Вся правда, вся ложь - Татьяна Полякова

Берсеньев, должно быть, ожидал увидеть колоритного злодея, и вид его несчастной жертвы вызвал у него легкое недоумение. Его это скорее разозлило. Он потащил слабо сопротивляющегося кожаного к квартире, тот, срываясь на визг, вопрошал:

– Что за дела, мужик, а? Чего надо-то?

Я подергала дверь и убедилась, что она заперта.

– Хозяйка где? – спросила сурово.

– Не знаю… то есть сейчас придет, наверное.

– Открывай дверь, – приказал Берсеньев.

– Так я…

– Открывай, или сдам тебя ментам…

– А чего мне ментов бояться, – загундосил кожаный, но тут же вздохнул, может, вспомнил чего, а может, просто решил, что встречаться с ними излишне.

Пошарил в кармане и достал ключ, взглянул мутно, вставил ключ в замок и открыл дверь.

– Заходи, – приветливо предложил Сергей Львович, кожаный вошел в прихожую, Берсеньев шагнул следом, нащупал выключатель и включил свет. Я прикрыла дверь и замерла у порога, ожидая, что будет дальше.

Дальше было так. Берсеньев двинул слегка расслабившемуся парню кулаком в челюсть, и тот оказался на полу. Тряс головой и тихонько поскуливал.

– Проверь квартиру, – кивнул мне Сергей Львович.

С некоторой опаской я заглянула в кухню, потом в гостиную и спальню, везде включая свет. Квартира в образцовом порядке, хозяйка отсутствовала, что вызвало вздох облегчения сразу по двум причинам: прежде всего обошлось без трупа, а такой возможности я не исключала, вторая причина: хозяйка, живая и здоровая, нашему вторжению вряд ли бы обрадовалась, и тогда полиции стоило бы опасаться нам. Я вернулась в прихожую, где Берсеньев замер над поверженным врагом, тот елозил на полу, пребывая в размышлении: стоит подняться или лучше дождаться команды.

– Все нормально, – сказала я.

– Конечно, нормально, – вскинулся кожаный. – Ты что творишь, мужик? Кто ты такой, твою мать?

– Оставь маму в покое, – посоветовал Берсеньев и тут же скомандовал: – Встать, руки за голову, лицом к стене.

Кожаный резво вскочил, развернулся к стене, но промолчать не мог и задал риторический вопрос:

– Чего ты хочешь?

На что Берсеньев тут же ответил:

– Смерти твоей, придурок, – перехватил руки кожаного и сцепил их на его затылке. – Дернись хоть раз, и считай, что билет на небеса у тебя уже в кармане.

– Я не понял, вы кто такие… если у Верки проблемы, так я не при делах…

Берсеньев не обращал внимания на его вопли, быстро обыскал кожаного, извлек из кармана куртки пятьдесят тысяч крупными купюрами и сунул их пленнику под нос.

– Откуда наличность?

– Это мое… я зарплату получил…

– Да ты, брат, олигарх… – Во втором кармане оказались две золотые цепочки, серьги и три кольца. – А это ты носишь на память о былых возлюбленных? Звони в полицию… – повернулся ко мне Берсеньев. Я шагнула к телефону, который стоял на тумбочке, а кожаный заволновался:

– Чего сразу в полицию… давай поговорим по-хорошему.

– Ну, если по-хорошему, – дурашливо пропел Берсеньев. – Идем в кухню.

Влача по паркету ножищи в стоптанных ботинках, кожаный направился в кухню, плюхнулся на стул и посмотрел на нас с печалью.

– Тебя как звать-то? – спросил Берсеньев.

– Леха… Алексей…

– Как же ты, Леха, докатился до такой жизни? Пришел в гости в отсутствие хозяйки и тыришь нажитое непосильным трудом.

– Говорю тебе, мое это… и деньги, и золотишко… я ей когда-то подарил. Верка баба моя, вот… считай, полтора года вместе в гражданском браке…

– То есть ты здесь живешь на законном основании? Что-то я не заметил мужских вещей…

Кстати сказать, в шкафу, куда я заглянула, находясь в спальне, мужских вещей действительно не было. В ванной их тоже не обнаружилось.

– Разбежались мы, – вздохнул Леха. – Месяц назад. Я малость запил, вот она меня и погнала.

– Запой еще продолжается, а деньги уже кончились, и ты решил бывшую навестить?

– Ну, решил… что такого… мы уж как-нибудь сами разберемся.

– Хозяйка где?

– Не знаю. Две недели как в бега рванула…

– От кого бегает?

– Может, и не бегает, может, с хахалем у теплого моря отдыхает. А нам, между прочим, денежки в банк надо возвращать. Мне уже звонили. Срок десять дней как вышел. А эту курву где-то носит… Хотя, может, она за себя-то заплатила, а меня кинула. А ведь клялась, что сама…

– Давай потолковей, – скривился Берсеньев.

– Мужик, в холодильнике бутылка, дай хлебнуть, голова сейчас треснет, еще ты по ней забубенил… Пару глотков сделаю и все тебе расскажу. Мне скрывать нечего… А вы за деньгами явились? Она еще кому-то должна?

– Ну, кто тебя просит лезть с вопросами, – покачал головой Сергей Львович и ко мне повернулся: – Налей страдальцу. Кстати, чем это так воняет?

– Суп прокис, – сообщила я, ткнув пальцем в кастрюлю, стоявшую на плите. – Может, лучше в гостиную переместимся?

Мое предложение было принято. Через минуту Леха поправился водкой и закусывал соленым огурцом, который тоже нашелся в холодильнике.

– Как же ты бутылку бесхозной оставил? – спросил Берсеньев, устроившись в кресле и наблюдая за метаморфозами Лехиной физиономии. После первой рюмки он вздохнул с заметным облегчением, после второй по синеватому лицу разлилось умиротворение, третьей выпить ему не дали. – Утром повествование о днях минувших, вечером водка, – сказал Сергей Львович, отставив бутылку в сторону.

– Чего?

– Образование тебя не коснулось, но не беда… Короче, пока не ответишь на все вопросы, больше не налью.

– Хотел ведь выпить, – пожаловался Леха. – И стакан уже достал… и тут звонок… как-то беспокойно стало, вот и решил, что двигать пора… потом опять звонят, я с перепугу и водку забыл…

– Сочувствую. Значит, ты пришел к бывшей разжиться деньжатами?

– Мне кредит возвращать, понял? А с каких шишей? Между прочим, большие деньги… Год назад Верка затеяла открыть парикмахерскую и меня уговорила деньги в банке взять. Ну а я чего? Надо так надо. Думал, будем жить вместе, отдаст как-нибудь, то есть отдадим. Она сама в долгах, на квартиру брала ссуду в банке. Короче, поначалу вроде все нормально было, а потом пошло: машину разбил, а я на ней работаю, таксистом. Запил с горя. Верке нет чтобы человека понять, вникнуть в мои проблемы, так она еще и с претензиями. А парикмахерская бац – и сгорела. Проводку замкнуло. Пошла буза, кто виноват, помещение она арендовала… вот тебе и бизнес, твою мать. Девки, что работали, разбежались, Верка в маникюрщицы подалась, а меня в сердцах выгнала. Плечо ей мужское понадобилось, а у меня, стало быть, плеча нет, только глотка луженая. Я в обиде ушел к себе, надеялся, что одумается. А она, курва, не позвонила ни разу. Я терпел, сколько мог, потом сам пришел. И что?

– Что? – спросил Берсеньев.

– А то… носится по комнате и слезы размазывает. Подругу у нее убили, с девятого дня приехала. Ирка, подруга ее, в областном центре жила с мужем-очкариком. Задохлик гребаный, а Верка мне его все в пример ставила. Не пьет, видишь ли, и с жены пылинки сдувает. Ну, я вижу, как она мается, предложил: давай Ирку помянем, а она орать начала и выгнала меня. Окончательно. Не нужен, мол, я ей. Верка в тот день была вроде бы не в себе, все твердила, что она во всем виновата. И подружку из-за нее того…

– Вера сказала, что подругу убили по ее вине? – вмешалась я.

– Ну, вроде того… хотя, может, не так сказала… Но выходило, что она кругом виновата. Бабья глупость, ясное дело. О, вспомнил… «Вдруг, – говорит, – это я во всем виновата?» Совершенно не в себе была.

– С ее подругой вы были хорошо знакомы? – вновь спросила я.

– С Иркой-то? Приезжала она с мужем, раза два, наверное. Мы не подружились. Мужик совсем конченый, с ним не выпьешь, и все на бабу свою зенки таращит, точно видит в первый раз. А она на него, за ручку возьмет и лыбится. Даже неприятно. Не по-мужски это. И Верка все завидовала: любовь. Я б тоже мог сидеть да за руку ее держать, любой дурак бы смог, толку-то от этого, узоры, что ли, на ее морде разглядывать? Мужик, не знаю, как тебя по отчеству, дай еще разок поправиться, – ласково обратился он к Берсеньеву.

– Перебьешься, – отмахнулся тот.

– И что ты за человек…

– Скверный, в чем ты сможешь убедиться очень скоро, если еще раз от темы отвлечешься.

– Понял. Про Ирку с ее очкариком я все рассказал, про что теперь?

– Ты Верку в последний раз когда видел?

– Тогда и видел. Неделю мне не до нее было, потом пришел, Верки дома нет и на звонки не отвечает. Ключи она у меня забрала, но вчера я вспомнил: есть у меня ключ. Когда Верка свой потеряла, я дубликат заказывал, но не один, а сразу два, на всякий случай, а ей не сказал. Ей сколько ни дай, все равно все потеряет. Нашел в ветровке.

– С чего ты взял, что дома она не появлялась две недели?

– Так я каждый день ходил. Даже ночью. Думал, с хахалем ее здесь застать.

– Что еще за хахаль? – поинтересовался Сергей Львович, слегка утомившись.

– Нарисовался тут один. Месяца два назад. Верка меня тогда тоже выгнала, придравшись к выпивке. И ключи отобрала. Прихожу я, значит, а на диванчике мужик сидит. Морда холеная, ногу на ногу закинул, точно он здесь хозяин. Я Верку вызвал на кухню и спрашиваю, что за крендель. А она: «Дурак, это просто знакомый, и вообще, тебя мои гости не касаются». Хотел я ей вмазать, но у меня принцип: баб не бить. Короче, ушел без скандала, но в душу мне закралось подозрение, которое усугубилось, так как потом я дважды приходил, и дверь она мне не открыла, хотя в квартире точно кто-то был. Уже когда помирились, она, конечно, от всего отказывалась, даже девок в парикмахерской брала в свидетели, мол, подтвердят, она в те разы на работе была. Они подтвердили, но я все равно не поверил. Начал про знакомого расспрашивать, а она сочинять принялась: старый друг, и все такое. И со старыми друзьями в койку ложатся. Но я привередничать не стал, потому что хотел с ней помириться.