Рейтинговые книги
Читем онлайн Газета День Литературы # 80 (2003 4) - Газета День Литературы

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 15 16 17 18 19 20 21 22 23 ... 32

мой кабинет, странноприимный дом,

шатается, словно бегун на старте,

и вы его отыщете с трудом,

но дайте время — нанесут на карте.

СЕЗОННОЕ

Опять столицу промывает дождь, отвратно на душе, и небо серо, похмельная снедает тело дрожь, азарт упал до нижнего предела. Я скис, как пожилое молоко. Одряб, как яблоко, оббитое о землю. И мысли об искусстве далеко да я им, собственно, почти не внемлю. Мне только б продержаться пару дней, вдруг среди туч покажется светило; пусть будет голодней и холодней, но только б вдохновенье накатило. Я простоквашу чувств хочу отжать и спрессовать хотя б таблетку сыра... Опять непредсказуема, как блядь, погода, и в ботинках тоже сыро. Вот так всегда. Великая страна найти не может в гражданах опоры. И на Кавказе вялая война, и на Балканах клацают затворы. Писатель Эдичка, влюбленный в автомат, стреляет по врагам, как будто в тире; его коллега, "маленький де Сад", с досады стены пачкает в сортире. Мой тезка, он, конечно, преуспел и многое переиздал с избытком, но будет на него прострел — пострел ужо поплачет и походит жидко. Однообразно с осенью, как раз, чтобы в столетье эдак XXIII-м его переиздали в сотый раз и не читали даже в школе дети. Мой ритм напомнил про виолончель, гудящую, как ель, и то — как скрипки навроде птиц за тридевять земель спешат, от канифоли знойной липки. Прибавил дождь, но все-таки как встарь неподалеку женщина смеялась, и в кожу также вкраплен был янтарь... Когда б внутри погода не сменялась, тогда была бы точно благодать и солнечно любое время года, а я б не напивался вдругорядь, страшась неотвратимого исхода.

АПОЛОГИЯ

Господа, если каждая божья шваль любит и себя возомнить пытается, значит, партия сыграна, дело — швах, и гарема стражникам отрубаются причиндалы. Впрочем, болезным, им петь и плакать, и рвота не возбраняется, если вдруг топор оказался тупым или железобетонными яйца. Я прополз, прошел и проехал одну шестую часть невесть кем надутого шарика, плыл по лужам и чуть не пошел ко дну от присосавшегося ночью комарика. Всех нас не милует комариная любовь, от комарья, как от ворья, нет продыху. Я разбил в кровь левую бровь во время якобы летнего отдыха. Ранним утром нечесаный, злой, пытаюсь плевать со своего балкона, ан нет слюны... Боже мой, полон рот какого-то поролона. В номере нет никакой воды. Электричества нет. Мол, не обессудьте, если хотите заслужить "Труды и дни" хотя бы после смерти — живите как люди обычные, то есть цивилизационных благ не вкушайте и так вкусили изрядно меду и алкайте почаще не дворец, а — барак. Жабрами хлебайте природу. Что ж, согласен, ведь время мое началось до гибели последнего фараона, и коммунистическое воронье не валило на него издержки вранья и трона не раскачивало... Шла как корабль страна в светлое будущее, которое оказалось темным. Век кончается, хочешь не хочешь — страда, а урожай не случился... Заменим терном сорго, пшеницу, рис, овес, ячмень, впрочем, скорее заменим венцом терновым или колючей проволокой, чтобы новый день нового тысячелетия был хоть капельку новым. Капелькой новой крови пророка иль хотя бы историка — для пресловутой справки и точки отсчета, иначе прошлая гниль уцелеет в дем. переплавке. Век дембельнул. Чего с него взять — дебил! Вот и добился и ускользнул от казни. Длился, тянулся, мучился и давил, в свою очередь муча того, кто душой отказник. Кто с рождения узник, знать, мазохист, даром, что едва ли читал Мазоха... Неужели новый путь столь же тернист и пятниста эпоха? Леопарды выбиты, но зато в пандан чучелам маршируют униформисты. Сколько раз я складывал чемодан, но не решался пересадиться... И так садисты ручки свои приложили к моей судьбе выспреннего и столь наивного человека, думающего искренне, что в себе сохранил идеалы века. Рано сегодня проснулся мужик-сова. Хлопаю веками, силясь понять спросонья собственные, идущие горлом слова, чтобы в конце концов спрессован в плотный куплет, в букет неувядших фраз не полевых, а скорее — с речных откосов, бился цветной огонь и уже не гас от всевозможных ветров-вопросов. Кто задает их? Сами себе иль Бог на пути к самому себе, абсолюта ожидая в чехарде любых дорог в виде точки или салюта, что всего лишь взрыв точки и точек разлет... Я по-прежнему люблю твои брови разлетом. Господа, почему никто не поет? Надо петь и выпить перед улетом в новый день. Он заждался, когда же старт. Он исполнен, если не надежды, то хотя бы азарта. Среди всех географических карт я предпочитаю рассматривать гадальные карты. Дайте, дайте мне колоду Таро! Отыщу свое созвездие Зодиака. Мне плевать, что предсказание старо. Я каждый миг неодинаков. Господа, если каждая божья шваль так себя любит, а не в себе Бога, значит, все повторится, как встарь будем жить плоско и убого. Партия сыграна. Новые партии вряд ли сумеют быть столь многолюдными. Век начинается. Тысячелетие. Совершим же обряд крещения и склонимся над лютнями. Музыки, больше музыки! Голый звук был до слов, как сказал якобы всезнающий Рабинович. А что было до крестных мук не знает ни раввин, ни поп, ни попович. Радуги, больше радуги! Небесных стропил под новую крышу старого мирозданья. Своим отъездом из страны я бы лучше скрепил подлинность и силу своего признанья. Отечеству. Уехать бы из страны, а я всего навсего из дома творчества перевожу себе в квартиру запасные штаны и записанные наспех пророчества. Не случилось. Испугался. Уже не суметь жизнь переписать заново. Что ж, еще остается смерть вроде экзамена. Еще остается рулетка. Она как и положено чисто русская. Непредсказуемая как моя страна, где традиционна лишь водка с закускою в виде занюханного рукава. Надеюсь, что это еще далекое будущее. Что предъявлю Богу? Слова, слова, слова. Надеюсь, не самое худшее.

Новелла Матвеева НЕПРЕРЫВНОСТЬ (Заметки о лирике Виктора Широкова)

Говорят, что поэт и на необитаемом острове — поэт. Тонко подмечено! Но ведь это — на необитаемом! Насчет которого он знает точно, что не встретит там ни критиков, ни читателей и — кроме, может быть, птицы с нижеследующим названием — никаких других пересмешников. Ну, а если всяк остров сегодня обитаем? А если сама "необитаемость" перенаселена? А если недочет людского понимания не восполняется для нас даже и преимуществами настоящего одиночества,— что тогда?

Поэт Виктор Широков считает, что так называемой "стадионной поэзией" 1980-х годов были вытеснены из литературы целые последующие поколения исправно работающих поэтов. И что была, таким образом, искусственно прервана ТРАДИЦИЯ современной литературы. Мне-то, впрочем, кажется, что виной тому не только стадионная лирика: широк стадион,— остальной мир (с его влияниями) и того шире! Но, так или иначе, а ходовые табели о рангах, невглядывание в движение дарований, пренебрежение к ним — сделали свое черное дело.

Нельзя не согласиться с Виктором Широковым: такое положение в поэзии неестественно. Оно и впрямь дико, когда в живой жизни мира образуются, таким образом, беззаконные пустоты. Но не зря слово "вакуум" Широков произносит иронически: ведь уж кто-нибудь да обитал же и в этом "вакууме"! и после тех же стадионных трибунов и даже еще во времена их первых побед… правда, когда некоторые их гонители стали выдвигать — им в назидание — каких-то своих "тихих" (благо, что не буйных! — сказали бы тут психиатры!) — это тоже была — и неправда, и… немножко противненько! Искренность или двуличие? — вот что, казалось, должно было всерьез интересовать общество,— а причем здесь "тишина" или громкости? Какие странные вообще оценки применяются иногда к стихотворцам! И неужели эти оценщики (или ценители) всерьез полагали, что, обзывая кого-то "тихим", делали ему навек осчастливливающий комплимент?

Ведь ежели голос твой тих, и правду твою вряд ли расслышат. (Другое дело — когда ты шепчешь намеренно. Чтобы совесть не пробуждать,— пускай выспится!) И неужели кому-то вправду верилось, что, так сказать, разные ТИХОНИ куском тишины нос громкоговорителям утереть могут?! Не верю, что верилось. И на этом месте спешу отключить сей вопрос от сети, дабы начать разговор…— о ком же? О том самом Викторе Широкове, который — в числе других, отмененных некогда поэтов — (считалось ведь, что и отменять можно!) долгое время оставался (воспользуюсь его выражением) "вне преемственности". Правда, сейчас его сочинения печатаются шире и становятся всё более заметными в пестроте общенаговоренного. Видимо, сыскались все-таки истинные ценители давно неслышимого Слова. И то! — ведь надо же спорить со злой судьбой! Надо называть имена не бросавших перо ни в какие лихолетья! И тогда-то, будем надеяться, "на имя наложить табу не сможет время" (Виктор Широков "Январская эпистола". Е.В." — (то есть Евгению Витковскому).

1 ... 15 16 17 18 19 20 21 22 23 ... 32
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Газета День Литературы # 80 (2003 4) - Газета День Литературы бесплатно.

Оставить комментарий