Открытие смерти в детстве и позднее - Сильвия Энтони

Таблица S.С.Т. 4: фантазии о смерти, духах и воскресении

В наиболее распространенных контекстах своего спонтанного появления в детских фантазиях смерть – это то, что приносит скорбь, и то, что приносит страх; она горестна, потому что ведет к расставанию родителя и ребенка или родителей друг с другом, и пугает как результат враждебности действий, собственных либо других людей. Когда мысль о смерти приходила в связи с печалью матери после возвращения с семейной экскурсии, часто высказывалась идея, что ребенок утонул. Это могло быть связано с тем, что большинство детей жили в юго-восточной части Лондона недалеко от реки. Семейная прогулка внушала мысль об устье реки или морском побережье. Психоаналитические сессии с индивидуальными детьми могли бы дать материал, показывающий, что смерть в этой форме репрезентирует бессознательную фантазию о возвращении в матку. Фредди L боялся, что грабитель убьет его, засунет его тело в мешок и бросит в реку. Подобные фантазии соблазнительны для глубинного психолога. Но поскольку большинство детей интервьировалось лишь дважды, было сочтено, что материал не оправдывает интерпретации, подобные получаемым при психоанализе, будь то взрослых или детей. Однако в нескольких случаях долговременные отношения дали возможность проверить некоторые гипотезы, внушенные ответами детей.

Фрейд в своей работе «Жуткое» [149] , в связи с темой песочного человека, который вырывает детям глаза, пишет: «…Детей ужасает страх повредить глаза или лишиться их». Он добавляет, что это часто замещение страха кастрации. В нашей выборке единственный пример страха за свои глаза исходит от субнормального и крайне нарушенного мальчика, Эрнеста V. Этот ребенок говорил о своем отце как о мертвом и отрицал какое-либо желание вернуть его обратно; его ответы были переполнены агрессивными желаниями и регрессивными фантазиями.

В ортодоксальном фрейдистском анализе смерть должна прослеживаться к некой другой, исходной бессознательной идее, поскольку Фрейд утверждал, что смерть не представлена в бессознательном. Фантазии Эрнеста о смерти относились к другим, не к нему самому, и могут, наверно, интерпретироваться как страх, экстернализованный в виде агрессии. (Этот мальчик не входил в выборку, он был пациентом коллеги; неизвестно, диагностирован ли он как страдающий от кастрационной тревоги.) В своем описании психоаналитического лечения мальчика Анна Фрейд [150] интерпретирует страх смерти как скрывающий за собой кастрационную тревогу. Проведенное в Неле исследование обнаружило взаимосвязь между страхом смерти и кастрационной тревогой [151] . Наше исследование редко выявляло поведение, которое можно было бы приписать кастрационной тревоге, – возможно, главным образом потому, что мы не придаем этому термину такой широкий смысл, как это делают психоаналитики. Разумеется, приведенные данные могут быть реинтерпретированы.

Часто возникавшие в завершениях историй темы моря и реки могли быть навеяны жизнью детей в восточном Лондоне, но упорно повторявшийся мотив охоты за птичьими гнездами этим объяснить никак нельзя. Если бы он прозвучал в ответах нескольких сельских мальчиков, это бы не привлекло внимания; но на эту тему часто фантазировали дети, живущие в районе лондонских доков, где можно наблюдать чаек, воробьев и голубей, а деревья и птичьи гнезда – редкое зрелище. Калдег [152] и Фулдс [153] также отметили большую частоту упоминаний охоты за птичьими гнездами в ответах школьников. В нашей выборке было несколько детей, в чьих ответах птица в гнезде с яйцами, по-видимому, символизировала мать со своим потомством или материнскую плодовитость, на которую была направлена бессознательная агрессия ребенка, пытающегося украсть или уничтожить эту плодовитость. Соединение наивности и сложности в таких фантазиях может быть проиллюстрировано второй половиной ответов Джорджа D. Джордж был интервьюирован в клиническом центре, который обслуживал школы в районе доков. Ранняя мастоидная инфекция оставила его глухим на одно ухо, и в школе он считался несообразительным, глуповатым, хотя его IQ оказался высоким (129). Он рос в благополучной семье, с которой в возрасте пяти лет был разлучен на долгое время из-за операции по поводу ушной инфекции.

Таблица S.C.T. 5: охота на птичьи гнезда и колебание

Калдег отметил, что ответы об агрессивной охоте за яйцами часто предшествуют ответам о наказании со стороны отца. В серии ответов Джорджа за воровством следует возмездие от отцовской фигуры (великан, Бог), затем идентификация с этой фигурой, затем обеспечение героем приюта как репарации жертвам и его собственное принятие в приют, который мы можем интерпретировать как небо – приют, предоставляемый Богом. Однако, отрекшись от своих агрессивных импульсов, Джордж также отрекся от желания быть взрослым, отцом, вырасти, хотя и не от желаний обладать женщиной и иметь потомство.

Ответы Джорджа можно рассматривать как иллюстрацию его пути разрешения эдипова конфликта на той стадии, которую Фрейд называл латентным периодом. Они также иллюстрируют определенную черту детских фантазий, нередко проявляющуюся в сериях ответов, включающих тему смерти. Это либо колебание между двумя персонажами, попеременно умирающими и появляющимися вновь, либо единственный персонаж, который то умирает, то рождается вновь или воскресает. Последовательность такого рода можно заметить в ответах Эдны (таблица S.C.T. 4). Патриция К рассказала, что ребенка съела большая рыба (таблица S.C.T. 1); затем, однако, «мама услышала, что кто-то плачет в спальне, и это была красивая новая малышка для нее, и ее звали так же, как ту, другую маленькую девочку». Подобная же осцилляция, – между агрессором и жертвой либо между смертью и возрождением единственной жертвы, – обнаруживается в ответах Лили О и Альберта I (см. ту же таблицу). В сновидении пациента Анны Фрейд, который упоминался выше, отцовский персонаж неоднократно оживает по сигналу сына и умирает по сигналу матери.

Осцилляция в детских фантазиях иногда выражается как примитивная месть, или око за око. Так, Фредди (8 л. 8 м.) его друг рассказал секрет: что «он нокаутировал одного мальчика, и никто не знает, кто это сделал, но он [Фредди] пошел и сказал про него». Серия продолжается: (7а) [Фредди] «думал о мальчике, который рассказал ему, что нокаутировал другого мальчика»; (7б) он чувствовал себя несчастным, потому что ушибся; (8а) ему снился мальчик, нокаутирующий его ; (8б) он был испуган, потому что мальчик собирался нокаутировать его, и он проснулся в испуге; (9) и захотел пару боксерских перчаток.

Эта осцилляция в фантазиях напоминает осцилляцию, или смену различимого изображения, в визуально воспринимаемых фигурах, которая может происходить, когда мы фиксируем взгляд на конфигурации точек или линий с неоднозначной перспективой или на картине, где фигура и фон могут меняться местами. Изменение происходит независимо от воли зрителя. Фазы, между которыми происходит осцилляция, являются взаимоисключающими.

При всем этом визуальный стимул остается один и тот же. В осцилляции фантазии включены два персонажа или состояния, как, например, отец и ребенок у Эдны и Джорджа, мать и ребенок или состояние ребенка по отношению к матери у Патриции. Это дает ключ к пониманию источника данного процесса в фантазии. Осцилляция происходит в случае идентификации с персонажами или разными состояниями одного персонажа. Возможно, импульс к идентификации с персонажами или состояниями является мотивом к формированию исходного паттерна и запускает процесс осцилляции. Например, ребенок может желать занять место отца и, оставаясь самим собой, монополизировать любовь матери. При исполнении желания в фантазии он идентифицируется с отцом; затем персонаж осциллирует между двумя формами, с которыми происходит идентификация. Таким образом, процесс идентификации, порождающий осциллирование, должен содержать регрессивный элемент. Предполагается, что в самых ранних восприятиях ребенка не различаются субъект и объект, другие личности и он сам. Поэтому на уровне восприятия в родителе всегда как бы присутствует ребенок, в ребенке – родитель. Воображая себя родителем, ребенок имеет в своем распоряжении шаблон, содержащийся в самых ранних слоях его мышления, к которому он может reculer pour mieux sauter [154] .

Пока не существует метод, который позволил бы проверить гипотезу о сходстве процессов осцилляции в зрительном восприятии и в фантазировании. Согласно этой гипотезе, общей для двух процессов является фундаментальная идентичность воспринимаемых на разных фазах паттернов. Имеется, однако, важное функциональное различие: при фантазировании последовательные фазы влияют друг на друга. И в фантазировании, и в сенсорном восприятии завершение следующей фазы осцилляторного процесса восстанавливает баланс, нарушенный предыдущей фазой. В случае сенсорных функций это восстановление можно измерить физиологически. В случае фантазии его можно выразить в этических понятиях: это тебе по заслугам! Око за око! При сенсорном восприятии прежняя фаза может повториться без явных изменений; в фантазировании, однако, повторение происходит в «новой редакции». Замещение отца ребенком подразумевает уничтожение отца; но при осцилляции паттерна не будет ли ребенок аналогичным образом уничтожен? Это пугающая перспектива, но в фантазии она реализуется. Так, в истории Эдны, она сама умерла (табл. S.C.T. 4). Страх ведет к раскаянию по поводу разрушительного акта, к чувству вины (Мне не следовало этого делать), которое остается зачаточным, поскольку связано скорее с эффектом бумеранга, чем с успешной реализацией агрессивного импульса. В фантазии этот импульс затем отрицается, осуществляется репарация, и родитель возвращается к жизни. Спасет это ребенка или разрушит? Кажется, с помощью волшебных желаний ребенок может также воскреснуть в некоем образе (например маленького пони) или, как Джордж, остаться ребенком навсегда, в небесах, где Бог является отцом.