Барилоче - Андрес Неуман

Отмочил какую-нибудь дурь, это уж наверняка. Парень из бара мне кое-что рассказал, и я понял, что он бросил все, не сказав ни слова, просто смылся! И когда прошло одно утро, потом другое, а он не появился в гараже, я ему позвонил, он не ответил, прошло еще одно утро, и тогда я решил поехать к нему домой. Долго трезвонил в дверь и вернулся расстроенный, вечером снова звонил ему по телефону, никакого ответа. Так мы три дня ничего не знали, до тех пор пока мне не удалось, наконец, поговорить с хозяином квартиры, он мне сказал, что Деметрио предупредил его о своем отъезде, совершенно неожиданно, три-четыре дня назад, заплатил за месяц, уехал, и все. Я уже видел, что с ним что-то происходит, я тебе рассказывал, слишком хорошо я его знаю и видел, парень что-то задумал, но, ясное дело, разве можно такое себе представить, все-таки мы были друзьями, и он должен был мне хоть что-то сказать, правда? Знаешь, Негр, в этом месяце я ухожу с работы, хотя бы так. Но нет. Просто все бросил и исчез. Как тебе нравится?

Правда, кажется, он не все забрал из дома, остались тарелки, какая-то одежда, постель, всякие пустяки, сигареты! и это притом, что он никогда не курил, никакого курева, Негр, а то потом трахаться не сможешь, так бедолага шутил, не знаю, оставил довольно много вещей в квартире, как будто уехал только на время, хотя ясно, что этого не может быть, потому что на кой черт он тогда заплатил за квартиру и сказал хозяину, что съезжает, почему не предупредил на работе или не попробовал взять отпуск за свой счет, ведь не так уж трудно выпросить несколько дней бесплатно. На самом деле, знаешь, что я тебе скажу? я даже не уверен, что он вообще что-то взял с собой, он не очень-то любил копить барахло и тратиться на тряпки, почти всегда ходил в одной и той же обуви, носил две-три пары брюк, я их помню, а они как раз все висят в шкафу, хотя, может, у него были другие, не знаю. Но квартира всегда так выглядела: полупустой. Знаешь, на душе паскудно, что приятель взял и исчез, ничего не сказав, как будто никогда тебе не доверял. Имей в виду, я его не критикую! у каждого своя жизнь и точка, просто у нас дома все к нему очень хорошо относились, понимаешь? я не знаю, натворил он что или с ним случилась беда, одному богу ведомо, но мы в семье его очень любили, и, знаешь, моя жена, как узнала, что Деметрио исчез, целый день проплакала, святая душа.

LXII

Он с таким нетерпением ждал, когда сменится сигнал светофора, как будто это был вопрос везения. Под мышкой он нес небрежно завернутый пакет. По дороге в обе стороны мчались машины, и противоположный тротуар рябил далеко впереди. Сияние утра разбивалось о линию крыш, телевизионные антенны и опрокидывалось на грязную мозаику улиц. В самом начале пешеходной «зебры», между двумя первыми полосками, медленно испражнялась собака. Деметрио чувствовал легкую боль в висках, она пульсировала в такт крови. Его одолевал сон, рождаясь под веками, прорастая из спины, обнимая за шею. Сигнал светофора все никак не менялся.

Он поднял глаза и посмотрел на перекресток, левее светофора. Несколько рабочих в касках, похожие на терпеливых пауков, забравшихся на строительные леса, копошились на многометровой высоте, а позади лесов виднелся фасад старинного массивного здания с балконами и кариатидами. От широких окон кое-где остались черные дыры, через которые открывались опустошенные внутренности дома с кусками гипса и цемента, свисавшими с еще оклеенных стен. Почти все кариатиды были обезглавлены. Там, где, по всей видимости, находился парадный вход, висела густая зеленая сетка, позволявшая разглядеть внутри только тени. Из разных башенок и выступающих частей здания росли нелепые пучки травы безукоризненно зеленого цвета. Деметрио увидел, что один из рабочих сделал неловкое движение и вот-вот упадет. Его товарищи тут же приблизились, плетя паутину, к тому месту, где он держался рукой за настил, не слишком рассчитывая на веревку, тянувшуюся от его талии к крыше массивного здания. Как только его водворили обратно, все снова гармонично задвигались, объединенные конструкцией лесов. Пешеходик на стекле светофора замигал и к тому времени, когда Деметрио спохватился, настороженно, как электронный хамелеон, окрасил себя в зеленый цвет. Народ ринулся в обоих направлениях. Растерявшись, Деметрио не знал, что делать: ступить на белые полосы или остаться и наблюдать за рабочими на лесах. Ему показалось, что на него, бросившего якорь перед зеленым сигналом светофора, смотрит весь проспект, но он продолжал стоять, рассматривая необычный свежий мох под мышкой одной из безголовых кариатид, и вот уже светофор затикал, водители крепче стиснули руль, весь перекресток завибрировал, готовый взреветь, и тут Деметрио бросился бежать по зебре. Когда он добрался до другого тротуара, взревевшие моторы обдали ему спину горячим воздухом.

В центре витрины стоял настольный футбол, вокруг него с одной стороны лежали мячи, с другой — куклы. В каждом углу было несколько пулеметов, лазерных и не лазерных, полное снаряжение для Вьетнама, набор шпаг и светящихся кинжалов. Сверху свисали гирлянды и переливающиеся венцы Иисуса, смешивая свой блеск с уличными огнями по другую сторону витрины. Внизу, между отражением балконов серого здания, рядом с белокурыми куклами красовались тролли, эльфы и галактические супергерои, похожие на уродливых юных карликов. Деметрио вошел в магазин; коробки, велосипеды и снова коробки громоздились на его пути. Он подошел к прилавку и положил на него тот пакет, который нес под мышкой. Продавщица с глазами сомнамбулы подняла на него вопросительный взгляд, он указал на пакет, продавщица поглядела на пакет и снова подняла на Деметрио свои бесстрастные глаза. Он нетерпеливо раскрыл пакет и извлек из него пазл на пятьсот деталей с фотографией горных сумерек на берегу большого озера. Продавщица погрузилась в созерцание пурпурного пейзажа и беспокойного колебания воды, потом снова обратила на Деметрио свой равнодушно-вопрошающий взгляд. Он легонько постучал ладонью по фотографии и сказал: вот, возьмите, это не годится. Что значит не годится? Вы о пазле? Да, да, он бракованный. Бракованный? этого не может быть, сеньор. Я вам говорю, этот пазл не годится. Почему вы так уверены? Потому что я не могу его сложить, он не складывается, со мной это впервые за двадцать лет. Продавщица как будто проснулась или получила удар током, она испуганно посмотрела на него, плавно, как на колесиках, повернулась и поплыла звать другую женщину, толстуху постарше, и после напряженного диалога с подчиненной та подошла, чтобы любезно вернуть Деметрио деньги. Сладким голосом, поколыхав грудью, она предложила обменять пазл, но Деметрио ответил, что не хочет, забрал деньги и, не попрощавшись, ушел.

LXIII

Мартин написал им, что на следующей неделе приедет из Неукена, но в тот же день, когда они с матерью получили письмо, позвонил вечером с вокзала Конститусьон и сказал, что уже выезжает к ним на такси. Деметрио почти два года не видел брата — тот не хотел навещать их с самого первого лета военной службы, и еще меньше, когда узнал о смерти отца. На похоронах мать оплакивала двоих: мужа, которого больше никогда не увидит, и сына, которого больше не хотела видеть. Но Деметрио решение Мартина совсем не удивило. Не присутствовать на прощании и похоронах — это было все равно что вылететь из школы или исчезнуть с девчонкой во время каникул, то есть проявить неуважение к отцу, назначившему Мартина без его согласия старшим в семье после себя. С тех пор как Мартин начал проявлять своеволие, Деметрио рос между преклонением перед мятежной, сильной личностью брата и необходимостью заменять его и даже принимать сторону отца в каждом их противостоянии. Мартин убеждал Деметрио, что он, младший брат, ведет себя предательски — из-за его покорности семья (если не считать одного сына) стала такой, как требовал отец.

В то утро Деметрио спорил с матерью. Сначала она заявила, что и слышать не хочет о наглеце, не пожелавшем проститься с покойным отцом, но Деметрио убедил ее воспользоваться шансом, поговорить со старшим сыном и восстановить отношения. Может быть, он попросит прощения, сказал Деметрио — самому себе он не мог не признаться, что мечтает увидеть Мартина. Уже в полдевятого мать не только поменяла мнение, но начала печь сырный пирог, готовясь к встрече сына. Деметрио предпочел не напоминать ей, что это он, а не брат, всегда просил ее приготовить на свой день рождения сырный пирог. Я очень нервничаю, сынок, — призналась она с затуманенными глазами, обнимая его на кухне.

Без пяти девять Мартин уверенно вошел в дом. Он остановился перед матерью, позволил ей несколько раз поцеловать себя в щеку, потом повернулся к Деметрио, который ждал, не зная, что делать: протянуть брату руку или броситься его обнимать. Мартин изменился. Вернее, изменились его манеры, мимика, но черты лица, если не считать двухдневной щетины, оставались точно такими, какими их помнил Деметрио. Мартин подошел и энергично похлопал брата по спине, толкнув широкой грудью в грудь. Но когда Деметрио хотел его обнять, Мартин уже отстранился и замер навытяжку перед дверью гостиной, словно ждал приглашения войти и сесть. Мать потянулась за его рюкзаком, но Мартин сдержанно отвел ее руку и бросил его на кресло в гостиной. В форме и сапогах Мартин выглядел высоким, намного выше отца.