Летит стальная эскадрилья - Григорий Дольников

- Это мы быстро, - ответил он и отдал распоряжение. - Вот только насчет бензина сомневаюсь: какой вам надо? Техника-то американская, а мы, как видите, на Ил-2 воюем.

К моему стыду, я точно не знал, каким бензином заправлялись наши "Кобры".

Спрашиваю у инженера:

- А у вас какой бензин?

- Б-70.

- Лейте, долечу, - лихо приказал я.

Хотелось поскорее улететь к себе - знал, что там волнуются, ищут... Но я еще не выяснил, на каком же, собственно, аэродроме нахожусь и как лететь домой.

Спрашивать в открытую было как-то неудобно, ведь в глазах присутствующих я не младший лейтенант, только что сбивший первый самолет, а по меньшей мере капитан, уничтоживший более двух десятков фашистских стервятников...

Тем временем слух о посадке знаменитого аса дошел до пилотов, и вот они в комбинезонах, как и я, с планшетами через плечо, по двое, по трое потянулись к месту, где я руководил заправкой самолета. Штурмовики наперебой расспрашивали, когда сбил первого, когда последнего фашиста, когда было труднее воевать: год назад или сейчас. Было множество и других вопросов, и как отвечал, как выкрутился из создавшегося положения - не помню.

Потом, взяв полетную карту у одного из пилотов, как бы невзначай я поинтересовался о заходе на посадку на их аэродроме. Затем попросил об одолжении - прикинуть на карте курс и время на мой аэродром: мол, некогда. Сел, как оказалось, на полевом аэродроме в Купянске, и лететь до своих предстояло довольно далеко.

Наконец я, к радости однополчан, особенно моего ведущего Василия Сапьяна, благополучно вернулся на аэродром. К вечеру появился и Коля Новиков, выпрыгнувший на парашюте. Следовательно, мы потеряли только один самолет, а сбили шесть. Подтвердилось и место падения сбитого мной Ме-109.

Вот запись из боевого донесения полка, хранящегося в архиве: "Гвардии младший лейтенант Дольников, будучи в паре ведомым у гвардии младшего лейтенанта Сапьяна, во время воздушного боя погнался за Ме-109, который уходил от него левым переворотом. Догнав его на бреющем в 12 километрах западнее Красного Лимана, загнал в землю. Сам после этого произвел посадку в Купянске, где заправился и прилетел на свой аэродром".

Вечером при подведении итогов за день командир полка поставил в пример всем работу группы Шаренко. Вместе с тем он указал на неправильность моих действий. Как ведомый, я не должен был гнаться за сбитым мной самолетом, необходимо было только отбить атаку и снова пристроиться к ведущему. За сбитый же самолет комполка поблагодарил и приказал представить меня к награде.

В тот вечер на разных уровнях долго обсуждался боевой вылет нашей группы. И конечно, мои действия вызвали много споров среди молодых пилотов, хотя большинство ребят сошлись на том, что отрыв от ведущего при подобном исходе боя был все же правильным. А я чувствовал неудовлетворенность и даже вину перед Сапьяном - все-таки бросил его... А пара не должна распадаться...

В тот вечер за ужином боевые друзья шутили:

- Да здравствует рыцарь крестового туза, "Горачий" белорус Рыгор, сын Устина, ура!

- Есть предложение послать "горбатым" в Купяпск телеграмму о новой победе их сегодняшнего знаменитого гостя!

- Придется Гришке догнать Лавицкого!

- Подумаешь, осталось-то всего ничего - 21 гада прибить!..

Так пилотская братва, всякий раз в часы затишья, чаще вечерами за ужином (особенно когда подкреплялись по "фронтовой"), любила пошутить. За простоватостью и ребячливостью суждений, за высокопарностью языка порой скрывались удивительная зрелость и внутренняя красота нравственных чувств, глубокое и цельное понимание гражданского долга, осознанная любовь к родной земле, решимость защищать ее до последнего дыхания...

* * *

Август 1943 года был, пожалуй, самым напряженным для нас временем за всю войну. За один месяц - с 3 августа по 1 сентября - нашим полком было выполнено 897 боевых вылетов, сбито 63 самолета противника. Рекордным этот месяц был и для меня: в 35 боевых вылетах я провел 16 воздушных боев, сбил 3 вражеских самолета. За этими сухими цифрами огромнейшее напряжение, непомерная усталость, но одновременно и окрыленность, радость побед. Меня охотно брали на самые трудные задания. Доверие придавало сил, а молодость и трудовая закалка помогли выдержать небывалые перегрузки, как физические, так и психологические.

Но наши многочисленные победы оплачивались немалыми потерями. За этот месяц полк потерял 15 самолетов и четырех летчиков. Особенно тяжело переживали в полку гибель командира эскадрильи капитана Микитянского.

...В тот трагический день боевые действия начались с рассветом. Мы прикрывали свои войска в районе Калиновка, Криничка, Артемовна, Алексеевка. Группы прикрытия регулярно менялись в воздухе. Фашистские летчики эшелонированно, большими группами бомбардировщиков в сопровождении истребителей непрерывно рвались в расположение советских частей и соединений, Командование требовало усилить отпор врагу, не допустить вражеской бомбардировки наших войск. В полки то и дело приезжали представители фронта, армии, и наш неутомимый комдив Дзусов постоянно был среди летчиков. Его советы, личное участие в боевых вылетах вдохновляли пилотов. Несмотря на огромное напряжение и усталость, мы рвались в бой.

И вот в 10 часов утра 22 августа 1943 года очередную шестерку на прикрытие войск повел командир эскадрильи капитан Микитянский. Мы все любили этого скромного, грамотного летчика, требовательного и необычайно заботливого командира.

Ведомым у Микитянского был младший лейтенант Борис Лихонос, прибывший в полк незадолго до конца боевых действий па Кубани. Вторыми летели Василии Сапьян и я, а прикрывающей парой - Дмитрий Глинка с Иваном Кондратьевым. По прибытии в заданный район с ходу вступили в бой с подходившей группой "юнкерсов" из 15 машин, прикрываемых шестеркой Ме-109.

Это была короткая, но решительная схватка. Уже в первой атаке боевой порядок бомбардировщиков был расстроен. Еще одна смелая атака - и мой ведущий с короткой дистанции зажег Ю-87, который упал факелом, рассыпаясь в воздухе. Дмитрий Глинка с Иваном Кондратьевым закрутились на вертикалях с шестеркой "мессершмиттов". Вскоре один из них, сраженный Дмитрием Глинкой, рухнул на землю.

Прорвавшаяся к нам незаметно сверху со стороны солнца при очередной атаке по "юнкерсам" пара "худых" зашла Василию в хвост. Я заметил их поздновато и крикнул Сапьяну:

- Крути вправо!

Но очередь фашиста все-таки прошила хвост "Кобры". (Всю следующую ночь наши неутомимые технари клеили и штопали многочисленные пробоины, к утру самолет был в строю.)

А где же Микитянский?.. Несколько дерзких, решительных атак комэска окончились еще одним сбитым стервятником, но и самолет Микитянского загорелся. Тогда командир направил свою горящую машину на ведущего группы бомбардировщиков.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});