Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Не пора ли нам, государь?
– Да, да, и то пора.
– Куда спешите? Погостите, порадуйте меня, старуху!
– Меня ждут… мне надо ехать, бабушка! Мы опять к вам скоро приедем, – произнёс император, с живостью ухватившись за предложение царевны.
– Ох, приедете ли? Буду ждать, буду.
– Ждите, бабушка… Если вы чем-либо недовольны или чего у вас не хватает, то скажите, и всё получите…
– Спасибо, государь мой и внучек милый! Всем я довольна. Да и много ли мне, старухе-инокине, надобно? Вот хотела бы я поговорить с тобою, Петрушенька, – произнесла царица-инокиня, сильно беспокоившаяся о внуке, так как ей уже было известно, кто окружает его и к чему направляют его руководители Долгоруковы.
– Что же, я дня через два-три приеду, мы и поговорим с вами, бабушка, а теперь у меня нет времени, я должен спешить, – нетерпеливо проговорил Пётр.
– Ну, ну, поезжай… Храни тебя Бог! Не забывай меня, старухи, уж недолго осталось мне жить на свете… И ты, светик мой, с государем приезжай! – обратилась царица к внучке. – Тебя, царевна Елизавета Петровна, я не зову. Тебе, такой красавице, беседовать со мной, старухой, пожалуй, не в угоду будет… Прости!
Высочайшие гости уехали, и опять одна осталась Евдокия Фёдоровна в своей келье, одна, только со своими воспоминаниями о былом.
«Петруша и Наташа – оба бледные, худые… в отца: и Алёшенька таким же рос. А Елизавета – красавица, бела, стройна, румяна, прямо царь-девица… Хоть и стары мои глаза, а всё же разглядела, что государь-внук на красавицу тётку частенько посматривал. В его отроческом взгляде любовь была видна. Недаром слух идёт, что Петруша любит царевну-тётку и будто жениться на ней хочет. Племянник на родной тётке! Кровосмешение! О, Господи, спаси… помилуй! От одной мысли дрожь пробирает и волосы на голове становятся дыбом».
– Господи, не дай мне дожить до сего! – вслух, задыхающимся голосом, со стоном проговорила царица-инокиня и обратилась к служанке: – Что, уехал государь?
– Только что изволил сесть в карету, из окна я видела.
– Уехал!.. Спаси его, Господь! Веди меня, Лукерья, в образную; молиться я хочу, Бога благодарить, что Он сподобил меня внучка-царя узреть сегодня.
Император-отрок на другой день после своего посещения бабки прибыл в Верховный тайный совет и заявил, что из почтения и любви к своей бабушке желает, чтобы «её величество по своему высокому достоинству была содержима во всяком довольстве и чтобы члены совета учинили надлежащее определение и донесли ему скорей».
Вскоре ей был назначен штат, было определено выдавать по шестидесяти тысяч рублей в год и отписана на неё целая волость в две тысячи дворов.
Вестниками этой радости были посланы государем царице-инокине два важных вельможи – князь Василий Лукич Долгоруков и Дмитрий Михайлович Голицын. Когда они сообщили ей повеленье государя, Евдокия Фёдоровна промолвила:
– Князья, я не найду слов, как благодарить моего внука, великого государя, за его внимание к моему убожеству. Вам ведомо, что много я вытерпела, много перенесла на своём веку горя и несчастья, а его царское величество безмерной радостью меня изволил наделить. И за это я шлю ему мой земной поклон.
Сказав это, царица хотела опуститься на колени, но князь Голицын остановил её от этого поклона.
– Не труди себя, царица-матушка… Великому государю твой поклон мы передадим.
– Его царское величество изволит через нас тебя, государыню, спрашивать: не требуется ли твоему величеству ещё чего-нибудь? – с низким поклоном сказал князь Василий Лукич Долгоруков.
– Ничего мне больше не надо, князь, всем я безмерно взыскана моим внуком-государем. Только об одном скажите его величеству, что прошу я у него, как большой милости, приехать навестить меня.
– Передадим мы великому государю, матушка царица, твою просьбу, – проговорил князь Голицын.
Евдокия Фёдоровна очутилась теперь в большой славе, ей воздавали царские почести, называли царицей и государыней; к ней в Новодевичий монастырь всякий день ездили на поклон вельможи и первые люди в государстве, и многие заискивали её расположения.
Воспрянула духом царица-инокиня и даже как бы помолодела на несколько лет. Каждый день поджидала она приезда внука-государя. Но Пётр, проводивший почти все дни на охоте, окружённый Долгоруковыми, забыл обещание навестить свою бабушку; увлечённый охотой, он стал также забывать и горячо любимую сестру Наталью Алексеевну, которая стала очень часто прихварывать и день ото дня худела и бледнела, тая, как свеча.
Зато царевна Елизавета Петровна цвела, что роза майская, и день ото дня становилась всё красивее и красивее.
Император-отрок влюбился в свою красавицу тётку и ни на ком не хотел жениться, кроме неё. Не раз об этом начинал он говорить с царевной Елизаветой, чуть не со слезами просил её согласия, но всегда получал отказ, хотя и подслащённый уверениями в любви и преданности.
Наконец он решил окончательно выяснить вопрос. Не поехав как-то на охоту, он отправился на половину Елизаветы Петровны и застал её печально сидевшею у стола; на её красивых глазах видны были следы слёз.
– Лиза, ты печальна? Ты плакала? – с удивлением воскликнул император-отрок, привыкший видеть свою красавицу тётку всегда весёлой и счастливой.
– Нет, я ничего, – стараясь улыбнуться, ответила царевна.
– Тебя, может быть, кто обидел? Скажи, Лиза, и тот мне дорого за это заплатит… кто бы он ни был!..
– Вот как, государь? Ты не помиловал бы и своего любимца, князя Ивана?
– А разве он обидел тебя чем-либо?
– Нет. Да и как смеет обидеть меня князь Иван? Только за несколько минут до твоего прихода, государь, он заходил ко мне и чуть ли не на коленях просил, чтобы я вышла за него замуж.
– Как он смел только подумать об этом! – сердито топнув ногою, воскликнул Пётр.
– На него сердиться не стоит, Петруша. Твой князь Иван какой-то полоумный, право! Он собирается жениться на Наталье Шереметевой, об этом все знают, а нынче ко мне пришёл, плачет, в ноги кланяется. «Не мужем, – говорит, – твоим я буду, прекрасная царевна, а рабом». И смешно, и обидно мне было это слушать. Я – дочь императора, пред памятью которого благоговеет вся Русь, а подданный моего отца смеет предлагать мне брак! Он не смел бы и подумать об этом, если бы жив был мой отец. Я – сирота, круглая сирота, заступиться за меня некому, – со слезами на глазах проговорила царевна Елизавета Петровна.
– Как некому! А я? Меня ты забыла, Лиза? – с лёгким упрёком сказал Пётр. – Я… я сегодня же прикажу арестовать Ивана.
– Не делай этого, государь! За твою любовь ко мне и за защиту большое спасибо, но князю Ивану лиха я не желаю… да и не за что! Видно, он от гульбы и от бессонных ночей ополоумел и вместо какой-нибудь другой девицы ко мне пришёл. Мне, царской дочери, он стал предлагать выйти за него, и на это глупое предложение я смехом ответила, а не злобою, и прогнала его.
– А мне чем ответишь ты, Лиза, если я стану усердно просить тебя о том же? – слегка дрожащим голосом промолвил император-отрок.
– Теми же словами, какими и прежде. Немыслим этот брак, государь! Святая церковь и народ осудят нас. И счастья нам не будет. Ведь Богу противен будет этот беззаконный брак.
– Это – твоё последнее слово, царевна?
– Да, да, последнее.
– Стало быть, ты не любишь меня, не любишь? – в голосе юного государя звучали слёзы. – Ты делаешь меня несчастным, Лиза!
– Полно, голубчик мой, счастливее тебя на всём свете нет. Ты – государь, тебе подвластны миллионы людей, ты молод, красив. Но о любви и о женитьбе тебе думать ещё рано. Тебе следует ещё многому учиться. Вот подрастёшь, возмужаешь, тогда и женишься.
– Наставления, царевна, оставь при себе; их мне надоело слушать и от Андрея Ивановича, – сердито прервал её император-отрок. – Обидны мне твои слова, царевна! Ты всё считаешь меня за мальчика. А ведь мне уже четырнадцать лет.
– Небольшие года ещё, Петрушенька, небольшие. Ты ещё только начинаешь жить. Твоя жизнь впереди, тебе ещё многому учиться нужно. Не думай, что легко державой управлять. Мой отец покойный, а твой дед, богатырём был, но и то часто тяжёлой думе предавался, поникнув своей могучей головой. На помощников своих много не полагайся. Верь больше своим глазам, а не чужим. Особенно на Долгоруковых много не полагайся, себя им в руки не отдавай. Слух идёт, что князь Алексей задумал женить тебя на своей дочери.
– Что же, и женюсь, женюсь. Ведь ты не хочешь быть моей женой, так я женюсь на Долгоруковой.
– Смотри, не вышло бы с твоей невестой Долгоруковой то же, что и с Марией Меншиковой.
– Этого никогда не может быть. Долгоруковы мне преданы, особенно же князь Иван.
– Ох, уж этот мне князёк! Совсем тебя испортил он! И не я одна так думаю, а многие.
– Так все вы ошибаетесь, все! Князь Иван – мой искренний и преданный друг! Он желает мне добра и счастья, и ничто не заставит меня изменить к нему своего отношения! – громко проговорил император-отрок и, не сказав более ни слова, быстро вышел.
- Ярослав Мудрый и Владимир Мономах. «Золотой век» Древней Руси (сборник) - Наталья Павлищева - Историческая проза
- Зверь из бездны. Династия при смерти. Книги 1-4 - Александр Валентинович Амфитеатров - Историческая проза
- Царская чаша. Книга I - Феликс Лиевский - Историческая проза / Исторические любовные романы / Русская классическая проза
- Уарда. Любовь принцессы - Георг Эберс - Историческая проза
- Заветное слово Рамессу Великого - Георгий Гулиа - Историческая проза
- Тайна Тамплиеров - Серж Арденн - Историческая проза
- Российская история с точки зрения здравого смысла. Книга первая. В разысканиях утраченных предков - Андрей Н. - Древнерусская литература / Историческая проза / История
- Дикая девочка. Записки Неда Джайлса, 1932 - Джим Фергюс - Историческая проза / Русская классическая проза
- Жизнь и дела Василия Киприанова, царского библиотекариуса: Сцены из московской жизни 1716 года - Александр Говоров - Историческая проза
- Фаворитка Наполеона - Эдмон Лепеллетье - Историческая проза