Дудочка крысолова - Елена Михалкова

Оглядевшись, Крысолов увидел: мужчины в городе почти все были с гладкими щеками и подбородками – значит, и сюда пришло поветрие сбривать волосы на лице.

У многих детей он заметил в руках игрушки – вертушки на палках, бешено крутившиеся, когда их лопасти попадали под сильный порыв ветра. Их громкий стрекот заполнял улицы, и непрерывно то здесь, то там начинала трещать новая вертушка. Крысолов видел, как мальчишки, собирающиеся драться, втыкали палки между камней мостовой и вцеплялись друг другу в волосы, словно дикие звереныши. Он никогда не испытывал симпатии к детям, но эти были особенно злобны и яростны.

Он чувствовал присутствие крыс, и близкое присутствие, но ни одного зверька не попалось ему на глаза, хотя он обшаривал улицу внимательным взглядом, стараясь замечать все детали. Он уже начал опасаться, что толстуха соврала ему или все выдумала, потому что город, на первый взгляд, вовсе не был охвачен страхом, как те деревни в Вестфалии. И вид у жителей был озабоченный, а у некоторых испуганный, но то был страх, вызванный его появлением.

И все же толпа, сопровождавшая его, незаметно разрослась. Теперь за ним следовали не только дети, но и взрослые, которые хоть и опасались вступать в разговоры с пришельцем, но перекидывались фразами между собой, словно бы не замечая его, будто шли по своим делам и случайно встретились. Лишь один человек осмелился приблизиться к нему и теперь волочился рядом, почти вплотную, хотя Крысолов предпочел бы, чтобы тот отошел подальше – старый, изъеденный язвами и покрытый коростой старик в лохмотьях, вонючий, как разлагающийся крысиный труп. Дети тыкали в него палками, а старик огрызался, оскаливая оставшийся во рту десяток гнилых зубов. И все время бормотал, бормотал, так что в конце концов Крысолов начал прислушиваться к тому, что же он бормочет.

– Говорят добрые люди, и злые тоже, и те, кто не добрые и не злые, каких большинство, – бубнил старик себе под нос, но вполне отчетливо, так что Крысолов слышал каждое слово, – что появились удивительные крысы, с длинной шерстью, такой длинной, что они кажутся заволосевшими. Еще говорят, что среди черных видели таких крыс, каких никогда не появлялось раньше, – с белой шерстью, такой белой, словно срезали ее с овец. И говорят также, что от союза белых и черных крыс рождается раз в сто лет такая тварь, которая приходит, чтобы истребить род людской, и узнать ее можно только по знаку зверя за левым ухом и еще по запаху, потому что пахнет от нее молоком, а всем известно, что крысы выкармливают своих отродий желчью, а не молоком. И молоко той твари нужно для того, чтобы выкормить сына дьявольского, ибо из всех живых существ никто, кроме крысы, не согласился на такой грех перед Господом Богом нашим. И еще говорят… – старик понизил голос, – что они разносят черную смерть.

Крысолов вздрогнул и сбился с шага, но не остановился и не подал вида, что расслышал последние слова. Все, что бормотал вонючий нищий до этого, было обычной бессмыслицей, которой Крысолов наслушался невероятное количество за годы своих странствий. Но черная смерть не была бессмыслицей.

Он повернулся и посмотрел на старика, но тот с неожиданным проворством вдруг скользнул в толпу детей, с верещанием рассыпавшихся в разные стороны, и исчез в темном переулке, сверкнув на прощанье неприличной прорехой в своей дырявой одежде. Крысолов проводил его мрачным взглядом. Впрочем, правду говорил нищий или врал, но сказанное им следовало запомнить.

Они двигались по главной улице города туда, где острыми иглами шпилей целился в проплывавшее над ним брюхо облака собор. Издалека завидев его, Крысолов поразился тому, насколько тот огромен и величественен. Но отчего-то чем ближе они подходили, тем меньше казался собор, и когда стискивавшие их справа и слева дома расступились и Крысолов очутился на главной площади, впечатление ошеломительной грандиозности рассеялось окончательно. Собор как собор, подходящий для богатого города.

Рядом не такая высокая, но куда более основательная, громоздилась ратуша – мрачное каменное здание, больше похожее на тюрьму. Вокруг – опустевшие лавки, оставленные деревянные лотки, под которыми все вычищено так, словно торговцы, уходя, вылизали площадь языками.

– Где нынче торгуют? – спросил Крысолов у ближайшего мальчишки, поймав того за ухо, чтобы не вывернулся. Он видел подводы крестьян, видел, что в Хамельн привозят провизию, но рынок, перед которым они стояли, был заброшен.

– Нигде! – Мальчишка попытался вырваться, но ухо его стиснули железные пальцы. – Теперь торговцы развозят товар прямиком по бюргерским домам!

– Почему так?

– Потому что крысы! Крысы, добрый господин! Добрый господин, отпусти мое ухо!

– Оторву его и скормлю крысам, если ты соврал, – пригрозил Крысолов. – Отчего же я не вижу ни одной черной твари? Где они все?

В глазах мальчишки мелькнул страх. Он покосился на собор и проблеял:

– Там… Они все там…

– Где – там?!

Но прохвост рванулся изо всех сил, и Крысолов отпустил его. Все равно по глупой роже было видно, что толку от него не добьешься.

Двери ратуши распахнулись, и на ступеньках показалось несколько человек. Крысолов сунул уже ненужную дудочку в карман – свою роль она исполнила, как и его яркий наряд, как и шест, на верхушку которого он еще на подходе к площади предусмотрительно набросил ярко-красный платок, длинные концы которого свисали до середины шеста. К следующему звону колоколов весь Хамельн будет знать, кто появился в его стенах.

Неспешными шагами он направился к поджидавшим его людям, на ходу раздумывая о том, почему же все-таки не видно крыс.

Навстречу ему выдвинулся широкоплечий человек с окладистой черной бородой, едва ли не первый из увиденных Крысоловом, у кого сохранилась растительность на лице. Блестящие, глубоко посаженные глаза смотрели на пришельца угрюмо, но без страха. Пальцы перебирали разноцветные нити на конце расшитого пояса.

– Зачем ты пришел? – зычным голосом спросил он, легко перекрыв шум людей за спиной Крысолова. Те притихли.

– Избавить вас от напасти! – дерзко ответил Крысолов, делая еще шаг ему навстречу и прикидывая расстояние, оставшееся до чернобородого. Это могло оказаться важным.

– Где ты видишь напасть? Или ты встретил по дороге хоть одну крысу? – с притворным удивлением осведомился бородатый, и сзади послышались смешки.

– Мне не нужно их видеть. Я их чувствую, – сказал Крысолов, что было истинной правдой. Он не сомневался, что крысы в городе есть. – Или ты думаешь, что я шарлатан?

– Ну что ты! Конечно, нет! – с нескрываемой издевкой возразили ему. – Разве может быть у шарлатана диплом, в котором говорится на одном понятном всем и двух не понятных никому языках, что он – первый во всей стране уничтожитель крыс. Разве могут быть у него письма от почтеннейших людей города Кельна, в которых описаны его подвиги? Разве, спрошу я тебя, может быть у шарлатана грамота от них же, в которой они благодарят его за чудесное избавление?

«Да, кто-то допустил промашку, попытавшись надуть славных местных жителей, – подумал Крысолов, глядя на высокомерные лица. – Скудоумные лгуны, рассчитывавшие на звонкую монету и не удосужившиеся изобрести ничего правдоподобнее, чем письма и бумажки с печатями – само собой, подложные. Такие трюки проходят только в деревнях, где нет ни одного жителя, разумеющего грамоту. Но в Хамельне?!»

– У меня нет ни дипломов, ни писем, ни грамоты, – громко сказал он, дождавшись, когда утихомирится толпа, снова заворчавшая после слов чернобородого, будто пес, не получивший вожделенную кость. – Мне они не нужны. Крысам ни к чему грамоты, им нужно Слово, которое изгонит их из города, и я его знаю. Если же ты все-таки считаешь, что перед тобой – мошенник… – он повысил голос и приготовился, – тогда пускай ЭТО убедит тебя в обратном!

В следующий миг он исполнил один из своих коронных фокусов, срабатывавших всегда и со всеми: уронил навстречу чернобородому шест, в последний миг встряхнув его так, что платок слетел и опустился на каменные ступени ратуши.

Он любил эту забаву. Так просто и так впечатляюще. Перед лицами стоящих на крыльце оказались оскаленные морды крыс: все пятнадцать, искусно сшитых вместе, так что казалось, будто из одного толстого тельца вырастают головы – пятнадцать голов, торчащих в разные стороны, словно жутковатый цветок, распускающийся из серого стебля.

Люди вскрикнули и отшатнулись. Конечно же, они не боялись чучел! Но внезапность есть внезапность – ни один из них не успел скрыть своих чувств.

– Я убил его семь дней назад, – презрительно бросил Крысолов, зная, что все равно ни один из них не будет проверять. – Если тебе нужны еще какие-то доказательства, обратись к другому ловцу.

Он вздернул шест, отчего крысы на нем затряслись, повернулся спиной и сделал несколько шагов в сторону городских ворот.