Пылающие скалы - Еремей Парнов

— Мишень! Только какая мишень? В “яблочке” определённо ничего нет. Зато всё сходится на том, что месторождение следует искать где-то тут, на окраине, в “молоке”, так сказать…

— И в чём проблема?

— В том, что это сотни и сотни километров. Если бурить вслепую, можно канителиться до морковкиных заговен. Улавливаешь?

— Не совсем. — Анастасия Михайловна задумчиво поправила волосы. — Если я не ошибаюсь, газосъёмка и геофизика подтвердили ваше предположение?

— Полностью, но мы по-прежнему топчемся на одном месте.

— Тогда я совсем ничего не понимаю! Ведь минуту назад ты сказал, что запахло? Это как же понимать?

— Вот ты о чём! — догадался Северьянов. — Смотри сюда. — Он поймал на лету выскользнувший фотоснимок. — Здесь, — последовал энергичный щелчок по тёмному пятну, — обычные латеритовые породы, словом, сплошной красноцвет, а тут, где мы, собственно, ковыряемся, сероцветные толщи. Словно чёртик из коробки. Теперь усекла?

— Ты полагаешь, это не случайно? — Лебедева озадаченно помассировала висок, вновь ощутив приближение боли. — Думаешь, есть связь?

— А чем чёрт не шутит? Скажи мне, отчего красноцвет переходит в сероцвет, и я, возможно, пойму, где следует искать газ. В природе всё жестко взаимосвязано, спутано в плотный клубок.

— Ты слишком плохо думаешь о природе. Она значительно изощрённее, чем это кажется вам, геологам.

— Ты ругаться сюда приехала?

— Я же не утверждаю, что геология не наука, — улыбнулась Анастасия Михайловна, припомнив давний их ожесточённый спор. — Но это не точная наука, со всеми вытекающими отсюда последствиями. Не обольщайся, Дима. Твой эмпирический интуитивизм может никуда и не привести.

— А я верю, — упрямо тряхнул головой Дмитрий Васильевич. — Верхний мел определённо дышит газом, и это как-то связано с превращением красноцветных пород.

— С восстановлением, — поправила Лебедева.

— Что ты сказала? — насторожился Северьянов.

— Я сказала, что трёхвалентное железо восстанавливается до двухвалентного, и это, на мой взгляд, никак не связано с присутствием газа.

— Моё дело сформулировать задачу, а дальше делай что хочешь. Лишь бы выдала результат. Ваша химическая ахинея не для меня.

— А зря. Тем более что она не выходит за рамки средней школы. Придется, Димуля, всё-таки сделать шаг навстречу друг другу, иначе мы не сможем совместно работать.

— Раньше ведь как-то уживались?

— С тех пор много воды утекло. Ты забурел, стал ленив и нелюбопытен. Знаешь одно — гнуть свою линию. Пока я сама не разберусь, не жди от меня никаких готовых результатов.

— Не валяй дурака.

— Я говорю абсолютно серьёзно. Зачем ты меня вызвал?

— Я хочу, чтобы ты взяла анализы в свои руки. Кроме тебя, никому в таком деле довериться не могу.

— Весьма лестно, конечно, но это ты зря, физико-химический анализ — штука до ужаса прозаичная. В Москве ли, в Улан-Баторе, даже на Гавайских островах он даст одну и ту же цифирь.

— А что мне с неё? Мне идея важна, осмысление, можно сказать, геологического процесса.

— В самом деле? — Анастасия Михайловна позволила себе лукаво прищуриться. — Тогда не мечи икру. Дай мне почувствовать себя человеком. Не торопи меня, Дима. Когда будет надо, я сама попрошусь в поле. Пока поживу тут, освоюсь, осмыслю, как тебе мечтается, — словом, изучу материал.

— Мне каждый день дорог.

— Именно поэтому.

— А как же Гоби? Аймак? Нас ведь ждут. Грандиозный сабантуй небось затевается…

— Летите, пируйте. И вообще, не втягивай меня в свои геологические авантюры. Подлинная наука не терпит суеты. Она требует сосредоточенности.

— Очень мило. Вот уж не знал, что ты стала такой. Одно слово, дамочка с норовом, — было похоже, что он сдался.

— Да, я такая. Генеральша! У меня, Дима, муж генерал… Нам долго ещё?

— Скоро будем на месте, — откликнулся молчавший всю дорогу шофёр.

— А как насчёт поесть в монгольской столице? — поинтересовалась Лебедева, закрепляя одержанную победу. — Чего-нибудь оригинального? — Она уже знала, что без стакана горячего чая головной боли не одолеть.

— Есть свои проблемы, — задумчиво откликнулся Северьянов. — Впрочем, у тебя в гостинице вполне респектабельный ресторан. Акклиматизируйся хоть там для начала, — мстительно акцентировал он и демонстративно отвернулся.

Анастасия Михайловна вновь с интересом приникла к окошку. Машина как раз въезжала на широкий мост через своенравную Толу, взбухшую от талых снегов. Впереди открывалась ничем не примечательная панорама стандартных городских кварталов с типовыми домами, строительными кранами и асфальтированными, заполненными народом улицами.

Лишь однажды промелькнула в разъёме между многоэтажными постройками чешуйчатая с загнутыми углами крыша.

— Ой, что это? — радостно вскрикнула Лебедева, успев схватить глазом какие-то пёстрые устрашающие личины и колючие драконьи хребты.

— Музей, — односложно ответил шофер.

— Бывший дворец государственного оракула, — пояснил Северьянов и вдруг добавил просительно: — Но на совещании ты всё-таки появись.

IX

Сквозь сон Рунова слышала, как пробили склянки в домике водолазов. Она долго следила, как ползут по стенам лунные тени. Потом окна стали понемногу светлеть и обозначились узорно вырезанные листья дуба. Накопившаяся усталость сладкой ломотой ощущалась в теле, но спать не хотелось.

Она нехотя вылезла из спального мешка, натянула просохший за ночь купальник и ступила на мокрые от обильной росы доски веранды. Над водой ещё висела дымка. Нарисованный на фасаде лабораторного корпуса огромный красный кальмар, обвивающий химическую колбу, — герб станции, едва угадывался тёмным расплывчатым силуэтом.

До начала “торжища”, как называли здесь разбор собранных водолазами морепродуктов, оставалось ещё два часа. Нужно было успеть искупаться и закончить просмотр альбома Серёжи Астахова, описавшего четыреста видов диатомей. Фотографии он сделал отличные, но в определении, особенно по части систематики, допустил множество досадных ошибок. Умолчать о них Рунова никак не могла и потому вся исстрадалась, подыскивая наиболее деликатные, щадящие самолюбие формулировки. Серёжа ей нравился. Он был чутким и совестливым парнем, прекрасным руководителем, добрым товарищем, и всё такое. И руки у него были золотые, и терпение завидное. Словом, всё при нём. Не доставало лишь самой малости: эрудиции и таланта, но на весах науки эта малость решала всё. “А может, не всё?” — спрашивала себя Светлана Андреевна. Ведь столько посредственностей достигли на её глазах высших учёных степеней! Знавала она и таких деятелей, которые во всём, что хоть чуточку выходило за узенькие рамки специализации, выказывали себя обыкновенными примитивами. Зато в своих тщательно выгороженных научных сотах достигали завидных высот.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});