Здравствуй, Таити! - Войцех Дворчик

Пока мы договариваемся, что он поедет со мной в Папеэте. Мальчик садится поудобнее у входа в палатку, кладет руку на струны гитары и сидит так некоторое время, глядя на огненные точки, мелькающие в море.

И лишь позже разливается в воздухе и летит к звездам мелодия импровизированной песни. Совсем как в чувствительном фильме — луна, гитара, Таити.

Нетрудно догадаться, о чем поет мальчик. Я улавливаю слова «попаа», «Реми», «раирева». Таитянин поет об облаке, которое рождается в море и летит от одного острова к другому. Есть люди, подобные раирева, они внезапно появляются, а потом исчезают так же быстро, как белые легкие, принесенные ветром облачка. Стонущие звуки гитары будят в ночи скрытую в ней грусть.

Я прячу в мешок неоконченное письмо к очень дорогому мне человеку, которому писал о грусти, что приходит ко мне вечерами, когда я вспоминаю вечера другие…

Уже поздно, мальчик собирается уходить. Хочет пожелать мне спокойной ночи, но не успевает, так как я перебиваю его:

— Спокойной ночи, Реми… спасибо тебе…

Может быть, когда-то, если эта книга попадет ему в руки и кто-нибудь прочитает ему эти строки, он поймет, за что я благодарил его.

Как хорошо, что Таутира далеко от Папеэте!

Поездка в Тоаноано

Я еду в Тоаноано, очередную таитянскую деревню, расположенную на противоположной стороне острова, на его юго-западном побережье.

Сразу по приезде меня привели в один из здешних фаре, крытых гофрированным железом. В деревне я пользуюсь любезностью таваны, его просторный фаре становится на время моим домом. Местный представитель знати считает гостеприимство святым делом, но возможно, он находится под впечатлением заметки, которую посвятила мне местная газета «Ла депеш де Таити».

— Как спали? — спрашивает он утром.

— Отлично! — отвечаю я, скребя зудящие ноги.

Этой ночью я долго не мог уснуть, замученный комарами. Меня положили на широкой кровати без москитной сетки. Большинство современных таитян спит на кроватях, ест за столом.

Жилище таваны обставлено по-европейски. Деревянные кровати, застланные легкими покрывалами; белая ткань вышита желтыми, красными, голубыми цветами. Кроме кроватей — комод, шкаф, массивный стол и несколько потрепанных чемоданов. Досадно, что дом такой захламленный и темный.

— Завтрак готов, — приглашает таваyа.

Садимся за стол: вареный рис, бататы, мясные консервы. Мне не дали вилки, так что приходится управляться ложкой. Я голоден как волк и отдаю должное всем кушаньям.

Мой первый завтрак в Тоаноано проходит при участии пиифаре. «Пиифаре» по-таитянски «кошка». У моих хозяев их целых три! Вот одна вспрыгнула на стол и сунула мордашку в блюдо. Две другие под столом ждут подходящего момента. Тавана пытается прогнать их веником, но напрасно: упрямицы не уступают.

Я отодвигаю тарелку и принимаюсь за кофе. Кошки только этого и ждали, чтобы наброситься на остатки пищи. Что ж, племяннику таваны Жану Вонг По легче будет мыть посуду…

Вчера вечером меня встречал как раз этот таитянин-полукровка с коротким ежиком волос и быстрым взглядом. Пока не было дяди, он развлекал меня разговором, успев рассказать, что дядя повез жену в больницу, в Папеэте. Современные таитянки уже не боятся рожать детей вдали от родной деревни. После праздника тиураи (14 июля) больницы Папеэте переполнены роженицами…[21]

После завтрака тавана Метуа Тиниарии показывает мне свое хозяйство. Я осматриваю движок, который дает нам электрический свет по вечерам, потом меня катают на новеньком «ситроене». Тавана хвастает домом, который он недавно построил за четыреста тысяч франков, а затем сдал внаем.

Заходим в протестантскую церковь. Метуа поставил ее, когда был еще священником, — он исполняет функции таваны всего четыре года.

— Пойдем, что я тебе покажу! — таинственно манит меня мой хозяин, и с плохо скрываемой гордостью показывает пять настенных часов, украшающих помещение. Все одинаковые, в старомодных футлярах, они висят на стене в один ряд.

— Хороши, а? — вопрошает Метуа и минуту спустя добавляет: — Я повесил часы на видном месте. Людям нравится на них смотреть и слушать, как они бьют.

Я брожу по деревне, вдыхаю мягкий, насыщенный ароматами цветов и моря воздух. Страна душистых гардений. Прижавшаяся к склону горы Тоаноано расположена как бы в роскошном саду, полном цветов и кустарников. Сама деревня уютная и чистенькая. Я с интересом осматриваю легкие прохладные таитянские фаре, всегда открытые, без замков, а зачастую и без дверей. Занавески на окнах опущены. Зной.

Бесцеремонно заглядываю во все дома подряд. Мне говорили, что у здешних жителей развито чувство прекрасного. Действительно, свои дома, как снаружи, так и изнутри, они стараются украсить чем только возможно. Постройки здесь современные. С фасада вход ведет в гостиную, обставленную удобными плетеными креслами. В гостиной обязательно имеется этажерка, на которой красуется узорчатая подушка в форме морской звезды, обрамленной ракушками. По стенам развешаны вышивки и ожерелья из семян и крошечных раковинок. Вход занавешен голубой или красной в белых цветах тканью. А чтобы было видно все это внутреннее великолепие, занавеска сдвинута в сторону. По убранству дома соревнуются друг с другом.

Наношу визит мадам Рошет, она же Фарауру Меари Шевалье. Чаще всего ее можно застать в просторной гостиной, погруженную в свою работу. Если таитяне что-нибудь делают, то делают это хорошо. Мадам Рошет прекрасно плетет шляпы.

Элегантная дама принимает меня в салоне, показывает дипломы, которые получила на ежегодных конкурсах в Папеэте. Вместе с ее дочерью, стройной, высокой, подобно таитянскому цветку, мы вынимаем из ящиков, изящные работы мадам и раскладываем их в саду на циновке. Под лучами солнца шляпы кажутся букетами живых цветов.

Я усаживаю на стул мадам Шевалье, одетую в праздничное платье. Она торопится. Вижу в рамке легкую улыбку таитянки, щелкаю — готово! Улыбка полна снисходительности, она как бы говорит: если попаа что-нибудь задумал, он обязательно сделает это.

Направляюсь на другой конец Тоаноано, к берегу реки. Поблизости от дороги какой-то крестьянин копается в земле, пропалывает таро с пышными листьями. В Тоаноано у каждого, даже самого маленького растения, каждого деревца есть свой хозяин.

Высоко над дорогой раскачиваются золотисто-зеленые шарообразные с шершавой кожурой плоды хлебного дерева. Группа женщин пытается сбить их длинной бамбуковой жердью. Такое дерево растет почти перед каждой хижиной. Хлебные деревья плодоносят восемь месяцев в году, но хранить плоды можно только в перебродившем состоянии. «Здесь хлеб растет на деревьях, — писал великий Кук по возвращении в Англию. — У кого есть хлебное дерево, тот будет сыт всю жизнь». Однако эти мучнистые плоды далеко не все могут употреблять в пищу. К сожалению, у большинства приезжих они вызывают желудочно-кишечные расстройства. Таитяне же привыкли к ним, очень любят их и умеют отлично готовить из них разные блюда. Вкусом плод напоминает скорее жареные каштаны, чем французскую булку; нарезанный кусочками и поджаренный, он похож на наш хрустящий картофель.