Звезда Вавилона - Наталья Солнцева

– Вот тебе антибиотики, – наставляла она Марину. – Вот парацетамол! Ты с болезнью не шути. Нам, приезжим, болеть нельзя. Накладно!

Соня убежала на работу, а сестра осталась лежать, думая о своей несчастливой судьбе, об Апреле, о женщине, которую он любит. Хоть бы одним глазком посмотреть на нее…

Через день ей стало лучше: то ли таблетки помогли, то ли простуда протекала легко. Она оделась потеплее и вышла на балкон.

Снежная белизна ослепляла, красный шар солнца стоял над высотными домами, обливая их медью и золотом. Тысячи людей населяли эти каменные коробки с ячейками-квартирами, и каждый на что-то надеялся, чего-то желал, о чем-то тосковал, кого-то любил, о ком-то молился. А кто-то пил в одиночестве, собирался наложить на себя руки…

– Апрель… – прошептала Марина, и облачко пара вылетело из ее пересохших губ. – Ты не сделаешь этого! Ты мне нужен…

Почему-то ей представлялись жуткие картины самоубийства: одна хуже другой. Она отыскала глазами дом, где снимал квартиру Апрель с товарищем. Товарищ, как оказалось, уехал домой, в отпуск. Она поняла это из путаных объяснений Апреля, который никак не мог вставить ключ в замок. Когда наконец за ним закрылась дверь, Марина все еще стояла, пока Соня не дернула ее за руку.

«Пошли, такси ждет! Митя заплатил за езду, а не за простой!»

Апрель по чудесному стечению обстоятельств жил по соседству с девушками. Почему-то они ни разу не встретились ни в супермаркете, ни на остановке маршруток, ни в метро. Если бы не клуб на Нижней Масловке, так бы и не узнали друг друга!

Дороги жизни сходятся и расходятся, пересекаются или нет… и невозможно предугадать, что ждет за очередным поворотом…

Марине вдруг захотелось увидеть Апреля, заглянуть в его серо-зеленые глаза, сказать, что все будет прекрасно и он еще будет счастлив. Что все его мечты сбудутся, и самая чудесная из женщин полюбит его всем сердцем, а ту непреклонную и безжалостную, которую он не может забыть, постигнет заслуженное наказание.

«Вероятно, он сейчас на работе, – подумала девушка. – Я только потеряю время и простужусь еще сильнее. Мне лучше не выходить!»

Марина представляла себе жестокую красавицу, отвергшую Апреля, и желание увидеть «соперницу» зрело в ее сознании, росло, как пущенный с горы снежный ком.

«Если ты поймешь, какие женщины нравятся Апрелю, то сумеешь завоевать его! – твердил кто-то внутри нее. – Одежда, прическа, манеры – все это не трудно скопировать. Мужчины в первую очередь обращают внимание на внешность. Перекрасить волосы, похудеть или, наоборот, поправиться, сменить гардероб, пользоваться теми же духами…»

Задача казалась легкой ее безрассудному уму, поглощенному жаждой любви именно этого мужчины.

– Я буду следить за ним, и он приведет меня к ней!

* * *

Профессор Ракитин проснулся, утомленный бурной ночью. Голова болела, спина ныла, внутри разлилась болезненная слабость. В его возрасте такие физические нагрузки противопоказаны. Но как удержаться, если рядом молодая прелестная женщина, не испорченная столичными соблазнами, чистая, целомудренная? Как не поддаться ее очарованию, не забыть хотя бы на миг о наступающей старости, не почувствовать себя снова страстным, сильным? Конечно, без стимулятора уже не обойтись, но игра стоит свеч. Может, для него это последняя радость в жизни…

Раиса не была красавицей, не была вакханкой в постели, как Лидия, но чем-то неуловимо напоминала профессору первую жену: свежестью тела, тонкой костью, мягкими формами, горячей кровью, которую он непременно разбудит, постепенно приучит Раису откликаться на его ласки, а не просто принимать их. Кажется, она даже не испытывает оргазма… Ей мешает излишняя скованность, непонятный стыд. Чего можно стесняться в супружеской спальне? Собственные комплексы не дают Раисе сполна насладиться объятиями мужа. Ну, не беда. От комплексов он ее избавит…

«Тебе хорошо?» – неизменно спрашивал он молодую жену, отдышавшись и лежа навзничь рядом с ней, касаясь ее руки.

И неизменно получал утвердительный ответ.

«Так поцелуй меня в знак благодарности! Видит бог, я старался доставить тебе удовольствие…»

Она робко прижималась губами к его щеке, словно чужая. Никакой любовной дрожи, никакого трепета – все скромно, пристойно и аскетически строго. Зато для Никодима Петровича исполнение супружеских обязанностей становилось все слаще и слаще. Осознав, что женитьба на Раисе – прощальный подарок судьбы, он упивался каждым мгновением близости. Ее это шокировало, а он забавлялся смущением жены.

«Тебя воспитывали пуритане! – посмеивался он. – Пора отвыкать от запретов, навязанных родителями. Ты уже вышла из-под их опеки и принадлежишь мужу!»

Краснея и бледнея, супруга пыталась оправдываться. Ее родители вовсе не говорили с ней на эту щекотливую тему, в их доме было не принято обсуждать интимные вещи.

«Если бы я не видел твоего паспорта, ни за что не дал бы тебе больше двадцати лет. Ведешь себя как девочка, хотя кто-то уже взломал твой замочек… Заметь, я ни о чем тебя не спрашиваю. Я дважды был женат и не вправе задавать тебе никаких вопросов».

Раиса радовалась, что он не любопытен. Ее первый сексуальный опыт был случайной связью со студентом-струнником, начавшейся на вечеринке в общежитии. Не привыкшая к спиртному, она выпила лишнего и почти не помнила, как все произошло. Потом они еще несколько раз встречались, но до секса больше не доходило: то, что Раиса позволила в подпитии, на трезвую голову повторять не хотелось. Парень поухаживал около месяца и, ничего не добившись, переключился на другую девушку. Раиса даже не расстроилась. Однако рассказывать об этом Ракитину было неловко.

Профессор не настаивал на исповеди и сам не пускался в воспоминания о бывших женах. То, что они обе умерли, пугало нынешнюю супругу, но из деликатности она старательно обходила эту тему в разговорах. Завесу тайны приоткрыла словоохотливая домработница Александра Ивановна: она сообщила молодой хозяйке, что на кладбище Ракитины всем семейством ходят раз в год, заказывают заупокойный молебен и возвращаются домой угрюмые, молчаливые. Садятся за накрытый стол, поминают усопших и расходятся по домам. Никодим Петрович остается один, долго стоит перед портретом Лидии, что-то невнятно бормочет, будто беседует с ней, потом запирается в спальне и до утра запрещает его беспокоить.

«Откуда вам это известно?» – поинтересовалась Раиса.

«Так я же убираю с поминального стола, мою посуду и ночую в гостиной, – объяснила домработница. – Дети Никодима Петровича боятся, вдруг ему станет плохо. Теперь такой необходимости нет. Теперь у него есть вы, Раиса Николаевна!»

Профессор подозревал, что Саша с ее длинным языком может просветить новую хозяйку насчет некоторых семейных подробностей, коих Ракитины предпочитали не выставлять напоказ. Ну и пусть. Шила в мешке не утаишь, людям рот не закроешь. Хорошо, хоть знакомых и друзей с годами поубавилось. Никодим Петрович и смолоду не был компанейским человеком, выйдя же на пенсию, поддерживал отношения лишь с коллегами-искусствоведами. Работа и семья забирали все его внимание, составляли весь его интерес.

Он повернулся на кровати, прислушиваясь к боли в спине, спустил ноги на ковер и, неуклюже поднявшись, потянулся за махровым халатом. По пути в ванную профессор заглянул на кухню: жена стояла у плиты, готовила овсянку и напиток из цикория. Прошли те времена, когда он пил по утрам крепкий кофе с пенкой и лакомился оладьями или сосисками. Раиса не обернулась, боясь, чтобы каша не сбежала.

– Я в душ! – сообщил супруг.

Она кивнула, по-прежнему стоя к нему спиной. Стесняется, глупышка. Наверное, ее обдало жаром при мысли о прошедшей ночи. Он обожал этот ее томный румянец по утрам после обильных ласк, эти глаза, которые она не смела поднять. Она еще не привыкла к нему, не сроднилась, как Лидия, как потом Глаша.

– И черт с ним, с допингом! – бормотал Никодим Петрович, подставляя изможденное ночными излишествами тело под горячую воду. – Лишь бы хватило здоровья еще лет на пять… хотя бы годика на три…

– Завтрак на столе! – крикнула из кухни Раиса. – Ты уже помылся?

Ему большого труда стоило приучить жену обращаться к нему на «ты». Сказывалась разница в возрасте – с Лидией и Глашей таких проблем не было.

За едой он рассказывал о своих планах на текущий день:

– С утра прогуляюсь, потом посижу в библиотеке…

Раиса делала вид, что внимательно слушает. На самом деле она гадала, как правильно поступить. Рассказать мужу о выходке Леонтия или пока промолчать? Нелли обещала обуздать похотливого братца, однако вряд ли тот прекратит свои домогательства. Вероятно, между братом и сестрой уже состоялась беседа, и Леонтий все отрицал, иначе бы Нелли не позвонила мачехе с обвинениями в распутстве и чуть ли не в растлении пасынка. У Раисы до сих пор уши горели от оскорблений, которые ей довелось выслушать.