Рейтинговые книги
Читем онлайн Основы истинной науки - I - И Калышева

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 15 16 17 18 19 20 21 22 23 ... 62

Известно, - говорит он, - что человеческий разум не предугадывает мира, а открывает его посредством опыта, и известно также, что опыт не имеет никакого значения в вопросах сущности и начала.

Ничто не даёт нам права распространять психическую теорию нашего сознания и сознания животных на все вещества, во все времена и во все пространства.

Позитивизм имеет в виду разъяснить лишь то, что подлежит человеческому опыту и наблюдению; каждый раз, когда логика данного времени пыталась проникнуть за пределы опыта и наблюдения, философия позитивистов благоразумно останавливается и скромно сознаётся в бессилии человеческого разума. За этими пределами положительная философия ничего не отрицает и ничего не утверждает, она, одним словом, не знает непознаваемого, но констатирует существование его. Такова высшая философия; идти далее химерично, но доходить до этого, значило бы бежать от нашего сознания.

Человеческий разум в продолжении своего развития не раз принимал вещи, которые прежде казались ему немыслимыми, и отказывался от других, которые считал единственно логичными: эта психическая несостоятельность в нём есть».

Необходимость позитивного метода при научных исследованиях очень убедительно подтверждается к несчастью слишком многими учёными. - Приведём для примера слова Дж.Г. Льюиса (Истор. Философ., пер. 1885 г., стр. 5 и 294): «Напрасно некоторые силятся доказать, что философия до сих пор не подвинулась вперёд, потому что её задачи сложны и требуют больших усилий в сравнении с более простыми вопросами положительного знания.

Напрасно предостерегают нас от заключений о будущем по прошедшему, от уверенности, что никаких успехов не последует потому, что их не было. Правда, рискованно становить безусловные границы развитию человеческих способностей, но нисколько не рискованно утверждать, что философия никогда не достигнет своих целей, потому что достижение их вне человеческих сил. Здесь дело не в трудности, а в невозможности. Прогресса здесь быть не может, потому что нет критерия правильности результатов метафизического исследования. Мы можем познавать только явления, их сходства, сосуществования и последования, стремиться же к познанию большего, значит пытаться перейти положительные границы человеческих способностей, - чтобы знать больше, надо быть больше, чем мы есть».

Основной смысл этих двух выдержек из учения двух ярых позитивистов имеет следующее значение:

1) Придерживаясь программы положительных наук при исследованиях и изучениях природы и её явлений, мы рискуем вдаться в меньшие ошибки, чем то может случиться, изыскивая умозрительным путём отвлечённую для нас область в природе.

2) При настоящем развитии наук позитивисты не видят никакой возможности начать какие-либо научные исследования этой области, не потому чтобы её в действительности не было, а единственно ссылаясь на человеческую несостоятельность, ибо они находят, что человеку пришлось бы быть больше того, чем он в сущности есть.

3) Для того, чтобы быть более последовательным и менее погрешимым, позитивизм может признавать только то, что подлежит наблюдению и опыту.

4) Опыт не может иметь никакого значения в вопросах сущности и начала, т.е. о сущности и начале мы не можем знать ничего по опыту, следовательно, и рассуждать о них положительные науки права за собой не оставляют.

5) За пределами опыта и наблюдения позитивизм останавливается, и далее он ничего не отвергает и не утверждает.

Вот основные принципы и программа нашей современной господствующей науки, которая после всех урезаний, которые необходимо было в ней сделать для удовлетворения программы, должна называться уже не наукой, а непременно позитивизмом, в отличие от истинной свободной науки.

С прискорбием надо сказать, что в настоящее время почти нет другой науки, ибо всякие даже проблески свободной мысли подавляются модным позитивизмом; они отвергаются, осмеиваются и не получают места в науке.

Положим, что позитивисты могут принять и преследовать какую им угодно программу, ставить какие угодно рамки для своих знаний, далее которых они не должны идти. Они, может быть, правы, признав человека психически несостоятельным, решив в принципе доверять более мере и весу, чем обманчивым и несовершенным чувствам человека. Подобный взгляд на вещи избавит их несомненно от многих ошибок, неточностей и гипотетичностей.

Но человечество - может ли оно удовлетвориться этой программой? Разве этим могут исчерпываться все познания, так глубоко интересующие его? Как может отрешиться человек от врождённого желания, хотя бы когда-нибудь узнать начало и сущность свою и вселенной? Каждый человек, мало-мальски мыслящий, задаёт себе прежде всего вопрос: что же я такое? Как мне понять вселенную и всё меня окружающее? Но каждый раз, когда затрагиваются подобного рода вопросы, появляется полная несостоятельность положительных наук. Придерживаясь своей программы, они должны рассматривать вселенную в том виде, как она в настоящее время есть, не заглядывая ни в прошедшее, ни в будущее; но ведь результат подобного исследования может быть только обширным генеалогическим описанием вселенной, или чего-нибудь в этом роде, вот и всё.

В какое безотрадное положение ставят человека положительные науки; они обрекают его никогда не изучать вопросов, наиболее его интересующих; вопросов, составляющих главный смысл его жизни, а что важнее всего, - они не допускают даже и попыток к изучению их. Неужели же, в самом деле, если вопросы о внутренней жизни человека и духовном элементе природы трудны и кажутся нам нелегко разрешимыми, то правильно не пытаться совсем их разрешать, а прямо изгонять их из пределов науки, совершенно игнорировать их?

Тем не менее, позитивизм строго держится своей программы.

Он не допускает ни в один научный предмет ничего духовного, ничего волевого, или отвлечённого, и ничего, что вследствие незнания факта или явления с первого взгляда кажется таковым.

Если позитивисты признают человека в самом деле психически несостоятельным, то, конечно, надо признать вполне правильным, что они постановили не доверять ему. Но мы спросим, -можно ли психически-несостоятельному человеку верить в чём бы то ни было? Какой верный вывод из опыта может сделать этот психически несостоятельный человек? Если по отношению одних чувств мы должны допустить возможность невольного обмана или безотчётной галлюцинации, то должны и по отношении других чувств допустить то же самое. Почему зрение и слух - два чувства, чаще всего галлюцинирующие, - дают правильные показания, по крайней мере такие, на которые и позитивисты позволяют ссылаться, а другие, менее поддающиеся галлюцинации, заставляют признавать человека психически несостоятельным? Нам кажется, что психическую несостоятельность надо искать совершенно не там, где её ищут позитивисты. Есть люди, которые видят, чувствуют и познают природу больше других, и именно они и заслужили со стороны позитивистов название психической несостоятельности; не будем ли мы ближе к действительности, если скажем, что это «слепые уверяют зрячих в том, что всё, что эти последние видят больше первых, - есть не более, как их бред, обман зрения, или выдумка». Но, так как подобного рода слепцов во все времена было несравненно больше, чем действительно зрячих, так как они смелее нападали, энергичнее доказывали и отстаивали свои неверные положения, тогда как противная сторона, уверенная в своей правоте, держала себя всегда более скромно и с достоинством, более подходящим к истинному и глубокому смыслу науки, то личности, привыкшие судить по одной наружной форме, не входя в самую суть факта, которую они и не поняли бы, считали всё это вполне правильным и в порядке вещей.

Иммануил Кант выводил категории знания из форм суждения обыкновенной логикой, лет семьдесят раньше, чем говорили Огюст Конт, Д.Г. Льюис и М. Литтре о цели позитивизма; и Кант в сущности дошёл до того же самого заключения, до которого дошли и эти последние; но смысл его великих слов имеет совершенно иное, более глубокое, чисто философское значение. Он предостерегает всякого не впадать в ошибки, следуя шатким и скользким путём отвлечённостей; но вместе с тем он считает желание проникнуть в духовно-нравственный мир вполне естественным и прирождённым человеческой природе. Он находит, что идеи души, мира и Бога, если мы приписываем им объективное существование вне нас, бросают нас в безбрежное море метафизических заблуждений, но если мы чтим их, как идеи наши, то мы исполняем лишь требования нашего разума, ибо искать причину, предшествующую причине, есть естественная потребность нашего разума.

Идеи служат не для того, чтобы расширить наше познание, но для того, чтобы уничтожить утверждения материализма и через то дать место нравственной философии, которую Кант считает самою важною частью философии.

1 ... 15 16 17 18 19 20 21 22 23 ... 62
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Основы истинной науки - I - И Калышева бесплатно.

Оставить комментарий