидовать им иль по-барски презирать…

     О брат, если ты не любишь народ свой, то как же ты можешь любить другие народы?..

     …Ходжа понял, что дед устал от одиночества в несметном бурьяне и хочет всласть выговориться, как Пророк в пустыне…

     А дед шептал:

     — Русский человек — самый одинокий человек на земле…

     Сказано, что перед Богом "нет ни эллина, ни иудея…"

     Но вначале надо стать эллином, иль иудеем, иль русским, а не безродным, беспочвенным сиротой-скитальцем… слепым туристом в кочевом автобусе…

     И тогда взывать к Богу!.. Воистину!..

     И тогда на каком языке Господь будет говорить с тобой?..

     На русском!..

     А как Господь с небес узнает русского?..

     По одежде… по косоворотке моей с алыми петухами…

     Тогда Ходжа сказал задумчиво:

     — Истина — выше нации… выше народа…

     Но любовь — выше истины…

     Любовь — и есть истина…

     Телевиденье, радио, телефон, интернет, водка, мак — это диавольская подмена живого общенья, живой божьей человеческой любви…

     Это онанизм, рукоблудье — вместо любви…

     Это дружба с шайтаном, а не с Аллахом…

     Тут дед вольно, облегченно улыбнулся Ходже:

     — Только от этой любви мы спасемся, сплотимся, как на войне

     А нынче на Руси война — тайная, лютая, подземная… мор русский, какого не было тысячу лет…

     А когда полюбим друг друга — тогда погоним с земли нашей нутряных ворогов, и уберём бурьяны, и землю родную очистим для пашни…

     И побьём все бутыли с сатанинской водкой — гляди, брат русский — сколько этих бутылей дьявольских глядит на тебя во всех пустых голодных магазинах!..

     И вот если ты выльешь это зелье на траву — увидишь, что и трава почернеет, пожухнет, сгорит, а что же ты творишь с богоданной плотью своей?..

     Иль тленная милая плоть сильней бурьяна?..

     Дед опять плеснул руками и закричал в пустынное поле:

     — Эй!.. Да! А пока бутыль кривого самогона победила Русь Святую

     Бутыль самогона — это лютое одиночество, и мы живём в одиночестве, ибо пьяница любит только свой хмель, свой дурман, свою нутряную кишку со сладким ядом…

     А одиночество хуже смерти, ибо в смерти ты вместе с усопшими на погосте уповаешь, надеешься, а в городах и в деревнях русских мы обнаженно, люто, пьяно одиноки от водки…

     Водка — это одиночество, а одиночество — хуже могилы…

     …Дед опять воспалился, возъярился и замахал, заплескал руками на всё поле, на всю Русь молчащую:

     — Воистину! Была Русь Святая, а стала Русь Пианая…

     Была Русь Святая, а стала Русь самогонная, уходящая во травы…

     Была Русь Святая, а стала травяная…

     Была Русь Христа, а стала Русь бурьяна…

     Гляди, русский повальный, необъятный мой брат пианица — уже и волосы на твоей заблудшей голове — уже трава забвенья…

     Уже не волосы на твоей хмельной голове, а дикие бурьяны…

     О Боже! Да доколе?..

     Тут дед поник, сокрушился, руки его опали, усмирились…

     Но тут в поле повеяло дымом и чадом, и дряхлый осёл Ходжи тревожно поднял жемчужную голову, и дремные глаза его уже слезились, чуя беду…

     Тогда дед Стриж сказал обреченно, словно стало ему неловко от слов его горячих и странных для старца:

     — Лесной пожар опять бушует где-то…

     Мы тут устали от лесных пожаров…

     Брошенные леса обиженно, повально горят без человеческой ласки и заботы…

     Дерево — оно живое… и любит, когда его гладят по коре… как дитя по головке…

     А кто на Руси нынешней будет печься о деревьях, когда и человеков забыли…

     Но огонь и чад приближались по полю темной пожирающей стеной, и ели глаза, и душу жгли…

     Страшно, томительно стало в поле… Опасно…

     И тут вдали, в поле, в пламени необъятном явился Всадник на белом Осле, и осел Ходжи учуял его и стал трубить ему, учуяв древнего четвероногого собрата…

     А Всадник вдали размахивал на все поле пылающей, слепящей Свечой, словно горящей звездой иль молнией, и Ходжа подивился, как огонь не опаляет Его насмерть…