ПАПА-БУДДА - Энн Донован

— Блестяще, доча, просто великолепно.

— Как я выступила, ничего?

— Ты выступила чудесно.

Рядом стояла учительница Энн Мари.

— Вы мама Энн Мари?

— Да.

— Она очень талантлива. И как трудилась над ролью!

— Она и дома репетировала.

— Она у нас просто звезда.

Учительница заговорила с кем-то еще, и Энн Мари спросила:

— А папа где?

— Ему пришлось уйти пораньше – у него была встреча назначена, ушел почти перед самым концом. Просил передать тебе, что ты молодец, он потом тебе лично все скажет.

* * *

Он вернулся только ночью, в первом часу. Я уже отчаялась его дождаться, собиралась лечь спать, когда услышала щелчок дверного замка. Он вошел в гостиную – лицо его сияло.

— Потрясающе, просто невероятно. Жаль, что ты не пришла.

— Н-да?

— Лама… он совершил обряд, потом особые молитвы… и вот.

Он протянул мне ладонь. Там лежала белая, завязанная узлом ленточка, в ней что-то было - но я не могла разглядеть.

— Что это?

— Ну, он ее благословил, и надо хранить ее в особом месте, потом вынимать каждый день и читать молитвы, особые, кажется, по двести в день – у меня все записано. И это путь к просветлению.

— А там в узелке - это что?

— Горошина. Он сказал, что…

— Погоди, так это горошина?

— Да.

— Обыкновенная горошина?

— Не обыкновенная, ее освятил сам…

— Джимми, ты совсем двинулся? У тебя нет времени, чтобы пойти на школьный спектакль, где выступает твоя дочь – такое важное для нее событие…

— Лиз, это…

— … зато у тебя есть время на этого дивного ламу, который весь из себя просветленный, и раскрывает тайны мироздания всем вам, особо избранным, пока вы сидите, закрыв глаза, и зад не отрываете, а мы, непросветленные, заботимся о мелочах – бельишко там постирать, ужин приготовить, одежку вам погладить…

— Лиз…

— Нет, Джимми, ты выслушай. Ты, значит, приходишь домой с этой чудесной встречи и сообщаешь мне тайну просветления. Вот она, у тебя на ладони — горошина. Какая-то чертова горошина, боже ты мой.

— Нет, пойми, это символ – ну, чтобы напомнить…

— Напомнить о чем, Джимми? О том, что у тебя есть долг перед семьей? О том, что и у нас в жизни что-то происходит, не только у тебя?… Джимми, эта горошина… знаешь, что такое? Точь-в-точь твои мозги!

— Не знаю, что тебе сказать.

— Что бы ты ни сказал, я слышать этого не желаю.

В ту ночь Джимми первый раз спал в свободной комнате, хотя, если он переживал так же, то спал немного. Я все время просыпалась, а сон был один и тот же. Подробностей почти не помню, но вокруг были толпы людей, и все выше меня, и я боялась, что меня вот-вот задавят. Я просыпалась, лежала, открыв глаза, и снова проваливалась в сон – и опять: толпа теснит, и нечем дышать. Рано утром я поднялась, но Джимми уже был на кухне и пил чай. Он взглянул на меня, словно ждал, как я себя поведу, - но я уже не злилась, только чувствовала страшную усталость.

— Чаю будешь?

— Буду.

Он встал и включил чайник, я села за стол и закурила. Многовато курю в последнее время. Когда опять начала, курила, может, одну сигарету за чашкой кофе или с бокалом спиртного. Но сейчас утро субботы, без четверти семь. И удовольствия никакого. Тошнота подступает к горлу - даже чай горчит.

— В Новом году брошу.

— Миллениум.

— Вот-вот.

— А я про постановления даже не думал. — Он повертел в руках пустую чашку.

— А что тебе бросать. Мяса не ешь, не пьешь, с женой не спишь.

Он взглянул на меня:

— Лиз, прости.

Я затянулась:

— Джимми, давай потом, ладно? Голова вообще не варит. Только не выдавай, пожалуйста, Энн Мари, что тебя вчера не было. Я сказала, что ты ее видел, но тебе пришлось уйти перед самым концом - у тебя была встреча назначена.

— Спасибо. Я ей скажу, что она молодец.

— Она и правда молодец. Ты бы слышал, как ей аплодировали.

— «Any Dream Will Do».

— Да, это был ее номер. То есть, она подпевала - солировал один мальчик, но ее голос все оживлял. Она пела просто чудесно.

— Мне очень жаль, что меня там не было. Правда.

— Давай потом, ладно?

— Ладно.

— Дел еще полно – уже почти Рождество, а я с подарками не разделалась, - когда такое было. И еще этот Вирус-2000 . На работе копируем всю базу на дискеты, уйма времени уходит. Надо бы и с нашего компьютера скопировать.

— А может, шумиха на пустом месте?

— Может быть. Но если проснешься первого января, а у тебя все чисто – ни отчетов для налоговой, ни счетов, и неясно, кому что должен…

— Тогда лучше перестраховаться.

— Ну, раз уж я так рано встала, этим и займусь.

Я села в свободной комнате и начала копировать файлы на дискеты. Дело до того механическое, что могла бы и не просыпаться. Да, наверняка это шумиха на пустом месте, но скопировать надо. И в любом случае, все эти праздники – шумиха на пустом месте: разные дельцы пытаются вытянуть побольше денег из не шибко умных покупателей, согласных выложить за поездку на отдых раз в десять больше, чем это обычно стоит. Хорошо, что Иисус воскрес, иначе вертелся бы в могиле. Но Новый год — это праздник, так у нас повелось. Особый момент, когда часы пробьют двенадцать - мама всегда готовилась, вычищала весь дом. Кстати, еще и это. Она болеет, и придется мне убираться и у нас, и у нее. От одной только мысли об этом наваливалась страшная усталость. Купить подарки, накрыть стол … а после Рождества еще Новый год - слава Богу, в этом году гостей принимает Триша. Мы каждый Новый год по очереди собираем у себя родных, - а теперь я бы с этим точно не справилась.

Я сделала перерыв и окинула взглядом комнату. Постель, где спал Джимми, была неубрана: простыни смяты, одеяло сбито в кучу. Нужно заправить, пока Энн Мари не узнала, что Джимми ночевал не в нашей спальне. Я взялась за край одеяла, но вместо того, чтобы расправить его, забралась в постель и свернулась калачиком – в ней было мягко, уютно и тепло.

Меня растолкала Энн Мари.

— Я думала, тебя дома нет - не могла понять, куда ты пропала. А почему ты здесь спала?

— Я встала рано, копировала файлы, а потом устала и легла ненадолго. Который час?

— Десять.

— Боже, пора шевелиться. Поставь-ка чайник, а я бегом в душ.

— Ладно. Тосты поджарить?

— Пожалуй. Ты ела?

— Хлопья.

— Энн Мари, поехали в «Брэхэд»? К Рождеству надо столько всего купить.

— А когда? Просто я Нише обещала, что мы с ней встретимся.

— Знаешь, доча, мне помощь не помешает. Может, позвонишь ей и пригласишь пойти с нами? Вы там погуляете вдвоем, а мы бы вместе потом пообедали.

— Хорошо.

День был тоскливый, серый и промозглый, но в торговом центре сверкали гирлянды, и народу было битком. У пещеры Санта-Клауса, окруженной эльфами и оленями, очередями выстраивалась ребятня – всем хотелось туда попасть. Увидев, какие кругом толпы, я приуныла, но к четырем часам я уже отдыхала в кафе, обложившись пакетами. Девочки ушли заглянуть в «Эйч-Эм-Ви» . Я устала ужасно, зато почти все подарки были закуплены, и даже частично продукты. Всего через пару минут они вернулись – Энн Мари размахивала пакетом.

— Угадай, что тут! Вот, мам, гляди — подарю папе.

Она вынула из пакета диск и протянула мне.

— Тибетские песнопения?

— Перебирала диски на полках и вот, нашла. Как ты думаешь, ему понравится?

— Понятия не имею, что это за музыка, но я уверена, что ему понравится. — Я повернулась к Нише: — А у тебя как успехи?

— Брату купила диск, а сестре - подарочный сертификат, в книжном «Уотерстоун». — Ниша села за стол. — Гарприту не угодишь, но он может обменять, если захочет. А Камальджит обожает читать.

— Сколько им лет?

— Гарприту двадцать, Камальджит двадцать семь – она в Лондоне, юристом работает. Я младшенькая. — Ниша состроила рожицу и повернулась к Энн Мари: — Чуть не забыла: Гарприт оценил твое выступление.

— Гарприт?

— Он, конечно, прямо так не сказал. «А ничего голос у твоей подруги, нормально выступила», — так он выразился, но это значит, он потрясен. А мне сказал: «Ты, Ниша, тоже ничего», - значит, я для него почти как Мадонна.

— А твои родные были на спектакле?

— Мама была, Гарприт и тетя Нихал. А Камальджит вернется только через неделю.

— Как жаль, что я с ними не познакомилась.

Я почувствовала, что заливаюсь краской. Вчера я схватила Энн Мари и унеслась домой, не сказав ни слова Нише, не уделив ее родным никакого внимания. Как-то придется наверстывать. Я так зациклилась на том, что происходит между мной и Джимми, что ничего вокруг не вижу. Энн Мари с Нишей теперь не разлей вода. А я вчера ни с ней, ни с мамой Ниши даже не поздоровалась. Наверно, обидела их ужасно. Боже, только бы не подумали, что все из-за цвета кожи.

Девочки ушли за напитками, а я принялась разглядывать обложку диска. Небо ясно-голубое, горные вершины такой белизны, что озноб пробирает.