Лондон. Темная сторона (сборник) - Джерри Сайкс

Вот и коридор. Пройдя по нему, я заметил боковую дверь, которую не помнил по фильму, и отворил ее. Большая ванная, тоже без единого пятнышка. Судя по виду зеркал, сплошь покрывавших стены, их терли основательней и чаще, чем подросток свое причинное место. Я дошел до конца коридора и настежь распахнул дверь.

– Привет, док, – сказала она. – Вы мне что-нибудь принесли?

У меня не было настроения возвращаться домой. Малькольм объявится только утром, а пока мне хотелось спокойно посидеть и хоть чуть-чуть расслабиться. Ботинки жали, и я их скинул. Мы оставили ее лежать, такую безмятежную с виду, и вернулись в первую комнату. Проходя мимо стоявшей на подпорке бас-гитары, я ощутил побуждение дернуть струны, но удержался. У окна стоял стул, там мы и пристроились, я и Дино, слушая, как за окном проносятся машины. Я вам сказал о Малькольме? У меня в последнее время пошаливает память. Наверное, дело в темазепаме.

Малькольм хирург. Еще один из моих бывших пациентов. Акротомофил. Хотя Дино нередко возражал мне, что вообще-то он апотемнофил по доверенности. Не так ли, Дино? Так или иначе, Малькольм больше, чем положено, увлекся ампутациями и делал их в больнице и за ее стенами, был бы повод. Как я уже говорил, я многое знаю о людях; это занятно и небесполезно. Малькольм по-прежнему хирург, но сейчас он полностью ушел в частную практику. Заработал целое состояние. Пациентам нравится его работа. И Мэри она тоже понравится. Ну а басист… Что же это я никак не припомню его имя? Уверен, она мне его называла. Так вот, он куда лучше будет выглядеть без этих своих жутких пальцев. Итак, утром мы сперва займемся Мэри, а бас-гитарист пойдет вторым номером. Стыд и позор, я не пригласил Кэйт, времени-то вдоволь. Может, стоит ей позвонить? Как ты думаешь, Дино? Позвонить Кэйт? Сказать ей, что я подписал бумаги, и что она может заскочить и забрать их? Сказать ей, что она мне не нужна. Что мне никто больше не нужен. Что думаешь, Дино?

Дино нынче ночью необычайно молчалив.

Дэн Беннет Садовые ритуалы

...

Dan Bennett

Park Rites

Дэн Беннет родился в Шропшире в 1974 году. Последние восемь лет жил и работал в Лондоне. Недавно закончил свой первый роман.

Место действия – Клиссолд-парк

Брюнетка бежала трусцой по бетонной дорожке, огибавшей западный край Клиссолд-парка, и сейчас миновала кирпичную будку у входа. Энцо наблюдал за ее приближением. Он стоял в кустах у развилки, где дорожка поворачивала к пруду. Он знал, когда она здесь появится: как всегда, в четыре пополудни. Бегающая трусцой леди соблюдала режим.

Она бежала к нему, как бежала всегда, широко выбрасывая локти и склонив голову к земле так, что ничего перед собой не видела. Она бежала так, словно была на свете одна.

Однажды Энцо видел, как она налетела на женщину с коляской и упала, растянувшись на бетоне. Энцо был рядом, когда она с трудом поднималась, разорванные лосины обнажили глубокую царапину. Морщась от боли, она осторожно трогала рану, а женщина с коляской спрашивала, все ли в порядке. Энцо заставил себя не останавливаться и прошел мимо, опустив голову и засунув руки в карманы. Однако не смог удержаться от мимолетного взгляда: «Да, леди, настанет день, когда там буду я ».

Бегунья трусила по участку дорожки напротив жилого квартала. Теперь она была совсем близко. Энцо втянул в себя воздух. Он ждал знака, что обстоятельства благоприятны и время пришло. Бледно-серое небо нависло над зеленью деревьев, от далекого костра тянуло дымом, земля пахла сыростью. Гусиный клин пересекал небеса, и вдруг Энцо понял, что это и есть заключительный штрих, знак того, что время настало. Женщина вышла на финишную прямую и бежала прямо к нему. Левая рука Энцо опустилась в дырявый карман спортивных штанов, нащупала член. Пора.

Когда бегунья приблизилась, Энцо вышел из кустов. Он был абсолютно спокоен. Последний раз сдавив член, он вытащил левую руку, а правую сунул в карман куртки с капюшоном. Теперь бегунья была совсем рядом, и Энцо мог как следует разглядеть ее маленькие груди, топорщившиеся под словами «Кентский университет» на ее голубой футболке, черную лайкру, туго обтягивающую ноги, громадные белые кроссовки с пухлыми языками. Она была такая маленькая , она идеально ему подходила со своей длинной черной челкой, бьющейся на бегу, словно крыло дрозда.

Энцо весь напрягся, правая рука наготове. Вдруг на дороге за оградой остановилась машина, синий «Форд». Подняв глаза, Энцо увидел вылезающего с переднего места мужчину. Тот громко говорил кому-то, сидящему за рулем: «Ну да, может быть, позже, но я не уверен». На нем была футболка, красная с белым. Для Энцо это оказалось уж слишком: с мыслью «может быть, может быть» он бросил мимолетный взгляд на бегунью, и в тот же момент мужчина за оградой повернулся и уставился прямо на него.

И это чуть-чуть задержало движение Энцо. Чуть-чуть, но достаточно, чтобы испортить момент (птицы улетели, а бегунья оказалась на несколько шагов ближе, чем нужно) и лишить его гармонии. Энцо вытащил руку из правого кармана. Он опустил глаза, пнул камень, поджал губы.

Бегунья протрусила мимо, подошвы ее кроссовок слегка скрипнули, когда она повернула к пруду. Мужчина захлопнул дверцу и помахал тронувшейся с места машине. И точно так же уплывал момент из рук Энцо.

– Да, но я видел тебя! – выкрикнул Энцо в спину бегунье. – Видел тебя бегущей, леди. И, может, прижму тебя в следующий раз.

Бегунья его не слышала. Энцо наблюдал за ее движением по ведущему к пруду пологому холму и за белой лошадью в центре парка. Он гадал, решит ли она сделать сегодня еще один круг или направится к выходу на Черч-стрит, а дальше через Сток-Ньюингтон и кладбище. Ладно, это уже неважно. Все испорчено.

Он снова сунул руку в левый карман и еще пару раз сдавил свой член, воспаленный, горячий и твердый. Но кончить себе не позволил, хотя был так близок к этому, был готов. Если кончить сейчас, все станет еще хуже. Это будет неправильно. Вместо этого он решил пойти по той же дорожке, что и бегунья, хотя теперь вовсе не за ней. Нет, он отправился посмотреть на оленя.

На траве мальчишки гоняли мяч, изображая футболистов, игравших в этот момент на стадионе «Хайбери», по другую сторону Блэксток-роуд. Энцо узнал нескольких парнишек на футбольной площадке: пару из школы, пару из его квартала. Почти все они были в красно-белых футболках. В дни матчей, когда, как сейчас, «Арсенал» выигрывал, иногда слышишь, как толпа вопит в унисон, словно хор. Это достает, но и пробирает: появляется желание стать тем, кто заставляет кричать толпу. Именно это воображали себе все мальчишки в парке, и, в своем роде, именно этого добивался Энцо. Когда он шел в сторону оленьего вольера, мяч выкатился перед ним на дорожку, но никто не попросил вернуть его на площадку. Энцо позволил мячу скатиться в идущую вдоль дорожки канаву.

Энцо так и не вернулся в школу с тех пор, как какой-то черный парень, какой-то долговязый сомалиец назвал его на перемене извращенцем, и, кто знает, что он хотел этим сказать?

Весь остаток дня Энцо не находил себе покоя. После школы они случайно встретились у ворот, и, когда сомалиец подошел, Энцо заехал ему в глаз разодранной банкой из-под кока-колы, рассудив, что это как раз то, что надо. Парень рухнул на колени, не успев ни слова сказать, ни даже прижать глаз рукой. Он стоял на четвереньках, уставившись в землю. Он не мог не моргать, и с каждым взмахом века все ширилась влажная чернота разреза на его глазном яблоке.

Энцо был разочарован. Он надеялся, что крови будет больше.

И после этой стычки школа закончилась для Энцо, никто больше не называл его извращенцем. И никак не называл. Кучу времени Энцо проводил в одиночестве. В основном в парке, потому что там лучше, чем дома. Дома мамаша на кухне, папаша на диване в гостиной, Мадонна лыбится всем подряд с картинки над телевизором, Иисуса обрящешь, куда ни плюнь. Такая там, в квартире, жизнь. Правда, иногда мамаша с папашей сходятся в одной комнате, и тогда, по разным причинам, становилось немного прикольнее. Такой вот дом.

В парке царил хаос.

На неделе на Лондон обрушились небывалые бури, сдув телевизионные антенны и кожухи световых люков на крышах домов в квартале Энцо и срезав верхушки деревьев. Повсюду трава была усеяна сучьями и разлетевшимся из урн мусором. Энцо чувствовал себя психом в такие бури, он ощущал их в члене, словно пульсацию. Он трижды готов был кончить этой ночью, когда ветер ломился в окно, но уговаривал себя: нет, нет, нет, оставь это для парка, ты должен подстеречь бегунью с черными волосами. Он не мог удержаться. И трогая себя, он видел только волчьи клыки, терзающие сырое красное мясо, кровь на белом мехе и на зубах.

Чтобы добрести до оленьего вольера, много времени не понадобилось, но когда он там оказался, то обнаружил у ограды маленького мальчика с отцом. Олень стоял ближе к противоположной стороне. Мальчик протягивал оленю пригоршню травы, отец склонился к сыну, всего его собой закрывая. Энцо бросил на мужчину взгляд, говорящий ну-ну, и не думай, что я не знаю, что ты будешь делать, когда выпадет шанс . Мужик, наверное, увидел, как смотрит Энцо, и понял, что Энцо знает, потому что, представь себе, у Энцо есть и такая сила, у него всякие силы есть. Наконец до мужика дошло, и он взял мальчишку на руки. «Ну-ка, пойдем, – сказал он. – Пойдем, поищем маму».