Стихия духа - Алекс Рауз

рассчитывать.

Когда они минули Первый Круг, Данара накинула капюшон на голову. Она редко выходила за его пределы, и лишние слухи были ни к чему. Жаль только, что теперь она почти не видела лица жениха, идущего рядом.

Сумерки в этой половине леса были гуще и мрачнее, чем в просторной части, где жили Древние Рода. Данара привыкла, что белый мрамор обвивают вечнозеленые ветви, на которых не увядают цветы, все тропы сотканы из деревьев, выросших в высокие арки, а ночь расцвечена мириадами живых огоньков. Первый Круг был дивно красив, и покидать его не хотелось никогда.

За ним, она знала, был и Второй Круг, только его никогда не называли так вслух, чтобы не унижать достоинства других чистокровных, живших беднее, но не менее благородных. Третьего Круга не было: когда на окраинах только начали селиться люди, их было слишком мало, чтобы составить полноценный Круг, а позже… Принимая гостей в свой мир, эльфы не знали, как быстро они плодятся.

Сейчас на окраинах уже давно не осталось «чистых» людей, кровь перемешалась, но пустить потомков чужеродной расы ближе к центру или хотя бы дать название их части города казалось кощунством.

Здесь тропы были уже, но истоптаны настолько, что под ногами не росла трава, отчего Данаре казалось, что она идет по твердому камню. Кроны были такими густыми, что сквозь них почти не пробивался свет ярких звезд, лес ничем не освещался, кроме огоньков из многочисленных окон. Зато их было гораздо больше, на каждом втором дереве над головой рос чей-то дом, а то и несколько. И тишину то здесь, то там постоянно нарушали чьи-то возгласы, шум и возня, будто и не наступила ночь. Не удивительно, что именно в этой части самого крупного лесного города Тринваира располагалось большинство мастерских и ремесленных. Видимо, они работали круглосуточно.

Данаре казалось, что они идут целую вечность, хотя прошло не больше часа. Но она уже догадывалась, куда вел ее жених. Что ж, это будут незабываемые воспоминания.

– Позволь показать тебе место, где я вырос, – наконец прервал он долгое молчание, останавливаясь у невзрачного дуба, тропинка к которому уже давно заросла. Он стоял в отдалении от остальных, будто даже среди таких же, как он, все равно выделялся. – Должно быть, ты редко бывала в этой части леса?

– Никогда, – честно ответила Данара. Таали подошел еще ближе, почти вплотную, резко скинул капюшон с ее головы, задев прическу. Локоны выбились из идеальной укладки и в беспорядке упали на плечи и лицо – в таком виде Данара никогда не позволила бы себе выйти из спальни.

– Так лучше, – прошептал Таали, глядя ей в глаза. А потом медленно убрал одну из прядей за ухо. Тело вновь парализовало, а все силы Данары ушли на то, чтобы продолжать дышать спокойно, не подавая виду, и не отвести глаза. – Когда мои родители погибли, я долго скитался по приемным семьям. Смешно, что даже полукровки не хотели принимать меня, своих голодных ртов и нечесаных голов у них хватало. И они всегда вели себя так, будто я другой. Я, такой же потомок грязной крови, как и они.

Жених усмехнулся, не отходя ни на шаг. Он пристально смотрел, изучал ее лицо, будто ждал какой-то реакции. И Данара молча смотрела в ответ, не смея отойти или поправить волосы. Мрак вокруг хорошо укрывал их от лишних глаз.

– Когда во мне открылся дар солхари, я окончательно стал чужим для всех. Ведь считалось, что эльфийской магией могут обладать только чистокровные, потомки Древнего Рода. – На последних словах его усмешка стала кривой, и Таали убрал еще одну выбившуюся прядь ей за ухо. Его рука была прохладной и жесткой, как зимний порыв ветра в горах далеко за лесами Тринваира. Но тепло, расплескавшееся внутри от прикосновения, было совсем иным. – И ни чистокровные, ни потомки людей не желали меня принимать.

– Ты мастерски переломил ситуацию. – Тон у Данары вышел на удивление ровным, будто внутри не разгорался пожар. – Теперь твой дом на территории Первого Круга, а не здесь.

– Я испытываю нежную привязанность к этому месту, которую хочу разделить со своей будущей женой. Здесь я поселился, когда во мне открылся дар, а Учитель стал моим единственным гостем. Поднимайся, Данара, я покажу тебе дом, который многие годы был моим единственным пристанищем.

И, не дожидаясь ответа, Таали первым полез вверх. Снизу крохотное жилище выглядело совсем ветхим, многие годы его не касалась целительная рука строителей-солхари. Но Данара не позволила себе мешкать и полезла следом по тонким ветвям.

Внутри была всего одна комната, но довольно чистая, хозяин явно не забросил свой старый дом. Кровать была застелена белым, хотя и мятым бельем, небольшой стол примостился у окна, а стул к нему вырастал прямо из пола. Сделано было неуклюже – возможно, Таали сам тренировался здесь. И вся мебель, как и пол, была выполнена из черного дерева. Сорт, довольно редко встречающийся в Тринваире. Деревья такого цвета, будто обугленные изнутри, в изобилии росли только на окраинах Темных Земель.

– Здесь… уютно? – неуверенно выдавила Данара. Назвать уютом такое мрачное, скромное жилище было сложно, но и обижать жениха не хотелось.

– Ты считаешь? – едко спросил он.

– Нет. Но это место чем-то дорого тебе.

– Годами моего одиночества. И первым глотком свободы. Здесь мне не нужно было строить из себя кого-то, чтобы выжить и иметь кров над головой.

Он оглядел скромное убранство, не располагавшее местами для комфортной беседы, и вдруг опустился прямо на пол. А потом внимательно посмотрел на Данару. Таали мог сотворить хоть дюжину кресел – она не раз видела его дар в деле, – но не стал.

Иногда Таали смотрел так пристально, что Данара начинала сомневаться в своей ментальной защите. Прежде ни один солхари не мог прочесть ее мыслей, но жених был особенным. Она могла сесть на кровать или стул и смотреть на него свысока своего положения во всех смыслах. Но пропасть, разделявшая их, была и так слишком огромна, а она хотела ее сокращать. Поэтому без лишних колебаний Данара опустилась следом, совсем рядом с ним, расправив складки своего воздушного платья.

На мгновение показалось, что на лице Таали мелькнула одобрительная улыбка. Или победная? Сложно было сказать в полумраке, а когда он щелкнул рукой, чтобы тусклый светлячок взвился к потолку, лицо вновь было спокойным и отрешенным.

– Ты просила правду, которую никто обо мне не знает. Историю, которую ты не сможешь забыть. То, что ведомо лишь мне и Оку д’аари, если тому приспичит глянуть