Суть времени. Том 3 - Сергей Кургинян

Я с большим вниманием прочитал серию статей Игоря Шафаревича «Гадания о будущем», посвященные развитию. И я понял, что ситуация в невероятной степени усложняется следующим: все, что давало в теоретическом смысле марксистское знание, и все, что находилось рядом с марксизмом (а там рядом-то находилась большая часть философии XX века), — все это было отвергнуто с порога людьми, которые презирали Советский Союз и советское. Они справедливо презирали советско-коммунистическое начетничество (начетничество всегда отвратительно), банальщину и все прочее. А заодно они откинули все остальное. Остались некие либеральные возможности и — иные… Иные кажутся иногда безумно соблазнительными, но они, конечно, не панацея, мягко говоря.

«Существует несколько точек зрения на историю, — пишет Шафаревич. — Все они носят религиозно-мифологический характер. То есть не могут быть рационально аргументированы или проверены сопоставлением с какими-то историческими фактами».[24]

Но тогда чего они стоят?

Шафаревич: «Древнегреческий поэт Гесиод, живший в VII или VIII вв. до н. э., в произведении „Работы и дни“ излагает концепцию, которая доминировала практически всю античность».

Не всю. Я с глубочайшим уважением отношусь к тому, что наша естественнонаучная интеллигенция двинулась в гуманитарную область, но двигаться туда все-таки надо осторожно. Если бы эта концепция абсолютно доминировала, то не было бы античности как таковой.

«История, согласно его (Гесиода) точке зрения, является историей упадка человечества, друг друга сменяет Золотой век, Серебряный, Медный, Железный и т. д. Но по названиям их видно уже, что люди деградируют». А также, продолжает Шафаревич, Мирча Элиаде в книге «Миф о вечном возрождении» говорит о том, что вообще все деградирует. Об этом же говорит буддизм, джайнизм и пр.

То есть история, по Шафаревичу, это не прогресс, а регресс.

Что такое фашизм? Это не «зиг хайль», не лагеря смерти, не военно-агрессивная машина, это нечто другое.

Когда французская буржуазная революция состоялась и началась эпоха того, что Игорь Шафаревич сводит к прогрессу, к линейной теории прогресса (и что на самом деле является чем-то совсем другим, гораздо более сложным)… Так вот, когда этот исторический рывок состоялся, то разворачивающаяся буржуазная действительность сразу очень многих разочаровала. Она оказалась очень пошла, очень груба. Несмотря даже на то, что все очень быстро развивалось в смысле техническом. Сразу обнаружились ее колоссальные недостатки. И сразу возникло два типа критики этой действительности — у нас это все называлось «революционный романтизм» и «реакционный, консервативный романтизм».

Один из этих романтизмов сразу сказал: «Назад, в средневековье, насколько лучше было при феодализме! Мы хотим туда, назад!» Другой — из песни слов не выкинешь, марксистский — стал критиковать буржуазную действительность совершенно на других основаниях и взывать к новому историческому рывку.

Так вот, тот романтизм, который все время хотел вернуться назад, в «блаженное средневековье» (стоит почитать хоть романы Вальтера Скотта, а если уж «озерных» романтиков прочитать, то у них упоение этой стариной и всем прочим еще виднее), политически очень плотно сошелся с политическими движениями, желающими реставрировать монархию.

Никто не понимал, как феодализм можно реставрировать… Во-первых, потому что вернуть назад сословное общество уже невозможно. Народ будет сопротивляться, он вкусил это, он это не отдаст. Во-вторых, даже если вернешь, то затормозится развитие, и тогда тебя завоюет соседняя страна.

Поэтому, каким именно образом восстановить этот самый монархический феодализм, было непонятно. И потому все движения, направленные на монархическую реставрацию: реставрацию Бурбонов, а то и еще чего-нибудь поглубже — всегда были слабыми. И тем не менее они всегда были, потому что буржуазная действительность была отвратительно пошлой, так что этот взгляд назад был очень естественным, и огромные силы тянули назад.

Но эти силы не могли сформулировать свою политическую программу, потому что прямая программа реставрации монархии и феодализма была слишком грубой и малоосуществимой. И для того, чтобы возникла другая концепция, нужен был фашизм. Без фашизма ничего сделать было нельзя. Это не проблема еврейского вопроса, это не проблема ритуалов. Это проблема сути — как вернуть средневековье, изменив его настолько, чтобы оно заработало. Это и называлось не «реставрация», а «консервативная революция». И вот это-то и сработало по-настоящему. Но для этого пришлось делать очень глубокие преобразования: тут нельзя останавливаться на середине, тут надо доходить до конца. И дошли до конца: отбросив христианство, вернув язычество, вернув оккультизм, восславив все эти «примордиальные традиции» и объявив войну истории и развитию как категориям — войну абсолютную.

Вот тут-то и понадобились Гесиоды и все прочие. Гесиоды и пр. — это естественное явление своего времени, потому что никакой линейной теории прогресса вообще не существует как работающей парадигмы, описывающей действительность сколь-нибудь адекватно. Потому что все уже понимают (и это исторически доказуемо), что была, скажем, крито-минойская культура — цивилизация, которая потом рухнула; что были очень большие возвышения в древности, которые потом сменились дикостью; что существуют некие циклы; что человечество движется по принципу американских горок: вверх-вниз, вверх-вниз… Но оно же движется куда-то!

Хорошо, допустим, оно не движется.

А живое? Разве мир не двигался от одноклеточных к более сложным существам, потом к позвоночным, потом к разуму? Он не двигался? Этого не было? Надо отменить все это? И геологию тоже? И теорию Канта, касающуюся Солнечной системы и всего прочего, тоже надо отменить? И Большой взрыв надо отменить? И историчность вещества надо отменить? То, что атомы возникли не сразу, даже элементарные частицы возникли не сразу, — это все тоже надо отменить? Но это можно отменить, апеллируя к мифу. Отказавшись полностью от научного сознания. Не преобразуя науку в нечто новое, а просто ломая ее к чертям и ставя на ее место миф, который будет действовать по принципу «верую, ибо нелепо».

Но ведь нельзя сделать только это. Для того чтобы разорвать с развитием и назвать историю мерзостью, надо разорвать с христианством и со всеми мировыми религиями. Не зря же говорят о буддизме и джайнизме… Так мы переходим в буддизм, в джайнизм? Во что мы переходим? Нет христианства без стрелы времени…

Есть несколько впавших в странное состояние, так сказать, наших ученых, которые хотят так скрестить христианство с античностью, чтобы исчезла стрела времени. Это, знаете ли, очевидным образом попахивает Василидом, Валентином и кем-то еще. Так недалеко и до других вещей.

Значит, от христианства тоже тогда надо отказаться, и еще от очень, очень многого надо отказаться. Ради чего?

Ради того, чтобы окончательно победила модель, в которой развитие — это враг, абсолютный враг. И тогда…

Смотрите, как интересно все это происходит: с одной стороны — либералы, которые говорят, что Модерн тождествен развитию, а значит, да здравствует развитие, да здравствует Модерн! Но Модерн этот, как конь, лежит, откинув копыта, и никак не совместим с нашей традицией.

А с другой стороны — их кажущиеся оппоненты, которые тоже говорят, что развитие тождественно Модерну, а Модерн тождествен линейной теории прогресса. Но это же не так! Это не так даже просто на уровне Маркса, который говорил о какой-то спирали. Конечно же, формы движения гораздо более сложные, но это не значит, что движения нет. Что нет движения от клетки к разуму. Конечно, есть!

Есть великая тайна усложнения форм, тайна во многом иррациональная. Потому что даже на уровне классической физики не всегда можно объяснить, почему сколько-то протонов и нейтронов, собравшись вместе с каким-то количеством электронов, более экономичны, чем эти частицы в отдельности. А для многих более сложных форм можно, напротив, доказать, что это неэкономично.

Можно либо восславить развитие — либо проклясть его. Никакого третьего пути не существует.

И тогда развитие начинают приравнивать к Модерну, Модерн — к линейной теории прогресса, линейную теорию прогресса — к вырожденной модели, а вырожденную модель — к гедонистически потребительскому обществу, главная черта которого заключается в том, что оно не развивается. С помощью этих ложных приравниваний пытаются отменить развитие вообще. И… чем его заменить? Далее — что делать с мировыми религиями при отказе от идеи развития? Семи дней творенья — нет. Лестницы восхождения человека к Идеальному — нет. Седьмого неба (как неба, лежащего выше рая) — нет. Священного времени — нет.