Том 2. Огненное испытание - Николай Петрович Храпов

семьям.

— Если уж эти люди, совершившие в прошлом тяжкие преступления, отпускались к своим семьям по домам, тем паче я, не оскорбивший никого, должен получить право возвратиться к семье, — успокаивал себя Петр.

Наконец, подошла и его очередь.

— Куда едешь? — раздалось обычное, из-под козырька форменной фуражки сотрудника НКВД.

— К семье! — ответил с торжеством Петр.

Сотрудник взглянул на него казенными глазами и резанул по сердцу:

— Нельзя, выбирай другое место.

— Как нельзя? К семье нельзя? А куда же мне ехать, как не к семье? От семьи меня взяли, к семье и отправьте.

— Говорят нельзя, значит, нельзя! — поправляя гимнастерку, внушительно ответил ему работник.

Петр назвал еще 2–3 места, но в ответ получил все то же «нельзя», тогда, уже дрожащим от волнения и глубокой обиды голосом, сказал:

— В таком случае, выбирайте уж вы, — и замолчал.

— Тамбов! — ответил ему человек и, заполнив документы, выдал их на руки.

Петр отошел в сторону и коротко помолился: «Господи! Во всем Твоя да будет воля, устрой мне новый путь».

К семье он приехал после того, как устроился на новом месте.

Жена и сын встретили его очень радостно и в совместной беседе взаимно рассеяли печаль друг друга.

В Тамбове и в его окрестностях царила голодная смерть. Люди умирали повсюду: на вокзале, в домах, на улицах. Подводами, ежедневно, подбирали трупы умерших и везли на кладбище. Некоторые сами, едва переступая, шли и ползли туда же. Очередным ужасом встретил 1933 год Владыкина на новом месте.

Толпы людей ходили по голым полям и огородам в поисках чего-либо, напоминающего пищу, а многие прямо на поле умирали. Распухшие от голода и обезумевшие люди бродили от дома к дому, прося помощи. Хлеб или какие-либо другие продукты показывать было нельзя; чтобы покушать — люди прятались, или кушали ночью.

Нельзя было оставить жилище открытым. Непрошеный гость мог войти в любую минуту и смертельною схваткою наброситься на все, что напоминало пищу: на столе, на полках, в печи. От некоторых изб по деревне распространялся зловонный запах: то ли от какого-то суррогатного варева в печи, то ли от чего другого. Зная все это, комендант, контролирующий Петра Никитовича на месте высылки, призвал его и сказал наедине:

— Владыкин, тебе здесь не выжить, а семье тем более, да я и не хочу тебя к этому обязывать, можешь ездить к семье, только там — не больно разгуливай открыто, и в назначенные дни являйся на отметку.

С этим Петр Никитивич приехал домой, а семья ему определила неограниченный отдых и занятия только по дому. В беседе с сыном — он был рад за его устройство — заметил ему:

— Павел, ты замечаешь, наверное, что из всех окружающих тебя, нет второго человека, кто бы в твоем возрасте, да в подобном положении, имел бы в жизни столько преимуществ. У тебя, и в тебе открыто столько дорогого, чего люди ценой больших затрат не могут приобрести. Знай же, что всем этим тебя благословил Бог, ты не обманись, не подумай, что это обеспечила тебе твоя рука, твое уменье. Бог наделил тебя за то, мне думается, что ты в тяжкое время не оставил отца своего, и не отнесся с презрением к другим верующим, но не возомни о себе. Знай и другое, сынок: чтобы воспользоваться всем этим богатством, нужна мудрость и чистое сердце, а за этим надо обратиться к Богу — ибо все это у Него. Если ты не сделаешь этого, то не удержишь богатства твоего, и оно может развратить тебя, как развратило когда-то Соломона.

Глава 6. Искушение

За все девятнадцать прожитых лет, Павел ни разу не пережил так осознанно и так ощутимо, что такое успех и благополучие, как теперь. На факультете он занимался в вечерние часы, после трудового дня. За отличную успеваемость, неоднократно, был отмечен самыми ценными подарками.

Производственные успехи сделали его известным не только в технических и общественных кругах, но и среди молодежи, особенно в женской среде. А деньги, какие стали у него в приличном размере задерживаться в кармане, увы, постепенно развращали Павла.

Если он еще недавно страдал, в бесплодных мечтах, о завлекательных проходящих женщинах и девушках, считая их недоступными, потому что был не замечаем ими, то теперь многие из них как-то сразу стали удивительно близки ему и, как он выражался, «медово липкими».

Где-то, еще вчера, далеки были от него дороги, по которым ходили эти романтические существа, сегодня — почему-то эти дороги стали пересекаться прямо перед ним.

О, эта неиспорченная цветущая юность! Насколько она привлекательна для всех, в том числе и порочных людей, насколько наивно беззащитна и бессильна перед искушениями, будучи лишенной основ целомудрия.

Здесь Павел узнал, что он попал в такой водоворот, перед которым, еще только недавно, он стоял на берегу, а теперь внутренние силы ослабели, и его несло по течению. Из всего того, что 5 лет назад было так мило, дорого и свято, остался, кажется, только один вопрос, который временами теребил его душу: «Так за что же они страдают?»

Вступая в новую жизнь, Павлу представилось, что он, будучи одетым в белоснежный майский костюм, с трепетом перешагнул в зал, где был маскарад, где юность его погрузилась в таинственный поток манящей пестроты. Вереницы кофточек, платьев, туфелек, шляпок, причесок, бантиков и милых улыбок, приправленных таинственными взглядами очей и сладкими репликами — смерчем закрутились перед ним и неудержимо стали увлекать за собой.

Доверчивой душой он потянулся за всем, что казалось ему прекрасным и манящим его, что стало таким близким, а самое главное, неожиданно и загадочно, доступным.

Вскоре не преминул подвернуться и случай — вкусить первый глоток из этой неведомой чаши «сластей», но, увы, он оказался отвратительно горьким.

Однажды, на рабочем столе, Павел увидел изящный пакет на его имя. Распечатав, первое, что он ощутил — это аромат духов, исходящий от красиво отделанного пригласительного билета на закрытый вечер. Придя по адресу, Павел, к удивлению, встретил там бухгалтера своего отдела. Некрасивая, но добродушная женщина была одета во все дорогое и прекрасное. На ее руке красовались ручные часы, что тогда было исключительной редкостью. Она была на 10 лет старше Павла. При встрече она повторила приглашение устно.

Не растерявшись, Павел прошел с нею в зал и был удивлен роскошью обстановки и богатством приготовленных закусок, но так как их обоих содержание вечера не интересовало, они вскоре вышли прогуляться по берегу реки, за городом.

— Тебе, наверное, странным показалось мое