Культя - Нил Гриффитс

— Похож, у нее были не все дома.

— Точно.

— У меня тоже тетка была с приветом. Я из-за нее в футбольную команду записался, в школе.

— И чё в этом такого ненормального?

— Да не, я не то хотел сказать, не то чтоб она меня прям заставила, велела мне пойти и записаться или чё. Но я записался из-за нее.

— Как это?

— Ну она была жутко старая. На пеньсии. Кажись, она была даже не тетка, а сестра бабки. Мы к ней ходили в гости, по средам, типа чаю попить, и я это жутко не любил, потому как у нее внутри все кишки перепутались, все внутри слежалось, типа, так что мы сидели за столом, ели всякое, а она тут же за тем концом стола сидела на горшке.

— Да ты гонишь.

— Не, правда. Сидишь так, ешь какую-нить тушенку или там булочки, и стараешься не обращать внимания, что она прямо тут же и жрет и срет. И слышно, и вонь, и все такое. Я жутко ненавидел туда ходить, но мамка мя заставляла, так что я записался в школьную футбольную команду, потому что они тренировались по средам вечером, на лужайке, так что у меня была причина, чтоб не ходить к тетке. Чтоб вместо этого в футбол гонять. Так мамка взяла и поменяла день, когда к тетке ходить, на четверг. Жуть просто. Так что теперь у меня получился и футбол, и теткины говенные чаи. Да я ваще не хотел в эту дребаную команду вступать, но им вратарь нужен был. Первую игру мы проиграли со счетом 11-0.

Даррен щелчком выкидывает окурок в окно.

— А при чем тут ваще ампутация и всякое?

— Чё?

— Ну, эта твоя история при чем?

— Да ни при чем, но ты же рассказал про свою тетку, вот…

— Что «вот»?

— Вот и я про свою рассказал. Раз уж мы начали говорить про чокнутых теток.

— Мы говорили про то, када у человека тока один глаз. Ты, Алли, такой же тупой, как моя чокнутая тетка. Ей-бо.

Даррен опять качает головой, издав звук, средний между хрюканьем и вздохом. Бормочет что-то, не разобрать, ковыряет в носу указательным пальцем, скатывает козявку в шарик, щелчком отбрасывает через плечо. Алистер произносит тихо, заговорщически:

— Ладно. Зато я знаю, кто может нам рассказать, каково жить с одним-единственным глазом.

— Да ну? И кто ж это?

— А то ты не знаешь.

— Ты ваще рехнулся? Никого я не знаю с одним глазом. Тетка моя померла, чё ты несешь, дебил?

— Ну тот, болельщик «Блэкбернов». Которого ты вырубил в «Винограде» тада.

— Ой, тока не начинай опять про это, а? Уже тыщу раз говорили. Наши проиграли, этот мудак начал возникать, я его проучил. Вот и все, бля.

— Чуток далеко зашел, а, Даррен?

— Далеко? Далеко, бля? Эй, хуила, ты кто ваще такой, чтоб мне говорить, что я далеко зашел, бля? Ты засранец ебаный, какое ты имеешь право, бля, говорить мне, что я далеко зашел, бля?

Алистер будто съежился на своем сиденье. Невольно скрещивает руки на груди, бессознательным жестом, защищаясь.

— Ты, чё, борзеть начал, пацан? Как тот фан «Блэкбернов»; ну кто ж это вот так берет заходит в чужой район и начинает там орать свои речевки. Как будто не знаешь. Ну да, с этим козлом его малой был, но я-то этого не знал, да и чем он ваще думал, када привел пацана в пивнуху к противнику? Так что этот козел все правильно получил. Явился в мой город, бля, и начал про упадок и все такое, бля, жалкое подобие себя прежнего, тыры-пыры, какого черта он ждал ваще? О да, братан, канеш, мы все полное говно сравнительно с тем, как было раньше, распроеби твою налево. Нет уж, нахер, братан. Не потерплю, чтоб мне срали на голову в моем собственном районе. Да никто б не потерпел, бля. Я чё хочу сказать, раньше ж был богатый город, бля, крупнейший порт мира, бля, лучшая футбольная команда в мире, лучше не бывало, бля, и вдруг полная жопа, работы нет, у любого лоха в кармане пушка, бля, все здания разваливаются на глазах, бля, да еще у себя же дома проиграли какому-то сраному «Блэкберну» со счетом 1–0, ну чё тут скажешь, просто душа болит, братан. А человек приезжий мог бы к этому деликатно отнестись, нет? Типа, сострадание иметь. Бляди. Нет уж, он сам напросился.

Алистер вспоминает фонтанчик алой крови, дергающийся глаз, вскрытый, как яблоко, крик испуганного ребенка, в груди загорается пламя, в черепе что-то пульсирует, но голос у него ровный:

— Хотя теперь мы, должно быть, все вернем, а? Больше уж про нас не будут говорить всякую херню, а?

— Чё вернем?

— Ну, это, первое место, лучшая команда, все такое. Хульер[28], братан. Он гений, бля. Скоро люди будут, глядя на наш город, не про Хиллсборо вспоминать, не про портовых рабочих, не про Джейми Балджера[29], и не про этих дребаных «Спайс Бойз». Они будут вспоминать про наши победы, верно? Про всякие там кубки.

Даррен, глядя вперед на дорогу, невнятно соглашается.

— Верно. Этот французишка — гений, бля.

— Точно.

Напряжение вроде спало, какая-то тяжесть в замкнутом пространстве машины исчезла, лицо Алистера опять слегка порозовело. Кровоток чуть замедляется, пульс опять нормальный, адреналин больше не вливается в кровь. Алистер показывает на знак: Dolgellau.

— Дар, вон там, глянь, нам надо на кольцевую. Следующий поворот налево. Объехать стороной этот городишко, типа.

Даррен безмолвно следует указаниям, Алистер бросает пытливые взгляды на его лицо, стараясь это делать незаметно. С некоторым облегчением замечает, что жилка или мускул на щеке у Даррена больше не дергается. И синие веревки вен на виске уже не вздуты, и костяшки пальцев на руле больше не белые.

Алистер ныряет в коробку с помадкой, лежащую у ног.

— Дар, помадку будешь?

Мотает головой. Несколько секунд Алистер молча ест, машина сворачивает на кольцевую, справа сереет нахохлившийся в мороси городок Долгехлау, над ним — огромные волны гор, вечно накрывающие город своей влажной тенью, волнистые полосы растяжек и разрывов на этих горах словно мускулы, бугрящиеся под кожей. Голос Даррена:

— И ваще. Тот козел был похож на Роджера Мура[30].

— Какой?

— Да тот блэкбернский урод. На Роджера Мура, бля. Такой же цвет волос и все такое.

— Цвет волос?

— Ну да. Я такого рыжего не видал сроду. И поэтому тоже из себя вышел.

— А, — говорит Алистер, как будто до него дошло что-то, будто он что-то понял, в чем-то его убедили незаметно, против воли, а что можно противопоставить горящему скотомогильнику, приказам на уничтожение, распухшей плоти среди осколков? Где взять бальзам — укрепить кожу, чтоб была не такой тонкой, чтоб кровь не так легко вырывалась и убегала из тела? Не найти ничего такого на этих крутых склонах, по которым солнце разливает тень. Не найти ничего такого в этих облаках, где парят большие птицы, крылатые хищники, устремив взор вниз, ища слабое, зазевавшееся живое. Ничего такого не найти в этих домах, в этих спешащих по делу машинах; все жрут всех.

Знак:

АБЕРИСТУИТ

35

В городе, года два назад

Одни говорили, что корабль пришел из Колумбии, другие — что из России, третьи — что из Китая, а кто-то еще — что из Турции, но откуда б он ни пришел, в доках появился ящик чистейшего кокаина, и не успел этот кокаин достичь Гори, как его разбавили, а к тому времени, как он попал в Эвертон, и Тьюбрук, и все прочие места, его уже до того разбодяжили, что не отличить от обычного низкокачественного порошка, каким в городе торгуют. Но часть кокаина попала в китайский квартал и в Дингль[31], где сквоттеры и обитатели кирпичных бараков цвета сточной воды быстренько испекли из него крэк, в местных лавочках настал дефицит питьевой соды, кексы у бабушек выходили клеклые, а из открытых окон летним вечером доносились хлопки, словно вдали стреляли из пистолетов — это в кастрюлях, кипящих на огнях многочисленных плиток, чистая кокаиновая сущность отделялась от гидрохлоридного основания, иногда взрываясь, если воспламенялся летучий эфир, который некоторые применяют в этом процессе. Взгляни на шатающиеся фигуры, от волос и одежды валит пар. Этот кокаин, пришедший неизвестно откуда, превращенный в крэк, расфасованный по пакетикам, расползся по всему городу, по блюдцам, столь многочисленным, что если каждое пометить на карте красной точкой, у карты приключится ветрянка, ни одной улицы без блюдца, от Док-роуд до Хюйтона, некоторые — поближе к свалке, стало быть, с видом на пагоды китайского квартала, и пахнет в них едой, и музыка доносится в окна, что вечно закрыты занавесками, и в одной из этих блюдец он встретил Ребекку. Пришел как-то, поздней ночью, когда уже начались споры, свежеподжаренные мозги с хрустом сложились в паранойю, лицо ее было выжато, как мокрая тряпка, лицо ее, темное, в отца-сомалийца, глаза тусклые, густо накрашена, он поглядел ей в лицо и только подумал: «д-да». А потом были только он и она, и пакетик крэка, и бутылка водки, где-то в квартире высоко над городом, и они начали думать о себе «мы», и у нее было много постоянных, надежных клиентов, а он все принимал как данность, и вот у них были деньги, и вот у них была выпивка, и тот ящик с кокаином из неведомой страны питал город, и все казалось под боком, только руку протяни, наркотики и бухло и секс и дружба все было просто все было надежно то были хорошие времена и конечно так вечно продолжаться не могло.