Я убиваю - Джорджо Фалетти

– Хорошо. Велю своим сотрудникам быть в вашем распоряжении и всячески вам содействовать.

Совещание закончилось. Все поднялись. Фрэнк поймал растерянный взгляд Жан-Лу Вердье. Он похлопал его по плечу, как бы ободряя.

– Спасибо, Жан-Лу. У тебя отличная передача. Уверен, ты прекрасно справишься. Боишься?

Диджей поднял на него чистейшие, зеленые, как морская вода, глаза.

– Боюсь. До смерти.

13

Фрэнк взглянул на часы. Жан-Лу выпустил в эфир еще один рекламный блок. Лоран подал Барбаре знак, и на последних словах диджея она ввела музыку.

Настал пятиминутный перерыв.

Фрэнк поднялся и слегка потянулся, желая расправить плечи.

– Устал? – спросил Лоран, закуривая. Дым поднялся вверх и улетел в вентиляцию.

– Не особенно. В каком-то смысле я привык ждать.

– Счастливец! А я буквально умираю от волнения, – сказала Барбара, вставая и поправляя свои рыжие волосы. Инспектор Морелли, сидевший на стуле у стены, оторвал взгляд от спортивной газеты. Похоже, его вдруг больше заинтересовала фигура девушки в легком летнем платье, чем мировой чемпионат по футболу.

Лоран повернулся вместе с креслом к Фрэнку.

– Возможно, это не мое дело, но мне хотелось бы спросить вас кое о чем.

– Так спрашивайте, а я скажу, ваше это дело или нет.

– Что вы испытываете, занимаясь своей работой?

Фрэнк смотрел словно сквозь него. Лоран решил, что тот размышляет. Он не мог знать, что сейчас у Фрэнка Оттобре перед глазами была женщина, лежащая на мраморном столе в морге, та, которая и в радостную и в трудную минуту была его женой. Та, которую уже не разбудит ничей голос.

– Что испытываю, занимаясь своей работой? – Фрэнк невольно повторил вопрос, прежде чем ответить. – Спустя какое-то время хочется только одного – забыть обо всем.

Лорен отвернулся к режиссерскому пульту, почувствовав себя неловко. Наверное, он задал глупый вопрос. Ему не удавалось проникнуться симпатией к этому американцу могучего сложения с холодными, как изморозь, глазами, который будто отгородился от окружающего мира. Такая манера исключала любое общение. Это был человек, который ничего не давал, именно потому, что ничего не просил. И все же, он сидел тут в ожидании, хотя, похоже, даже он не знал, чего именно.

– Предпоследний блок, – сказала Барбара, снова садясь за микшер.

Ее голос прервал неловкое молчание. Морелли вернулся к спортивной хронике, продолжая, однако, посматривать на волосы девушки, спадавшие ниже спинки кресла.

Лоран сделал знак Жаку, оператору у пульта управления. Тот вывел в эфир эпическую музыку Вангелиса. В студии у Жан-Лу зажглось красное табло, и его голос вновь зазвучал в аппаратной и в эфире.

– Сейчас на «Радио Монте-Карло» одиннадцать сорок пять. Впереди целая ночь. Мы ставим то, что вы хотите послушать, мы говорим то, что вы хотите услышать. Никто вас не осуждает, и все слушают вас. В эфире передача «Голоса». Звоните нам.

И снова режиссерская аппаратная заполнилась медленной ритмичной музыкой, напоминавшей морской прибой. За стеклом в своей студии Жан-Лу был, что называется, на своей территории и прекрасно знал, что и как делать. В режиссерской аппаратной замигал световой сигнал телефона. Фрэнк почему-то вздрогнул.

Лоран подал Жан-Лу знак, и диджей ответил ему кивком.

– Кто-то звонит нам. Алло?

Несколько мгновений тишины, потом послышался какой-то странный шум. Неожиданно звуковой фон сменился похоронной музыкой. Голос, раздавшийся из колонок, был уже хорошо знаком всем, записан на пленку и запечатлен в сознании.

– Привет, Жан-Лу.

Фрэнк выпрямился на стуле, как от электрического разряда. Он щелкнул пальцами в сторону Морелли. Инспектор сразу понял, что нужно сделать, поднялся и взялся за рацию, висевшую на поясе.

– Ребята, внимание. Есть контакт. Будьте начеку.

– Привет, кто ты? – спросил Жан-Лу.

Человек на другом конце провода, похоже, улыбался.

– Ты знаешь, кто я, Жан-Лу. Я – некто и никто.

– Тот, кто уже звонил сюда однажды?

Морелли выбежал из аппаратной и тотчас вернулся с доктором Клюни, полицейским психопатологом, который ожидал в коридоре. Он взял стул и сел рядом с Фрэнком. Лоран включил микрофон, позволявший общаться с Жан-Лу через наушники, минуя эфир.

– Постарайся потянуть разговор как можно дольше, – попросил Клюни, расслабляя узел галстука и расстегивая воротничок.

– Да, друг мой. Я звонил однажды и еще позвоню. А эти ищейки там, рядом с тобой?

Электронный голос будто привносил с собой пламя ада и холод мрамора. Казалось, в помещении стало не хватать воздуха, словно кондиционеры не нагнетали, а, напротив, удаляли прохладу.

– Какие ищейки?

Ответ прозвучал не сразу:

– Те, что охотятся за мной. Они рядом с тобой?

Жан-Лу поднял голову и посмотрел сквозь стекло в режиссерскую кабину, словно растерявшись. Клюни слегка приблизился к микрофону.

– Соглашайся, говори все, что ему хочется услышать, и постарайся, только потяни подольше…

Жан-Лу продолжил разговор. Его голос звучал мрачно.

– Зачем этот вопрос? Ты ведь знаешь, что здесь.

– Мне нет до них никакого дела. Они – пустое место. Меня интересуешь ты.

– Почему я? Почему именно я?

Опять молчание.

– Я уже сказал тебе: потому что ты такой же, как я, – голос без лица. Но тебе повезло – из нас двоих только ты можешь подняться утром и выйти на солнечный свет.

– А ты не можешь?

– Нет.

В этом коротком односложном ответе заключалось абсолютное отрицание, не допускающее никаких возражений, полный отказ.

– Почему? – спросил Жан-Лу.

– Потому что кое-кто так решил. И я мало что могу сделать…

Молчание. Клюни повернулся к Фрэнку и в изумлении прошептал:

– Он плачет…

Снова долгое молчание, наконец, неизвестный заговорил.

– Я мало что могу сделать. Но есть только один способ устранить зло – сразить его при помощи того же зла.

– Зачем совершать зло, когда столько людей вокруг готовы помочь тебе?

Снова томительное молчание, и, наконец, голос произносит гневный приговор.

– Я просил помощи, но та единственная, которую я получил, убила меня. Скажи это ищейкам. Скажи это всем. Жалости не будет, потому что ее нет, прощения не будет, потому что и его нет, мира не будет, потому что его тоже нет. Только кость для твоих ищеек…

– Как это понимать?

Он замолчал и на этот раз надолго. Потом сумел, видимо, справиться со своими чувствами, и его голос зазвучал, как дуновение легкого ветерка.

– Ты ведь любишь музыку, Жан-Лу?

– Люблю. А ты?

– Музыка меня не предает, музыка – цель жизни. Музыка – сама жизнь.

Неожиданно, как и в прошлый раз, зазвучала музыка, медленная и волнующая партия электрогитары. Всего несколько отдельных протяжных нот, – музыкант словно разговаривал со своим инструментом.

Фрэнк узнал мелодию «Samba Pa Ti», слегка видоизмененную фантазией исполнителя. Одинокая гитара, надрывный всплеск и сразу же гром аплодисментов.

И так же внезапно, как зазвучала, музыка умолкла.

– Вот она, кость, которую у тебя просили ищейки. А теперь мне пора идти, Жан-Лу. Сегодня ночью у меня дела.

Диджей спросил его дрожащим голосом:

– А что ты будешь делать сегодня ночью?

– Ты знаешь, что я делаю по ночам, друг мой. Отлично знаешь.

– Нет, не знаю. Прошу тебя, скажи.

Тишина.

– Не моей рукой написаны те слова, но теперь уже все знают, что я делаю по ночам…

Снова молчание, оглушившее всех, подобно барабанному бою.

– Я убиваю…

Голос умолк, но продолжал звучать в ушах, словно карканье ворона на телефонных проводах. Последние слова подействовали, как вспышка магния. На какой-то миг все застыли, будто на фотографии, не в силах даже перевести дыхание.

Фрэнк очнулся первым.

– Морелли, зови ребят и посмотри, что удалось сделать. Лоран, ты уверен, что все записано?

Режиссер сидел за столом, обхватив голову руками. За него ответила Барбара.

– Конечно. Могу я теперь упасть в обморок?

Фрэнк посмотрел на нее. Вместо лица – белое пятно в окружении рыжих волос, руки слегка дрожат.

– Нет, Барбара, вы мне еще нужны. Перепишите разговор на кассету, она потребуется мне через пять минут.

– Уже сделано. Я приготовила второй магнитофон во время паузы и включила его, как только начался разговор. Надо только перемотать пленку на начало.

Морелли бросил на девушку восхищенный взгляд и постарался, чтобы она его заметила.

– Отлично. Молодец. Морелли?

Морелли оторвал взгляд от Барбары и покраснел, будто его застали на месте преступления.

– К нам уже идет техник. И насколько я понял, не с хорошими новостями.

В студию вошел молодой темнокожий человек явно африканского происхождения. Фрэнк поднялся.