Современная демократия и альтернатива Троцкого: от кризиса к гармонии - Михаил Диченко

«…не здоровые имеют нужду во враче, но больные… ибо я пришел призвать не праведников, но грешников к покаянию». (Мк 2: 17); «Так будут последние первыми, и первые последними, ибо много званых, а мало избранных». (Мф 20: 16).

«… и соберутся пред ним все народы; и отделит одних от других, как пастырь отделяет овец от козлов…» (Мф 25: 32); «И пойдут сии в муку вечную, а праведники в жизнь вечную». (Мф 25: 46).

Рассказ Иисуса народу в виде притчи вызвал вопросы у его учеников: «…для чего притчами говоришь им? Он сказал им в ответ: для того, что вам дано знать тайны Царствия Небесного, а им не дано…» (Мф 13: 10–11).

«И всякий, кто оставит домы, или братьев, или сестер, или отца, или мать, или жену, или детей, или земли, ради имени Моего, получит во сто крат и наследует жизнь вечную». (Мф 19: 29).

Джефферсон:

«Те, кто трудится на земле – избранники Бога, – если у него вообще есть избранники, – души которых он сделал хранилищем главной и истинной добродетели. Это – средоточие, в котором Бог сохраняет горящим тот священный огонь, который иначе мог бы исчезнуть с лица земли. Ни одного примера разложения нравственности нельзя найти у людей, обрабатывающих землю, – ни у одного народа, ни в какие времена. Этой печатью разложения отмечены те, кто, не надеясь на небо, на свою собственную землю и свой труд, как это делает, чтобы добыть свое пропитание, земледелец, зависит в своем существовании от случайностей и каприза покупателей»[35].

Вот это догматическое понимание психологии человека, будто бы имеющего в себе или достигающего путем самосовершенствования (молитвами или каким-либо другим путем) некоего положительного духовного ядра, что отличает его от других, не молящихся, не крещеных, не покаявшихся, не просвещенных, это понимание встречается не только у христиан, но и у мусульман, иудеев, буддистов и атеистов. Научная психология, опыт человечества и криминалистики давно опровергли эту догму. Самые хорошие люди вдруг совершают отвратительные поступки, и наоборот, самые отвратительные подлецы проявляют порой чудеса героизма и самопожертвования. Кроме того, один и тот же поступок какого-то человека для одного его близкого может оказаться добрым, для другого – злым.

Несмотря на это, на фундаменте этой догмы элитарности, допущения самой возможности деления на хороших и остальных, построены концепции управления обществом у таких мыслителей. Глубочайшая их ошибка заключалась именно в том, что они допускали принципиальную возможность как-то определить лучших, чтобы доверить им власть. Так же, как и все христиане, мусульмане и иудеи, так же и все марксисты (несмотря на огромные различия их между разными группами) стояли на этой вреднейшей точке зрения.

Даже самые умеренные европейские социал-демократы, резко осудившие большевиков за их революцию, проповедовали этот взгляд: «Конечно, нравственный закон является продуктом социальной природы человека»[36]. Вот оно – «классовое чутье пролетариата», на которое ссылались все большевики. Вот откуда их слепая вера в некую особую психологию рабочего класса и, соответственно, лучшей его части – партии коммунистов. Отсюда следующий шаг железной логики: коммунисты избирают в руководящие органы самых лучших из своих рядов, а те, в свою очередь, одного самого-самого лучшего. Эта догма обосновала большевикам запрещение других партий, потом других фракций в своей партии, а потом и вообще других мнений кроме мнения вождя. Именно эта догма превратила некогда свободную ассоциацию интеллектуалов-марксистов в послушную машину диктатора.

Но я хочу подчеркнуть еще раз, что догма элитарности отнюдь не изобретение большевиков. Платон, Христос, Маркс и много-много других мыслителей человечества, не говоря уже о сторонниках монархии (когда король-царь-диктатор считается не просто лучшим, а «помазанником Божьим», то есть почти полубогом), попали в ловушку этой концепции.

Даже один из величайших президентов США Франклин Рузвельт к концу своего третьего срока у власти попал в ловушку догмы элитарности:

«Подавляющее большинство наших граждан приняло требования военного времени с замечательным мужеством и большим пониманием. <…> Однако, как мы все знаем, у нас есть люди и другого сорта. Их немного, но они очень назойливы; в то время как большинство безропотно несет бремя войны, они постоянно поднимают шум, требуя особых преимуществ для отдельных групп населения. Их представители, подобно мошкаре, роятся в холлах Конгресса и коктейль-барах Вашингтона. Они стараются удовлетворить свои частные интересы в ущерб интересам всей страны. Они смотрят на войну в первую очередь как на возможность нажиться за счет своих ближних, добиться политических и социальных привилегий.

Подобная своекорыстная активность в военное время очень опасна: она вносит разлад в общество, подрывает моральный дух, мешает общенациональным усилиям…»[37].

Как хорошо был знаком этот стиль народам России и Германии периода 1930-х годов: «подобно мошкаре», «другого сорта», «нажиться», «вносит разлад», «подрывает дух»! Но американцам тогда это резало слух.

Я особо хочу подчеркнуть, что ни малейшим образом не пытаюсь сравнить историческое значение этих личностей. Кому-то может показаться кощунственным объединение Христа или Маркса с Гитлером. Их историческая значимость и полярность несоизмеримы. Но я обращаю внимание на одну из составных частей их мировоззрения и показываю, что именно эти части их идеологий имеют одинаковый корень догмы элитарности. Другие части различны, а порой и противоположны. Практика применения их идей и личная деятельность тем более несравнимы.

К ХХ веку уже вполне ясно начали проявляться положительные результаты противоположного взгляда на природу человека: невозможно в принципе определить лучшего или худшего. Этот взгляд постулирует, что человек постоянно изменяется. В любую сторону: лучшую или худшую, непредсказуемо и в зависимости от конкретных обстоятельств и положения в социуме. Вторая аксиома данной позиции – власть создает дополнительные стимулы к изменению человека в худшую сторону. Из этих двух аксиом следует, что какого бы человека каким бы способом ни избрали во власть, его нужно контролировать и менять. А как контролировать, если он может все функции контроля забрать себе? Отсюда вытекает необходимость третьей аксиомы, базирующейся на древнем методе управления: «Разделяй и властвуй!».

Комментарий

Здесь, наверное, уместно будет напомнить, что даже пророки, основатели мировых религий, совершали в своей жизни сомнительные с точки зрения современной морали поступки.

Моисей убил человека, бежал от полиции и получил приют у мадианитян, независимого небольшого народа. Его правитель выдал свою дочь за него замуж. Она родила ему двух сыновей. Прошли годы. После того, как он стал Пророком, евреи, жившие по соседству с мадианитянами, стали принимать их веру. Тогда он собрал 12-тысячное войско и послал его уничтожить весь тот народ. Когда были сожжены все их села и убиты все представители мужского пола (от мальчиков до стариков), к Моисею привезли плененных женщин, старух и девочек. Он приказал оставить только девственных девочек, а женщины и старухи были убиты.

Жена Будды, от которой он сбежал, оставив с маленьким сыном, не простила его. Сына своего он никак не выделял и относился к нему так же, как к другим. Почему он решил, что эти причиненные страдания самым своим близким людям не стоят всей его проповеднической деятельности? Он, видимо, посчитал, что цель оправдывает средства.

Дважды отказывал Будда своей приемной матери в посвящении в общину. Родная мать умерла вскоре после рождения мальчика, и все годы заботилась о нем сестра его матери – его родная тетя. Она после смерти мужа хотела отдохновения и была расстроена отказом Будды. Второй раз прошла она пешком к Будде большое расстояние, «о чем свидетельствовали ее стертые, разбитые в кровь ноги. Сама она выглядела очень слабой и изможденной». Будда снова ей отказал. Лишь только после долгих уговоров его друга Будда выставил условия приема в общину его матери и потом любой другой женщины. Эти условия были очень унизительными для женщины: она практически ставилась в положение низшего члена общины по сравнению с мужчинами: при приближении мужчины-монаха она должна была встать и стоять, пока он не отойдет (даже если ей было 70 лет, а монаху – 20); раз в две недели монахини обязаны были получить наставление монаха; они были лишены права проводить обряды, которым обладали монахи-мужчины и др.