Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Вас интересуют подробности, связанные с поручением, которое вы мне дали?
Ривз произнес свою тираду невозмутимо ледяным тоном, и можно поручиться, что на лице его не дрогнул ни один мускул. Одни над ним посмеиваются, другие догадываются, что он сам опасный насмешник.
— Если это не слишком затруднительно, Ривз.
— Мне гораздо затруднительней умолчать о них.
Он изложил факты ровным, монотонным голосом, ни разу не запнувшись.
— Прежде всего я задал себе вопрос, кто может одолжить мне тысячу долларов до открытия банка.
— Извините меня, Ривз.
— Не за что. И не перебивайте, пожалуйста. Я подумал о своем друге Хуане Пересе, владельце ресторана «Подземелье». Во-первых, Перес встает рано; сам вместе с шеф-поваром закупает продукты: во-вторых, по воскресеньям «Подземелье» работает на полную мощность, значит, в кассе должны быть деньги. Словом, я отправился за изгородь. Своего друга Переса я застал среди ведер с водой и тряпок для мытья пола.
Ривз наверняка явился туда при полном параде. Картина. Семь утра, «Подземелье». Персонал, засучив рукава и не жалея воды, надраивает пол, а тут адвокат-американец степенно просит позвать хозяина.
— Он без всяких разговоров обменял мне чек на банкноты.
Интересно, как объяснил Ривз свою сногсшибательную просьбу? Вероятнее всего, никак. Он не из тех, кто пускается в объяснения: его мало волнует, что о нем подумают.
Ривз неторопливо рассказывал:
— Затем я отправился на поиски улицы Витториа дель Сарто и, наведя справки у самых осведомленных лиц, в том числе у случайно встреченного мною комиссара полиции, был вынужден констатировать, что в Ногалесе, Сонора, такой улицы не существует.
Пи-Эм раскрыл было рот, чтобы снова извиниться, но его компаньон тем же тоном продолжал:
— Зато я выяснил, что есть улица Витториа де Сатто, на которую и вышел, спустившись по какому-то переулку. Меня чуть не сшиб с ног осел, нагруженный двумя бурдюками с водой. В ответ на мой звонок в доме сорок один раздались различные звуки. По меньшей мере трое детей подошли к дверям и рассмотрели меня через окошечко вроде тюремного волчка. Кто-то довольно долго расхаживал взад и вперед, после чего толстая, наспех одетая женщина в бигуди боязливо отворила дверь и осведомилась по-испански, что мне нужно.
Я ответил, что принес ей тысячу долларов, и она воззрилась на меня еще менее любезно.
— Мне, сеньоре Эспиноса?
— Я действительно имею поручение передать сеньоре Эспиноса тысячу долларов.
Вышел мужчина, прислушался к разговору и посоветовал ей на местном диалекте — думал, я не пойму:
— Да бери же. Чем ты рискуешь?
В коридоре толпились дети. Они были крайне возбуждены.
— Еще раз извините, Ривз. Мне совестно…
— Угодно вам слушать дальше? Я заранее приготовил расписку, но когда сказал женщине, что надо расписаться, она чуть не захлопнула дверь у меня перед носом.
Тут вошла еще одна особа, которая попыталась скрыться от меня, потому что была не одета. Это блондинка, с тонким, но изможденным лицом. По-испански она не знает. Она тихо сказала что-то мадам Эспиноса и утащила ее в глубь коридора, а я остался на пороге, и дети поочередно выходили глазеть на меня.
Обе с трудом понимали друг друга. Американка увела собеседницу в одну из комнат, где они продолжали свои сложные переговоры с помощью мужчины, пытавшегося служить им переводчиком. Тем временем на улице собралась целая куча мексиканских мальчишек.
Бедный Ривз!
— Наконец мадам Эспиноса вернулась и протянула руку. Прежде чем отдать банкноты, я показал расписку, и она опять заколебалась. Позади нее раздался умоляющий голос:
— Ради Бога!
Она собралась с духом, расписалась, схватила деньги и поскорей захлопнула дверь.
— Это все. Расписка, разумеется, будет передана вам по первому требованию.
— Страшно сожалею, Ривз. Я вам все объясню.
— Совершенно незачем. Вам достаточно перевести на мой счет тысячу долларов, как только уровень Санта-Крус сделает возможной доставку почты.
Опуская трубку, Пи-Эм чувствовал себя почти больным от стыда. Идиотская история! Торопиться с выплатой до открытия банков не было никакой нужды. И главное, сумма оказалась смехотворно завышенной. Все это лишь насторожит сеньору Эспиноса, и есть основания полагать, что сейчас половина Ногалеса уже в курсе дел американки с тремя детьми.
— Что-нибудь съешь?
— Попозже.
— Мне тоже не хочется.
— Остальные были очень пьяны?
— Да, но меньше, чем ты.
Нора сказала это без всякого упрека — просто в порядке информации.
— Что ты намерен делать?
И тут же без околичностей и подходов, без напускного безразличия или вкрадчивости, неизбежных в таких случаях у большинства женщин, она спросила:
— Тебе не кажется, что самое разумное — сказать мне, кто он?
Она ясно видела, что Пи-Эм пришиблен, размяк, потерял контроль над событиями. Он не стал колебаться:
— Это мой брат.
Она все так же бесхитростно призналась:
— Я догадывалась об этом с первой минуты знакомства.
— По-твоему, мы похожи?
— Не в буквальном смысле. Но фамильное сходство заметно. Особенно когда вы смотрите друг на друга.
Такой взгляд бывает только у братьев и сестер.
— Я очень беспокоюсь, Нора.
— В Мексике его ждет жена?
— Да.
— Что он натворил?
Почему он не признался ей раньше? Как бы это все упростило! Нора не загорелась от любопытства на манер Лил Ноленд. Она расспрашивает по-товарищески, хочет помочь. В сущности, они всегда были именно товарищами. А вышла она за него после смерти Мак-Миллана, вероятно, лишь потому, что не могла жить одна в долине. Возраст у него был подходящий, он пользовался репутацией дельного адвоката и порядочного человека.
Пил умеренно.
Само собой разумеется, брак они заключили на условии раздельного владения имуществом, и хотя Пи-Эм вел дела жены, он обязан был советоваться с ней и скреплять ее подписью каждую бумагу.
Это отнюдь не признак недоверия. Это в порядке вещей. И теперь она не злилась на мужа за то, что у него оказался брат, который, возможно, навлечет на них неприятности. Она лишь переспросила:
— Что он натворил?
— Ей-Богу, Нора, не могу ответить точно. Мы не виделись с самого детства. Известия о нем доходили до меня крайне редко. Два года назад он в кого-то стрелял.
Но не поручусь, что тот человек умер. Брат сидел в Джольете, откуда и бежал.
— Понимаю.
— Я искренне хотел ему помочь. Клянусь, что собирался переправить его в Мексику, как только Санта-Крус пойдет на убыль. Ты сама слышала: я послал деньги своей невестке, ожидавшей его в Ногалесе. До сих пор не возьму в толк, как мы поссорились.
— Оба были пьяны.
— Дело не только в этом. С первой же минуты между нами что-то встало. Начал Доналд.
— Деньги у него есть?
— Уверен, что нет.
— Оружие?
— Не думаю. Я спрашивал его об этом, и он ответил отрицательно.
— Он во что бы то ни стало попробует перебраться.
— Да.
— Но это ему не удастся, пока вода не спадет. А спада еще долго ждать.
Чтобы удостовериться в этом, достаточно было выйти на веранду. Перед ними, за лугами долины, замыкая горизонт, высилась горная цепь, уходившая вдаль через мексиканскую границу.
Хребет прорезан более или менее глубокими каньонами.
Стоит разразиться грозе, как каждый из них за несколько минут извергнет в Санта-Крус тысячи тонн воды.
Грозы рождаются здесь, так сказать, прямо на глазах.
В данную минуту, например, в долине еще светит солнце, а одну из вершин окутывают черные тучи, и, несмотря на яркий день, молнии уже отчетливо различимы.
То же самое — на протяжении более чем шестидесяти миль. Поближе к Мексике долина загибается влево, опять довольно глубоко врезаясь в территорию Соединенных Штатов, так что выйти к границе можно лишь перебравшись через реку.
Накануне Доналд был пьян, как его брат. Но провел он ночь не в постели. Утром у него не оказалось ни пузыря со льдом, ни кофе, ни пива. Спал он, наверное, на мокрой земле. А ведь похмелье и у него было тяжелое.
Сейчас он шатается где-нибудь, небритый, весь в грязи, похожий на бродягу.
Бродяг в долине можно встретить довольно часто.
Они плетутся, волоча ноги, не глядя по сторонам. Чаще всего это мексиканцы, которые нелегально просачиваются через границу и пробираются в Калифорнию, обетованную землю, где надеются найти работу.
Владельцы ранчо не обращают на них внимания и не боятся их. Все прекрасно знают: эти люди не опасны. Известно также, что они редко достигают другого конца долины в направлении Тусона: их перехватывают патрули.
Шоссе и холмы предгорья под контролем пограничных моторазъездов. Они шныряют по дорогам, ведущим от ранчо к ранчо, и тащат за своим джипом прицеп — фургон для перевозки скота. В фургоне стоят две оседланные лошади, и пограничники в любой момент могут пересесть на них.
- Человек из Лондона - Жорж Сименон - Классический детектив
- Новый человек в городе - Жорж Сименон - Классический детектив
- Человек из Лондона - Жорж Сименон - Классический детектив
- Мегрэ и человек на скамейке - Жорж Сименон - Классический детектив
- Красный шар - Агата Кристи - Классический детектив
- Покойный господин Галле - Жорж Сименон - Классический детектив
- Мой друг Мегрэ - Жорж Сименон - Классический детектив
- Мегрэ и старики - Жорж Сименон - Классический детектив
- Мари из Порт-ан-Бессена - Жорж Сименон - Классический детектив
- Братья Рико - Жорж Сименон - Классический детектив