Половина земного пути (сборник) - Анна и Сергей Литвиновы

Молодой человек перевел дух. Его слушатели чувствовали, что история еще не досказана. Они ждали продолжения. Дмитрий вздохнул и потер лицо рукой.

— Прошло несколько месяцев… — проговорил он. — Не скажу, что я напрочь забыл про украденные сны. Однако для меня кража уже потеряла свою остроту, и я мог более-менее спокойно, без гнева и пристрастия, размышлять о случившемся. Но я так и не нашел вразумительного ответа на вопрос, что происходит. Мои красно-муравьиные сны продолжали мне сниться, и я просыпался после них с тем же бодрым и радостным чувством… А потом… Я однажды увидел афишу, извещавшую о том, что открывается новая выставка того самого художника. Нечего и говорить, что я пришел туда в первый же день экспозиции — рано утром, одним из первых. Выставка занимала несколько скромных залов. На ней почему-то не оказалось ни единого полотна из красного «муравьиного» цикла. Но зато… Я увидел нечто, опять-таки имеющее отношение ко мне, но гораздо более шокирующее…

Из уст девушки — кажется, она сопереживала рассказу Дмитрия более других — вырвалось:

— Что же еще-то?

Старик приложил узловатый палец к губам: мол, тише. А молодой человек продолжал:

— То были… Не знаю, как объяснить… — Юноша слегка покраснел и стал запинаться. — Наверное, у каждого… У каждого человека… У всех есть какие-то тайные, подспудные, даже порочные видения… Фантазии… Так же и у меня… — Лицо Дмитрия заалело еще больше, и то был не отсвет костра, а краска стыда. — У всякого есть нечто такое, что таится в глубинах его души… И о чем не рассказываешь никому… И даже себе не всегда признаешься…

— Конечно, бывает! — вдруг с энтузиазмом воскликнула Софья. — И ничего тут постыдного нет. Мы на то и люди, чтобы фантазировать. Мало ли чего мы навыдумаем, мы же не обязаны ни перед кем отчитываться!..

Молодой человек бросил на девушку смущенный, но исполненный благодарности взгляд.

— Не тушуйтесь, Дима! Рассказывайте! — подбодрила красавица.

— Короче говоря, — пробормотал юноша, — вот эти мои видения… порочные фантазии… Они были выставлены этим художником напоказ. Перед всеми. Понимаете? Уже не сны, а мысли!.. То, что являлось мне наяву… Те картинки, которые рисовал мне — нет, не дьявол, дьявола не существует — мой собственный испорченный мозг…

— Надо понять, о чем идет речь, — нахмурился старик. Он впервые за все время, покуда повествовал молодой человек, нарушил молчание. — Может, после того аффекта, в который вас вверг художник, вы к нему стали несправедливы? Нельзя ли подробнее: в чем состояли ваши фантазии и что вы увидели на холстах?

Дмитрий совсем закраснелся и потупил глаза. Дыхание его стало прерывистым.

— Я не уверен, что смогу…

— Смелее, Дима! — ничуть не чинясь, воскликнула девушка. — Подумаешь, фантазии! Кто за них вас осудит! Мне тут недавно было видение, что я имела связь с Бенито Муссолини. С самим дуче, вы представляете? И вы знаете, — она округлила глаза, — мне понравилось!

От ее откровенности смутились все: и Аркадий, и даже старик. Кто знает, говорила она правду или выдумывала, скорее второе, — однако ее рассказ разрядил обстановку. Во всяком случае, молодой человек улыбнулся. Он продолжил, тушуясь гораздо меньше:

— Ну, например, была в моей жизни девушка… Мы познакомились с ней в студенческой столовой… Я пытался за ней ухаживать, но она отвергла мои притязания… И вот — не знаю, наверное, в отместку ей — мне однажды пришла в голову картина… Она словно вспыхнула в моем мозгу… — Дмитрий стал красен как рак. — Я увидел эту девушку, обнаженную, в объятиях двух голых негров… И они были очень грубы с ней…

Софья повела плечом, словно говоря: «Подумаешь, тоже мне постыдная фантазия!»

Будто перескочив самое сложное, молодой человек заговорил быстро-быстро:

— И вот на новой выставке «моего» художника я увидел точь-в-точь ту самую картину. И девушка чрезвычайно походила на ту, что меня отвергла, и негры, обнимавшие ее, оказались словно из моих фантазий… И на выставке было еще несколько картин — будто срисованных у меня из мозга, причем из самых дальних, потаенных его уголков!..

Юноша прерывисто перевел дыхание.

— После этой выставки я не стал искать художника, добиваться встречи с ним, выяснять отношения… Я вышел из зала и побрел по городу куда глаза глядят… Была зима, с Невы и с залива задувал ледяной ветер… Я понимал, что вмешательство художника в мою личную жизнь становится серьезным… Плацдармы, которые он захватывает в моей голове, расширяются… Я не знал, чем его вторжение кончится, но динамика процесса мне совершенно не нравилась. Я уже не хотел разбираться в том, что происходит. Задача отыскать истину померкла в свете другой, а именно: оказать сопротивление чужой воле. Поставить заслон на пути проникновения чужого разума в мой мозг… В конце моих брожений по городу, на ледяном невском ветру — я даже не замечал холода, — меня вдруг осенило: если художник каким-то загадочным образом умеет проникать в меня — в мои сны, в тайники сознания, — то наверняка между нами существует обратная связь. В природе не бывает взаимодействий без обратной связи! Это закон физики, и я очень хорошо его знал. Другое дело, что обратная связь может быть слабо выражена, но существует она всегда. В данном случае это означало: раз художник имеет возможность проникать в мой мозг (прямая связь) — значит, и я тоже могу воздействовать на него!.. Эта идея мне понравилась. Сработает она или нет, я не знал, но выглядела она красиво (а я, как математик, умею ценить красоту гипотез). Она меня очень вдохновила. Я бросился домой. Мне хотелось поскорей воплотить ее в жизнь.

Софья украдкой посмотрела на молодого человека. Взор ее выражал восхищение. Давненько ей не встречались люди действия . Те, кто не размышляет попусту о том, что хорошо и что плохо, а способен выйти на бой и оказать сопротивление врагам или судьбе. Одним таким человеком в ее жизни стал Аркадий. И вот второй подарок — Дима. Но он моложе Аркадия, красивее и, кажется, умнее… А Аркаше явно не нравится то, с каким вниманием она слушает студента. Да и сама ситуация будоражила Софью: ночь, костер, рядом трое мужчин, и кое-кто из них в нее почти влюблен.

А Дмитрий продолжал — его, кажется, тоже вдохновляло всепоглощающее внимание Софьи:

— Моя семья жила, слава богу, в отдельной квартире, в доме с паровым отоплением. Объяснив тем, что я закоченел на улице (что было правдой), я решил принять горячую ванну. Скрывшись от домашней суеты и криков моих братьев, я погрузился в теплую воду и стал вызывать в воображении образ художника. Это мне хорошо удалось: полненький, лысый, суетливый неряха-бородач… И тогда я стал призывать на него все казни египетские… Я воображал, как его режут ножом, четвертуют, отрубают ему голову… Я неотступно думал о нем весь вечер и хотя, как ни странно, не испытывал к нему никакой ненависти, с удовольствием навлекал на его голову все возможные кары… А ночью художник мне приснился — своими напряженными мыслями о нем я как будто вызвал его. Сон был очень реалистичный. Я увидел, что художник в одной нательной рубахе, босиком стоит у кирпичной стены. Напротив него — взвод солдат. Ружья они держат на изготовку. Звучит команда: «Пли!», — и раздаются выстрелы. Рубаха на груди художника окрашивается красным. Он падает наземь. Его тело дергается, он умирает — и в этот миг превращается в плоского человечка с одутловатым лицом из моих «муравьиных» снов. И тут я пробудился, весь в поту. Наяву мне стало одновременно и жаль художника, и почему-то радостно от того, что произошло. Однако то был просто сон. Ведь даже если пресловутая обратная связь между мною и им существует, вряд ли мои кошмары могли бы нанести ему реальный вред…

Дмитрий сделал паузу. Ночь расстилалась над горами. Четверо человек, как и тысячелетия назад, жались к костру. Как и древние люди, огнем они отгоняли диких зверей, а историями — сон и страх. И казалось, что на дворе не просвещенный двадцатый век, а доисторические времена, когда охотники в шкурах вот так же коротали время до рассвета, охраняя сон племени и сберегая драгоценный огонь…

— Назавтра, — продолжал студент, — я снова пошел на выставку моего недруга. Клянусь, у меня не было никакой задней мысли. Просто хотелось еще раз посмотреть его работы, имевшие отношение ко мне. Однако я наткнулся на запертые двери. Рукописное объявление извещало, что выставка закрывается — без объяснения причин. Через окно я увидел, как служители снимают со стен картины и составляют их в угол. Я постучал и попытался выяснить, отчего экспозиция закрыта, — однако никто не смог или не захотел мне ответить. Может, возникла у меня шальная мысль, подействовали мои видения, которыми я вчера распалял себя? Я отбросил эту идею. Маэстро, хоть и выкрадывал непонятным способом свои картины из тайников моего подсознания, в сущности, не нанес мне никакого вреда или ущерба. А вот закрытие выставки на второй же день могло означать, что художник впал в немилость и его ожидают неприятности. У меня даже был порыв броситься к нему на квартиру, объясниться… Но я остановил себя. Что я мог сказать ему? Выразить свое сочувствие? Повиниться? Или заверить, что я не имею отношения к его неприятностям?.. Глупо! Конечно, я не стал этого делать… А дальше… Моя жизнь потекла своим чередом, но мысленно я постоянно возвращался к художнику, его картинам, моим снам, закрытой выставке… И тем видениям, что я насылал в ту морозную ночь на голову живописца… Разумеется, я больше ни разу не повторил в своем воображении тех казней, что творил над ним…