Седьмой прыжок с кульбитом - Владимир Сербский

госбезопасность от партийных чинуш. «Эти засранцы не знают чекистского дела, — сказал он тогда. — Надо им подобрать что-то попроще». И поехали партийные выдвиженцы по стране — кто в органы милиции, кто в особые отделы армии, а кто и ссыльных лишенцев охранять. Редкие счастливцы обрели себя на привычной партийной работе. Однако постепенно всё вернулось на круги своя — партия и мысли не допускала, что такую силу можно оставить без вожжей.

Верхушка партии настойчиво совала свой нос в дела Комитета. Здесь надо сказать о тенденции. Руководить системой пытались многие, по старинке считая КГБ боевым отрядом партии, и путая его со своим княжеским отрядом. Желающие имелись и в секретариате ЦК, и в Общем отделе, и среди членов Политбюро. Выступая поодиночке и группами, партийные аппаратчики придумывали своему карающему мечу разнообразные проверки, разносы и разбирательства — дабы обуздать и взнуздать горячего коня. Иногда доходило и до крайних мер.

Интриги дело тонкое. Но причину для карательных мер найти несложно, в большой стране постоянно что-то случалось. Мир тоже не стоял на месте, подкидывая свои ребусы. В таких сложных условиях Комитет мужал, терял бойцов и рос. Закаленный в боях организм Комитета приобрел навыки отбиваться, уходить с линии огня и выстраивать контригру.

При этом внутри системы постоянно возникали собственные группы, желающие порулить самостоятельно. Это не уникальное явление, о подобном весьма ёмко сказал писатель Фрэнк Герберт: «Планы внутри планов, и в них опять планы, и в них — новые планы. Не стали ли мы теперь сами частью чьих-то планов?». Ничего не поделаешь, в каждой избушке свои погремушки.

Внешне оставаясь в русле партии, лидеры тайных групп внутри КГБ понимали отдельные задачи по-своему. Они видели существующие недостатки, намереваясь их устранить. И при этом соблюсти свои интересы, подвинув противников и прибрав кое-какие ресурсы. Глупо было бы иначе… Звания и регалии еще никому не мешали, но это как бы второстепенное. Главное в их риторике, направляемой на тайных соратников — это желание помочь стране. То есть избавиться от врагов внутренних, и ослабить кольцо врагов внешних.

Последние годы КГБ провел под знаком Юрия Андропова. Личность эта загадочная, и сведения о нем обрывочные. Впрочем, у Юрия Владимировича была возможность почистить свою биографию. В смысле, переписать начисто и положить в личное дело. Из открытых источников известно, что Андропов пошел работать, не успев закончить школу. Трудовой путь начал учеником киномеханика, работал телеграфистом. Служил моряком в речном пароходстве. А затем двинулся по комсомольской линии и быстро добрался до кресла первого секретаря Карелии. В годы войны возглавлял партизанское движение. Без личного героизма, находясь в тылу, но руководил. Далее работа в аппарате ЦК КПСС, и вдруг ссылка — посол в Венгрии. Далее снова в ЦК и затем, совсем неожиданно, должность председателя КГБ. Новая ссылка? Как сказать.

Андропов добился больших успехов, это признают все. Особенно когда занял позицию, весьма близкую к телу товарища Брежнева. Юрий Владимирович плотно держал руку на пульсе социалистических стран, при этом не забывая об остальном мире. Бывали дни, когда генсек разговаривал с Андроповым по нескольку раз. И с глазу на глаз, и на совещаниях, и по телефону. Человеку, сведущему в политике, одного этого факта было достаточно: фаворит.

При Андропове КГБ не стремился стать самостоятельным островом, он и так являлся государством в государстве. Орденом. Царством непорочных рыцарей плаща и кинжала. При этом Юрий Владимирович не замыкался в узком мире власти, шпионажа и интриг. Он интересовался литературой, искусством и общественной жизнью. Слыл эстетом, полиглотом и меценатом.

— И когда он только успевал работать? — недоуменная мысль мелькнула в голове Ивашутина далеко не первый раз.

Но теперь Центральному Комитету не до КГБ. Точнее, поползновения и руководящие указания стали какие-то вялые. Монолитное здание ЦК партии покрылось трещинами, а отдельные кирпичи просто исчезли, пропали без следа. Потом начались перестановки, увольнения и аресты. Кадровики принялись заполнять вакантные места, однако вмешался Комитет партийного контроля. На многих проверенных кандидатов вытряхнули такой компромат, от которого Леонид Ильич судорожно закурил, Общий отдел пришел в ужас, а партийный контроль заинтересовался теми, кто настойчиво двигал новичков.

Когда исчезновения высокопоставленных чиновников прекратились, это не внесло спокойствия в ряды сотрудников ЦК КПСС. Перестановки и аресты продолжились как в той сказке, где сначала намечались торжества, потом аресты, а потом решили совместить. Слово «коррупция в высших эшелонах власти» еще не прозвучало, но оно давно витало в воздухе.

Свой доклад товарищ Пельше закончил постановкой задач. Их было много, и самой удивительной оказалась предстоящая реорганизация Пятого управления.

— Борьбу с идеологическими диверсиями никто не отменяет, — сказал Арвид Янович. — Защита конституционного строя крайне важна. Наряду с этим в рамках Пятого управления будут созданы подразделения специального назначения по борьбе с диверсантами, угонщиками самолетов и прочими террористами. Работы прибавится, конечно. Однако, с другой стороны, ее станет меньше. Я имею в виду наружное наблюдение, прослушку и анализ.

С затаённой хитрецой оглядев всколыхнувшийся зал, Пельше продолжил:

— За Александром Солженицыным ведется плотное наблюдение. Фиксируются контакты, фотографируются лица, пишутся переговоры… Пятое управление участвует в слежке чуть ли ни полным составом. Зачем? — докладчик выдержал паузу. — Далее. Ни для кого не секрет, что у нас образовалась целая прослойка населения, которое называют «отказники». Люди годами дожидаются выезда, перебиваясь случайными заработками. Они сбиваются в организованные группы, где обмениваются негативными новостями и слухами, слушают вражеские «голоса», учат иностранные языки.

Оценивая реакцию, докладчик сделал еще одну паузу.

— В Центральном Комитете партии сложилось мнение, что идеологических врагов надо выслать из страны. Собрать всех этих бузотеров, критиканов и воинствующих сионистов, да отправить на историческую родину. Всех скопом.

— Как⁈ — охнул кто-то в зале. Негромко, но его услышали.

— Вычеркнуть и забыть, вот как. Строго между нами сообщу: готовится закрытое постановление Политбюро ЦК по этому вопросу. Если вкратце, то будет ослаблен режим выезда из страны. Значительно ослаблен, для всех желающих — евреев, немцев, крымских татар…

Зал загудел, Арвид Янович налил себе воды из графина.

— Товарищи, речь не идет обо всех недовольных подряд. Обрезание следует проводить очень аккуратно. Одно дело злобное охаивание советской власти, призывы к ее свержению, и совсем другое — критика имеющихся недостатков. Чего скрывать, упущений и недоработок у нас хватает. Если люди хотят не ломать, а улучшать, то почему нет? К таким критическим замечаниям следует прислушиваться, а не давить своим авторитетом. Будем отделять мух от котлет, если говорить коротко.

По залу