Балетные туфельки - Ноэль Стритфилд

— Представляете! Ведь мне еще нет и девяти лет, а Жардек говорил, что можно не раньше одиннадцати!

— Но если я правильно понимаю, ты и не сможешь продолжать заниматься с этой мисс де Вин. У вас денег хватало только на пять уроков, не так ли?

Анна в ужасе посмотрела на маму Уолли.

— Но я должна продолжать занятия с ней, пока с'Уильям не вернется и не продаст нашу картину! Здесь же больше никого нет.

— Но, дорогая, откуда же брать деньги?

Перед Анной как будто упал занавес. Мама Уолли не могла знать, что Анна и сейчас слышала слова Жардека, произнесенные на смеси английского с польским: «Настоящий танцор должен жить только ради танца, и все, что стоит между ним и танцем, должно быть отброшено и забыто». Поэтому она не должна заботиться о том, откуда возьмутся эти пятьдесят пенсов, они просто должны появиться. Она положила последнюю вишенку на торт и заговорила спокойно и уверенно.

— За эту неделю платит Франческо, за следующую — Гасси.

Футбол прошел с огромным успехом. Ни Уолли, ни его папа, ни мальчики не могли оторваться от телевизора и поэтому пили чай в комнате.

— Я никого не хочу торопить, — сказала мама Уолли, — но я обещала вашей тетушке, что вы будете дома к половине шестого.

Когда она приносила еду, то обратила внимание, что Франческо плохо выглядит. У него опять появились темные круги под глазами. И ел он не так хорошо, как Гасси, который заглотил три бутерброда с солеными огурцами, прежде чем приступить к торту.

После чая, когда ребята ушли и мама с Уолли пошли закрывать кур, она сказала:

— Мне кажется, Франческо плохо выглядит. В школе у него все в порядке, дорогой?

Уолли загнал последнюю курицу.

— В школе все нормально. Я думаю, это из-за денег. Он постоянно просит меня разузнать способ заработать денег.

— И ты ему помог?

— Я не знаю, как, — сознался Уолли. — Понимаешь, ему только десять лет. А в это время года нет работы в саду.

Миссис Уолл закрыла дверь загона.

— Вот что я тебе скажу. Завтра, когда они придут, постарайся выяснить, в чем проблема. Не удивлюсь, если это действительно уроки Анны. Не важно, что это, просто заставь его поговорить с тобой. Потому что беда, о которой ты рассказал другу, уже в два раза меньше, а ты его друг.

Глава 20

ЖЕРТВА

В воскресенье так вышло, что Уолли легко удалось остаться с Франческо наедине, потому что его папа решил еще раз постричь Гасси.

— Ваш дядя скоро начнет возмущаться по этому поводу, —сказал он. — Уолли, дай мне полотенце и кастрюлю.

— Но если мы дождемся, пока он что-нибудь скажет, — возражал Гасси, — тогда он даст мне двадцать пять пенсов. А нам они очень нужны, потому что мы уже все деньги от чемоданов потратили на уроки Анны.

— Если я один раз позволил вам забрать деньги вашего дяди, это не значит, что такое должно войти в привычку. А теперь садись и не вертись, а то я отрежу тебе ухо.

— Анна, пойдем на кухню, — сказала мама Уолли. — И посмотри, что у меня есть. На следующей неделе надо начинать готовить рождественский пудинг. Ты когда-нибудь пробовала настоящий рождественский пудинг?

Анна даже не знала, что это такое. Ей было трудно вспоминать прежние праздники Рождества. Раньше Кристофер всегда привозил их к Жардеку и Бабке на Рождество. Она как будто видела, как они приезжают: к сбруе Того привязаны бубенчики, а в хвост вплетены ленточки.

— Я не знаю, что такое рождественский пудинг, но у нас на Рождество всегда было много тортов. Бабка пекла их.

Мама Уолли видела, что Анне тяжело говорить о Рождестве. Но Рождество все равно наступит, поэтому лучше, если дети будут к этому подготовлены. У окна стояло кресло. Она села и протянула Анне руки.

— Иди ко мне, садись на коленки и расскажи, как вы праздновали Рождество, а потом я расскажу тебе, как мы это делаем.

Анна забралась на уютные колени мамы Уолли.

— Рождественский вечер мы проводили так, как когда-то Жардек и Бабка праздновали в их детстве в Польше. Днем были подарки от Кристофера. Он всегда говорил, что надо готовить индейку, но далеко не всегда была возможность ее купить.

— А что происходило в рождественский вечер? — спросила мама Уолли.

Анна попыталась вспомнить все подробности.

— Мы ели рыбу. Это потому что пост. Когда Жардек и Бабка были маленькими, после рыбы было еще много-много других блюд, но мы, конечно, столько не ели. Сначала в рождественский ужин мы накрывали стол соломой.

— Соломой?! — удивилась мама Уолли. — Зачем?

Анна нахмурилась, пытаясь вспомнить.

— Это была как бы священная солома. После еды Бабка относила ее Того. Она старалась, чтобы этого не увидел Кристофер, потому что он стал бы смеяться, а над священным смеяться нехорошо, но Бабка говорила нам, что если Того съест эту солому, то целый год он будет здоров.

— Здорово, — сказала мама Уолли. — Может быть, стоит положить немножко соломы для Бесс и курочек. А скатерть поверх соломы стелили?

Теперь Анна вспомнила все.

— Да, самую лучшую скатерть. Потом, когда все садились за стол. Бабка приносила суп. Суп всегда был с миндалем и очень аппетитно выглядел. Потом была рыба с таким количеством соусов, что и не сосчитаешь.

— Боже мой! — воскликнула мама Уолли. — Хорошо, что мы этого не делаем, а то я бы на утро не проснулась.

Анна почти чувствовала вкус еды, о которой рассказывала.

— Потом шли торты. Самый вкусный называется пироги. Внешне это как батон хлеба, но внутри миндальная паста и маковые зернышки. Гасси всегда надо было останавливать, потому что иначе ему было бы плохо. А еще много других тортов и фруктов, высушенных в сахаре.

Мама Уолли решила, что она что-то упустила.

— Но что вы делали днем? Вы не развешивали носки или чулки?

Анна помотала головой.

— У нас не было носков и чулок, пока с'Уильям не купил их нам. А зачем их развешивать?

— В них дети находят подарки.

Анна откинулась на теплое плечо мамы Уолли.

— Но у нас тоже были подарки — вещи, которые покупал Кристофер, но самым лучшим были обертки, потому что на каждой Кристофер рисовал картинку, иногда…

Голос Анны стих. Это было уже слишком. Эти свертки были такие веселые и смешные. Уже никогда, никогда этого не будет!

Мама Уолли поставила Анну на ноги.

— Пойдем я покажу тебе, что я кладу в рождественский пудинг.

Уолли не очень-то умел придумывать тему для разговора. Все, что он хотел сказать, он прямо так и говорил. Но мама сказала, что надо помочь Франческо выговориться, и Уолли знал, что это необходимо сделать.

— Я хочу смазать мой велосипед, — сказал Уолли Франческо. — Пойдем?

Велосипед стоял под навесом, прислоненный к курятнику. Это место очень нравилось Франческо и Гасси.

Уолли принялся смазывать велосипед. Он был согласен с решением мамы, но сейчас у него было такое ощущение, что задавать Франческо вопросы значило совать нос не в свое дело. В конце концов, он сказал:

— Ну, как дела? Я про пятьдесят пенсов на уроки Анны. У вас хватает карманных денег?

Франческо ответил не сразу. Уолли посмотрел на него и заметил, что мальчик сглатывает слюну, стараясь не заплакать. Наконец Франческо заговорил, его голос звучал так, как если бы он говорил не с Уолли, а с кем-то другим.

— Всегда все было так просто. Кристофер ни о чем не думал, кроме своих картин, но если надо было что-то сделать, Ольга забирала у него холст и краски и не отдавала до тех пор, пока решение не было принято. А теперь нет никого кроме меня, и я не знаю, что нужно делать. Мы могли бы, наверное, накопить еще на один урок из карманных денег, но одного урока недостаточно, и нужно каждую неделю добывать эту огромную сумму в пятьдесят пенсов. В эту среду я должен заплатить, а в следующую — Гасси, но у меня сейчас ничего нет, кроме карманных денег, вообще ничего.

Уолли попытался подобрать нужные слова.

— А что будет, если Анна не будет заниматься, пока сэр Уильям не вернется и не продаст вашу картину?

Франческо подавил всхлипывание.

— А он вообще приедет? Он дал нам адрес, и я отправил ему письмо с маркой.

— Что ты написал?

— Я не знал, как написать, поэтому я просто попросил, чтобы он приехал к нам и помог продать картину.

— Не стоит волноваться, он приедет.

— А что, если он никогда не приедет? Уолли, ты не понимаешь. Анна должна учиться, для нее не учиться — это большое-большое горе.

Уолли вытер велосипед тряпкой.

— Чего я не понимаю, так это почему ты так переживаешь. Ты же ничего не можешь поделать.

Франческо посмотрел на Уолли, и в его глазах сверкнули слезы.

— Я никогда не знал, что значит быть старшим. Теперь все зависит от меня. Больше никого нет. Вообще никого нет.

— Ладно, — сказал Уолли, — побежали домой, а то у нас горячие тосты с соусом к чаю.

На следующее утро на игровом поле во время перемены Уолли отвел Франческо в угол. Там он протянул ему конверт, в котором была банкнота в один фунт и пятидесятипенсовая монета.