Распутица. Роман в пяти частях - Владимир Владыкин

Все эти стороны личной жизни Вадима Тоню (для неё он стал Вадимом) совершенно не волновали, так как она была занята устройством личной жизни. Причём настолько, что однажды, в нарушение всякий правил о субординации, ещё раз съездила к командующему округа. Как ни трудно было ей это сделать, добилась его аудиенции и как-то витиевато пыталась дать понять генерал-полковнику Свечкину, что она просит повышения в звании полковника Журыкина вовсе не без корыстно и за это была готова отблагодарить командующего…

Свечкин, конечно, выслушал молодую, чрезвычайно энергичную, не теряющую своего шанса женщину, прошёлся как-то озадаченно вокруг Тони и, глядя на её модную кофточку, новые джинсы из вельвета, несколько свысока проговорил:

– Как бы он ни был хорош, твой полковник, но когда его танковая дивизия стоит, причём должен повторить, стоит без действия, никакого движения вверх по службе не может состояться. Вот как только выполнит свой воинский интернациональный долг, как командир, тогда и получит большую звезду! Любезная, чудненькая дамочка, а вилять, извините, передо мной своими бёдрами не нужно, – и внимательно осмотрел её ещё раз и про себя усмехнулся, давая понять, что больше её не задерживает…

И она ни с чем уехала из Ростова со злейшим чувством на непробиваемое солдафонство генерала. Правда, она совершенно не понимала, что солдафонство ту было совсем ни при чём. Выходя от генерал-полковника Свечкина, Тоня лишь зло подумала: «И правильно, что многие жёны офицеров от них гуляют. С такими твердолобыми дубинами разве чего-то добьёшься!» Она понимала, что из-за переполнявшей её злобы она всё преувеличивала: не такие уж жёны все гулёны, лучше бы по себе не мерила всех. Но сейчас ей очень хотелось, чтобы она ненамного ошиблась относительно неверности офицерских жён, то есть она не единственная жена военного, которая нарушала супружескую верность.

Вадим Константинович попросил Антонину уволиться из парикмахерской воинской части, так как подумывал совсем с ней расстаться. Но ребёнок был так похож на него, что он не находил в себе сил это сделать. К тому же Антонина влекла его к себе как женщина, тогда как к жене чувства давно охладели.

Полковник Журыкин на свадьбе Николая Боблакова, как известно, не был. Хотя старший прапорщик Боблаков, как это ни удивительно, приглашал его – правда, исключительно из этических соображений. Но и Вадим Константинович, чувствовавший свою частичную вину в распаде семьи своего подчинённого, не пришёл на вечер в ресторан не из демонстрации вежливости: просто он не мог сделать выбор между женой Алевтиной Георгиевной и любовницей Антониной. Конечно, с последней он уж никак не мог прийти и решил там вообще не быть, попросив одного офицера поздравить Боблакова и его молодую жену от его имени…

Когда до него дошёл слух, что у старшего прапорщика жена-красавица во много раз превосходит его прежнюю жену, Журыкин немало удивился. Хотя и нельзя было в это не поверить, ведь иные девушки норовили выходить замуж за военных не столько по любви, сколько по расчёту: хорошая зарплата, квартира. Тоня была как раз такой, но Боблаков её разочаровал. Потом полковник дотошно расспросил офицеров: как прошла свадьба старшего прапорщика? Когда услышал подробности, он пожалел, что не пошёл. Если бы тогда подумал, что его дочь туда-сюда выйдет замуж и он останется со стареющей женой, он бы, наверное, скорее решился на развод. С Антониной Вадим Константинович ощущал себя молодым, что весьма тешило его самолюбие. К тому же у них с Антониной был сын Петя, названный в угоду ему в честь его деда. Но что от этого, коли ребёнок был записан на Николая и бедолага платил алименты на двоих детей. Несправедливо как-то получалось, при всём том об алиментах Антонина рассказала любовнику как-то легко, хотя отлично знала, что бессовестно обманывала бывшего супруга, а всё потому, что он велел так сделать, поскольку пока не решался порвать брак с женой. Да и сама Антонина, как известно, тянула с разводом – опять-таки из-за нерешительности любовника боялась оказаться у разбитого корыта. Правда, почему-то в суде Боблаков даже не пытался доказывать, что ребёнок не его. Значит, признал своим, в корпусе так все и сочли…

Тем не менее и после развода Антонины Журыкин не спешил узаконивать с ней отношения, так как боялся из-за огласки начинать судебную процедуру, что могло повлиять на прозондированную любовницей ситуацию возможного повышения в чине. Однако этот аргумент ту нисколько не убеждал, и она согласилась ещё какое-то время потерпеть своё неопределённое положение. Вадим Константинович по привычке продолжал вести двойную жизнь и дальше, о чём уже догадывалась его жена Алевтина Георгиевна. Но она, в свой черёд, почему-то решила: пока не нужно раздувать семейный пожар. Хотя прекратившееся с его стороны выполнение супружеских обязанностей её невольно настораживало. Правда, первое время охлаждение мужа она относила на его усталость, а потом думала, что с возрастом, наверное, мужчины теряют прежний интерес к жёнам. И постепенно привыкала к новому повороту в их многолетней совместной жизни. Однако рано или поздно любая женщина начинает понимать, что в их с мужем отношениях замешана посторонняя женщина. И этот слух о внебрачном ребёнке, и продолжающиеся отношения с любовницей, предстали в другом качестве.

Однажды на носовом платке мужа Алевтина Георгиевна заметила пятна помады, и вдобавок от Вадима исходил определённый запах женских духов. Их аромат, который всё ещё не выветривался, говорил о высоком честолюбии её соперницы и подтверждал, кстати, слух о стремлении заполучить генеральские погоны.

Казалось, после неопровержимой улики должен был последовать её вопрос к мужу, найдёт ли он объяснение своему странному поведению, но всё равно она почему-то упорно молчала. И только когда дочь Наташа заметила, что от отца пахнет не по-мужски, Алевтина Георгиевна гордо вскинула голову:

– А чего ты к нему принюхиваешься? – бросила она почти язвительно.

– Я? – удивилась Наташа. – С чего ты это взяла? Да на его мундир словно флакон вылили.

– Может, это я нечаянно разлила?

– Тебе так хочется, чтобы на нём были твои духи, ароматы которых я хорошо различаю. Меня хоть сейчас посылай на фабрику «Московская заря», и я буду успешно отгадывать духи по запаху.

– Тебе больше нечего обсуждать, как только духи! – вспылила мать.

Наташа ушла, и на эту тему между ними больше разговора не возникало. Алевтина Георгиевна по-прежнему поразительно ровно вела себя с мужем. Вадима Константиновича, похоже, это вполне устраивало, и он высоко оценил дипломатию жены, которая позволяла ему порой приходить домой далеко за полночь, причём слегка подшофе. Но жена притворялась глубоко спящей, а он только прислонял голову к подушке – так сразу и засыпал…

На следующий день она не добивалась от него отчёта о позднем вчерашнем приходе домой, и он оставался ей премного благодарен и удостаивал её лёгкого дежурного поцелуя в щёку, но реже в шею, так как ему было неловко смотреть на увядающую кожу жены, и он быстро удалялся прочь…

Антонина всякий раз после его ухода чувствовала себя какой-то ущербной: «Когда же это кончится? – думала она грустно. – Почему я должна терпеть такое невыносимое положение? Родила ему сына, а он всё медлит и медлит! Или его смущает, что Петенька записан на Николая? Но мне недолго перерегистрировать его, если бы он безоговорочно согласился усыновить сына…».

Антонина вспомнила, как Вадим походя бросил:

– А у Николая, говорят, жена настоящая красавица!

– Что ты этим хочешь сказать, дескать, овчинка тоже стоит выделки? – огрызнулась она.– Может, ты, Вадимушка родной, стал ему завидовать? Неужели он мог найти лучше меня? Наверное, кому-то хочется причинить мне ужасную боль, чтобы я страшно страдала. Может, это он сам тебе ляпнул?

– Нет, мои подчиненные доложили…

И вот сейчас Антонина загорелась желанием увидеть Николая. Почему-то ему упорно не хочется взглянуть на своих детей. Она всегда ему твердила, что Петюня его кровинка, а то, что не похож, так он пошёл в неё, пусть не полностью, но её значительная частичка в нём присутствует…

* * *

Юлия только что покормила детей и отправила их спать. Николай пришёл на кухню и сел ужинать. Вошла жена и спросила:

– Почему ты молчишь?

– Просто вот сейчас сядем с тобой и поговорим, если ты так хочешь! Но, правда, о чём: о жене Михаила или о твоей подруге Женьке? – сказал он как-то нелюбезно и для неё достаточно оскорбительно.

Николай достал из холодильника бутылку коньяка. Он любил перед сном выпить рюмочку, чтобы как можно быстрее заснуть.

– Ах, тебя не отпускает Евгения? – с ехидством бросила Юлия. – Если Мишина Алка к нам не придёт, я к ней сама, конечно, не пойду. Ты этим доволен, Коля?