Сокровища непобедимой Армады - Робер Стенюи

Одновремено Дрейк на «Ревэндже», Фробишер на «Трайумфе» и Хоукинс на «Виктори» повели свою колонну на левый рог испанского полумесяца. Первые залпы английских батарей, свист первых ядер, первые проломленные головы, первая кровь на палубе – все это вселило страх в сердца капитанов бискайских торговых судов: многим из них не доводилось ранее участвовать в сражениях. Виноградарей, батраков и рыболовов, силой посаженных на суда и окрещенных по случаю «солдатами» и «матросами», охватила паника. Несколько капитанов покинули строй и бросились в центр Армады, словно ягнята, ищущие спасения в гуще стада.

Дон Хуан Мартинес де Рекальде один встретил нападающих. Семь английских кораблей повели по нему сосредоточенный огонь. Дон Диего Пименталь поспешил на помощь Рекальде на «Гран-Грине». Два часа испанцы стойко выдерживали обстрел английских кулеврин. Их орудия отвечали беспрестанно, но враг («благоразумно», как гласили английские отчеты; «трусливо», как говорилось в испанских) не приближался более чем на триста метров. Пушки же испанцев поражали цель лишь со ста метров.

На «Сан-Хуане» (флагмане Рекальде) английские ядра уже разнесли в клочья десяток матросов, через пушечные порты лилась в воду кровь тридцати раненых; два ядра угодили в фок-мачту, сильно пострадал такелаж. Де Лейва, лавируя на своей тяжелой каракке, пытался отвлечь на себя огонь англичан, но ветер относил его прочь.

Тогда на помощь двинулся сам герцог. «Сан-Мартин» и «Сан-Матео» с португальскими галионами стали обходить английскую колонну с запада. Заработали весла галеасов. Заметив их маневр, адмирал флота приказал играть отбой: «Я счел разумным дождаться подхода сорока судов, оставшихся в Плимуте, прежде чем навязать генеральное сражение» (доклад Говарда государственному секретарю ). На Дрейка поведение испанцев произвело большое впечатление: «Стало очевидным, что они намерены дорого продать свою жизнь…»

Вмешательство герцога подняло моральный дух испанцев. Выручив два своих галиона, командующий пытался до вечера преследовать англичан, но «противник чудесным образом ускользал».

Бочки с порохом

По сигналу Сидонии пришедшая в полнейший беспорядок Армада вновь начала собираться в полумесяц. «Санта-Каталина», совершая неловкий маневр, в толчее врезалась во флагмана Андалузской эскадры Педро Вальдеса и сломала ему бушприт. От удара галион развернуло лагом к волне, и, прежде чем успели спустить парус, налетевшим шквалом сломало бизань-мачту; та рухнула в свисте и треске рвущихся снастей. «Нуестра Сеньора дель Росарио» застыла, парализованная.

Вальдес четырежды выстрелил из орудия, призывая на помощь. Герцог тотчас откликнулся на зов. Но тут на левом фланге в сумерках вспыхнул огненный шар. Мгновение спустя адский грохот раскатился над морем, и тяжелое черно-красное облако появилось над «Сан-Сальвадором». Флагман развернулся, чтобы поспешить на помощь терпящему бедствие кораблю.

На «Сан-Сальвадоре» находился вице-адмирал Гипускоанской эскадры и главный казначей Хуан де ла Уэрта с доброй частью флотской казны, «разделенной на части для вящей сохранности». (Сколько было денег, мне выяснить не удалось. Пятьдесят тысяч реалов были погружены на «Санта-Ану». Преследуемая шестью английскими галионами, «Санта-Ана» выбросилась на французский берег. Ее капитан и сорок человек экипажа были убиты. Но до начала боя Мендоса успел «поместить деньги в надежные руки» испанского агента в Руане.)

Когда герцог подошел к «Сан-Сальвадору», ему открылось жуткое зрелище. Взрывом разнесло две палубы и кормовую надстройку. Сквозь рев пламени слышались пронзительные крики горевших заживо людей, а ветер доносил чудовищный запах паленой плоти – результат взрыва порохового погреба. Произошел он, по всей видимости, случайно, хотя в дальнейшем с полдюжины романтических версий приписывали взрыв акту мести некоего немецкого, или голландского, или фламандского пушкаря, избитого капитаном Приего. Присутствие на борту немецкого артиллериста, которого сопровождала жена (факт, подтвержденный официальными английскими документами), послужило поводом для самых водевильных россказней – обманутый муж мстит капитану-обольстителю и т.п.

Организовали спасательные работы. Два паташа подцепили галион за корму и развернули его по ветру, чтобы огонь не перекинулся на нос. Матросы пытались сбить пламя и эвакуировать раненых. Это было нелегко: ветер разводил крутую волну. Палуба стала скользкой от крови, на ней невозможно было устоять, на такелаже висели оторванные конечности людей. Спасательная партия насчитала более двухсот убитых и раненых; еще около полусотни людей утонуло, пытаясь найти убежище от пожара в море.

Когда справились с огнем, генерал-капитан отдал приказ двум галеасам отбуксировать аварийное судно к эскадре гукоров (так он записал в своем дневнике) и добавил: «Тщательно проследите, чтобы казна была переправлена на годное судно». После чего, опять-таки по его собственным словам, направился к «Росарио».

Корабль Вальдеса тем временем дотащился до арьергарда Армады, но тут очередным порывом ветра у него снесло грот-мачту. Больше уже он не двигался.

Версия одного из пассажиров «Росарио»: «Герцог ушел, бросив нас на произвол врага, маячившего в трех милях сзади» (отец Бернардо Гонгора ).

Версия самого дона Педро де Вальдеса: «Я дал четыре выстрела из орудия, предупредив Армаду о своем бедственном положении. Герцог находился достаточно близко, чтобы увидеть все самому и оказать мне помощь… Но он этого не сделал! Словно мы не были подданными вашего величества и не служили под его началом. Он оставил нас добычей противника» (письмо королю ).

Похоже по всему, первым намерением герцога было действительно оказать помощь потерявшему управление кораблю. Но начальник штаба и первый советник Диего Флорес категорически заявил, что наступает темнота и Армада может рассеяться, если генерал-капитан задержится: «Нельзя подвергать опасности весь флот из-за одного корабля». Медина-Сидония уступил, но прежде выслал к «Росарио» свой личный паташ с приказом снять казну и перевезти ее на свой галион. Вальдес в ярости передал командующему: «Там, где я рискую своей жизнью и жизнью стольких рыцарей, можно рискнуть и пригоршней золота!» Посыльный вернулся назад с пустыми руками.

К девяти вечера дон Педро остался в море один… Генерал-капитан прислушался к голосу разума. И напрасно. Кастильская традиция не прощает подобных поступков. Бросив в беде своего капитана, командующий навсегда потерял честь и достоинство в глазах флота. Отныне никто больше не разговаривал с Диего Флоресом. На солдат это тоже произвело гнетущее впечатление: «Если он так легко оставляет знатного кабальеро, на какую помощь вправе рассчитывать мы?»