Калин - Эдвин Табб

— Ты еще пожалеешь, что сделал это, — доверительно сообщил ему Дюмарест.

— То же самое я могу сказать и тебе. Сейчас ты получишь свое. И твоей малышке придется искать более подходящего мужчину, который сможет о ней позаботиться. — Зубы пегого сверкнули в злобном оскале. — Ты вряд ли на что-нибудь сгодишься после этого.

В руках пегого сверкнуло стальное лезвие. Согнув левую руку в локте, пытаясь нанести рубящий удар ладонью в горло, он ринулся на Дюмареста. Правой рукой с зажатым в ней ножом он описал зловещую дугу сначала назад, а затем вперед по направлению к солнечному сплетению противника.

Действовал пегий быстро, но Дюмарест сумел разгадать его намерения и потому был наготове. Он отскочил в сторону, и левая рука нападающего прорезала воздух, не достигнув своей цели. Правой рукой Дюмарест подхватил снизу запястье руки с ножом и, вздернув ее вверх, всадил стальное лезвие тому в горло. Мутант издал какой-то булькающий звук и зашатался. Из раны брызнул фонтан крови. Фило ошарашенно вытаращил глаза, когда наконец понял, что произошло.

— Ты… — только и смог произнести пегий. — Ты…

Дюмарест отступил в сторону, чтобы не испачкаться кровью. Его лицо было спокойным и холодным, не выражающим ни сожаления, ни удовлетворения. Он убил, чтобы спасти свою жизнь.

Арн встал и подошел к Дюмаресту, угрюмо рассматривая мертвое тело.

— В жизни не видел ничего подобного. Все произошло так быстро. Только что ты стоял здесь и нож был у твоего горла… а Фило уже нет.

— Проверь его карманы, — предложил Дюмарест. Когда Арн удивленно присвистнул, он тоже наклонился, чтобы посмотреть: — Есть что-нибудь?

— Пропуск в комиссариат, — задумчиво произнес охотник. Он похлопал пластиковой карточкой о ладонь. — Теперь понятно, почему Фило всегда выглядел таким сытым. Как я и подозревал, он работал на компанию. За каждого, кого удавалось завербовать, он получал бесплатно продукты, а может быть, и деньги. Не думаю, что после сегодняшнего вечера он смог бы продолжать свои дела с таким же успехом.

— Это ты о лечении?

— Да.

Откуда-то из темноты послышался пронзительный свист. Арн напрягся. Со стороны поселка что-то вспыхнуло ярким светом, прорезая мрачный покров ночи.

— Вот о чем я, — сказал Арн. — Пошли.

Глава 8

Они вышли на ярко освещенную площадь, в центре которой на возвышении стоял человек, ожидая наказания. Его лицо поражало своей неестественной бледностью, а глаза напоминали две темные вмятины на снежной поверхности. На нем был ошейник, какой носили все рабы. Внутри ошейника находилось особое устройство. Стоило только нажать кнопку на пульте дистанционного управления, как мозг и все тело раба погружались в бездну невыносимой боли. Воздействие было скрытым от глаз, но временами прорывалось наружу, заставляя протестующую плоть содрогаться и изворачиваться в конвульсиях без всякой видимой причины. Это выглядело весьма забавно, однако мало кто смеялся, наблюдая подобное.

Площадку для наказания окружала толпа зрителей. Большей частью это были стройные шеренги рабов, с которых не сводили глаз стоявшие позади надсмотрщики. Для рабов это являлось наглядным примером того, что может произойти в случае неповиновения. Свободные граждане, крестьяне, бродяги или просто зеваки предпочитали держаться в стороне. Среди них были и такие, кто получал садистское наслаждение от подобного зрелища.

Все явно скучали в ожидании начала. Как ни странно, повсюду царило ощущение праздника.

Калин не могла оторвать глаз от человека в центре.

— Кто он, Эрл? Что с ним собираются сделать?

— Его казнят, — ответил он кратко. — Уже сейчас он страдает. Не физически. Он испытывает душевные муки, понимая, что ему предстоит перенести. — Дюмарест сжал ее руку и попросил: — Постарайся не смотреть туда.

— Хорошо, я постараюсь. — Но все же Калин подтянулась на носках и вытянула шею, не в силах справиться с искушением увидеть все самой. — Зачем мы пришли сюда, Эрл?

— Арн решил показать, как поступают с теми, кто надевает на себя ошейник, — объяснил Дюмарест. — Своего рода контрпропаганда того, что так нахваливал Фило.

— Понятно, — кивнула Калин. — А тот человек? За что его так? Что он сделал?

Стоявший рядом сгорбленный поселковый мусорщик повернулся, пристально посмотрел на девушку и горько сказал:

— Он оказался слишком умным. Хотел помочь другу бежать и нашел способ, как снять ошейник и не взорваться. Но этот же друг его и предал, так как ему пообещали за это свободу и билет на первый же корабль с временным ускорением. — Старик презрительно сплюнул: — Друг называется…

Калин нахмурилась:

— Чтобы не взорваться?

— Ошейник снимается при помощи специального ключа, который открывает замок, — пояснил Дюмарест. Он едва справился с желанием ощупать горло. — Металлический обруч, полый изнутри, напичкан взрывчаткой. При попытке снять ошейник без ключа происходит взрыв, в результате которого рабу сносит голову и отрывает руки того, кто прикасался к ошейнику в этот момент.

— Откуда тебе все это известно?

— Знаю, и все.

— С такими подробностями? Ты что, носил когда-то ошейник?

— Носил, — нехотя выдавил Эрл. — Это было на Игрушке. А почему ты спрашиваешь?

— Так просто. У нас на Солисе на крепостных тоже надевают ошейники, но они не взрываются и служат лишь для того, чтобы можно было определить хозяина.

— Солис — звучит красиво, — вздохнул Дюмарест. — Несколько примитивно, но все равно красиво. Наверное, и жизнь там такая же. Кто не носил ошейник сам, не должен принуждать других таскать бомбу вокруг шеи.

Он поднял голову и посмотрел на беднягу на эшафоте. Глашатаи, перекрикивая друг друга, зачитывали давно выученный текст, где упоминались все преступления обвиняемого, за которые его приговорили к смертной казни. Тот, кто составил текст обвинения, очевидно, неплохо разбирался в психологическом воздействии слова. Ему удалось представить одинокую фигуру на постаменте чем-то грязным, злобным и недостойным находиться среди добропорядочных людей. У Калин перехватило дыхание.

— Нет, — прошептала она. — Боже правый! Только не это! Нет!

Дюмарест закрыл ей рот рукой.

— Не вопи! — предупредил он. — Прекрати!

Своим криком она могла заглушить речь глашатаев.

— Что с ней? — Мусорщик собирался уже подойти к ним. — Ведь они еще не начинали.

— Ей плохо. — Дюмарест посмотрел на искаженное лицо Калин. Черт бы побрал это женское любопытство! — Она отравилась. Наверное, съела что-то несвежее, — сказал он вслух. — Мне нужно отвести ее к врачу.

Окружающие развернулись. Их лица с пронзающими взглядами были похожи на наблюдательные диски. Стоны девушки раздражали Дюмареста и отзывались болью в желудке. Дюмарест подхватил Калин, закрыв ее рот ладонью, и начал протискиваться за пределы толпы. Пока они пробирались к краю площади, их провожали холодными настороженными взглядами. Сбоку послышался топот чьих-то ног. Это был Арн.

— Им не нравится, что вы уходите до начала представления, — сообщил он, кивнув в сторону людей в плащах. — Если ты свободен, можешь не приходить сюда. Но уж если ты здесь, то должен оставаться до конца. — Запнувшись, он добавил: — Я тоже так думаю. Хочу, чтобы каждый увидел и понял, что такое быть рабом.

— Я уже понял, — отрезал Дюмарест. Он снял руку с лица Калин и посмотрел ей в глаза: — Как ты?

Она вспыхнула.

— Прости, Эрл. Но все было так…

— Забудь, — приказал он. — Не думай об этом. Тебе нужно отвлечься. — Он нахмурился, задумавшись. Но как? Как? — Крин, — вспомнил он наконец. — Тот, со сломанным позвоночником. Где он?

Арн ответил:

— Снова в Нижнем городе. С ним его братья. Харан и Визар. Но зачем он тебе?

Дюмарест помолчал. Ему нужно было что-то такое, что унесло бы мысли Калин от происходящего на площади. Хотя это будет мучить ее, пока она не перестанет думать о казни. Несмотря на обещания, она будет возвращаться к этому событию, как человек, который так и тянется пальцем к больному месту. Уход за больным послужит своего рода защитой. Хотя, кто знает, может, это окажется просто сменой одного кошмара другим.

— Мы зайдем к нему, — решил Дюмарест. — А вдруг чем поможем.

* * *

Крин жил со своими двумя братьями в лачуге с провисшей крышей возле кучи осевшего от времени мусора. Стены и крыша были сделаны из всевозможных кусков пластика, спрессованных древесных опилок, листов фольги. Входом в хижину служил проем в стене, занавешенный грязной тряпкой, которая едва ли защищала от ветра и незваных гостей. Здесь царили мрак и смрад. В этом убогом жилище были только кучи тряпья вместо кроватей и мерцающая свеча, сделанная из жира, наполнявшего консервную банку, внутрь которой был вставлен фитилек из скрученного обрывка тряпки.