Журнал «Вокруг Света» №02 за 1986 год - Вокруг Света

А на Четверге уже Рональду Блаю довелось пережить неожиданную стычку со своими товарищами. Когда, ступив на остров, капитан произнес по привычке: «Помните, ребята, нам еще достанется, не расслабляйтесь», — команда смолчала. Но когда выяснилось, что радиопередатчик вроде бы не работает, нервы не выдержали. Поднялся крик, что без передатчика, без подстраховки экспедиция слишком похожа на прежнюю, а прежняя только чудом избежала преисподней! Хуфуага, которого шторм особенно обидел, унеся половину ящиков с провизией, отмалчивался. Тогда и произошла сцена, с которой мы начали рассказ. Опять хладнокровие капитана взяло верх над паникой.

Но один из команды наотрез отказался продолжать плавание. Починили передатчик, и капитан связался с проплывавшим мимо австралийским судном. Оно подошло к Четвергу и забрало «мятежника», а заодно и отснятые метры пленки.

Наконец, проведя в море на 20 дней больше своего предшественника, «Наследник Баунти» достиг Тимора. Потомок Блая оказался достойным мореплавателем.

В свое время на Тиморе Уильям Блай написал исполненные гордости, но справедливые слова: «Наше плавание было одним из самых удивительных, какие когда-либо совершались, если учесть его протяженность, а также почти полное отсутствие необходимого».

...На берегу «Наследника Баунти» ждала торжественная встреча. Журналисты приготовили диктофоны, местные власти — тексты речей, восторженные тиморцы — венки и обильное угощение.

И вот показались два четырехугольных паруса. Ближе, ближе. Уже можно различить героев. Один, два... семь,, восемь. Где же девятый?

На берегу еще не знали, что на баркасе произошел мини-мятеж и имело место «увольнение». Возникла небольшая паника. Разумеется, первые же слова Рональда Блая рассеяли опасения.

Но один из журналистов так-таки не удержался и ввернул:

— А признайтесь, капитан Блай, гены ведь... э-э... живучи!

По материалам иностранной печати В. Задорожный

Гринис осоково-вересковый

 

Наконец-то Валдис Грунскис согласился взять меня с собой в обход. Мы уже не раз договаривались, намечали день, потом Валдис звонил по телефону:

— Слушайте, давайте в другой раз, а? Что-то он нынче не смотрится...

Он — это гринис. Валдису хочется, чтобы посторонний глаз увидел, понял и оценил неброскую красоту здешних мест.

И вот мы, в сапогах и плащах, стоим посреди низкорослого леса на неприметной дорожке, укатанной когда-то лесовозами. Идем неторопливо, и я вспоминаю все, что знаю о гринисе.

...Там, где севернее Лиепаи берег Балтийского моря как бы выпрямляется под ударами волн, находится это на первый взгляд скромное место — Грини. Под таким названием значится оно на карте Лиепайского района. Но местные жители произносят это слово двояко: грини и гринис. Надо полагать, что основным является второе, обозначающее характерный для приморской части Латвии тип леса: сосняк осоково-вересковый — гринис. От него, наверное, и появились Грини как обозначение заселенного людьми места.

Велико было желание человека приспособить этот чахлый лес и кустарник для крестьянской жизни — раскорчевать пни, распахать поля и посеять хлеб. В конце 20-х годов буржуазное правительство Латвии сделало «широкий» жест — разрешило покупать землю гриниса батракам и другим безземельным: берите и разворачивайтесь...

Охотники нашлись. Отдав все заработанные на чужих полях латы, они принялись пестовать эту землю. Почва оказалась совершенно непригодной для земледелия. Сверху белый, будто через мелкое-мелкое сито просеянный песок. Местами он совсем не держал влагу, даже после сильных дождей здесь было сухо. Зато рядом, на больших площадях, песок не просыхал и под горячим июльским небом. Когда пробовали в таком месте вырыть канаву, лопаты натыкались на жесткий, слежавшийся пласт, который из-за желто-бурого цвета получил название ржавого камня. Урожаи были мизерные. Скот болел и падал от жесткой травы, посреди лета налетал с моря сильный ветер и засыпал неживым песком вымученный тяжелым трудом огород...

В середине 30-х годов прошел слух, будто ученые-ботаники нашли в Гринях какую-то невидаль. Но когда местные жители узрели это «чудо своими глазами, то не пытались скрыть разочарования. Это оказались неказистые приземистые кустики, похожие на обычный вереск, только их махонькие цветочки отливали не фиолетовым, а красным. Но ученые говорили: это растение называется ерикой гриниса, или вереском болотным. Ту часть, где росла ерика, объявили заповедником. Правда, объявлением дело тогда и кончилось.

Жизнь тут пришла в движение после того, как Латвия залечила большие раны войны. Специалисты планомерно обследовали осоково-вересковый сосняк и пришли к выводу, что, конечно же, гринис для сельского хозяйства непригоден. После частичного осушения, вспашки и удобрения большая часть его территории годится для выращивания леса, хотя мачтовых сосен тут не дождешься, но ведь в хозяйстве нужны и дрова.

Пришла в Грини техника: провели мелиорацию, протянули хозяйственные дороги почти через десять тысяч гектаров лесного массива. А заповедник расширился до тысячи гектаров. Оказалось, что здесь самая западная точка распространения ерики гриниса в Советском Союзе.

Учредили для заповедника и специального работника. Искать его далеко не пришлось. Им стал Валдис Грунскис, который живет на хуторе «Церини». В переводе с латышского это название означает сирень. Видимо, его хозяин, пришедший когда-то сюда корчевать пни, лелеял мечту о большом, окруженном цветущей сиренью доме. Но и сирень тут не прижилась. Домик тоже получился не ахти какой, хотя построен рукой мастера и с любовью: с резными оконными наличниками и монограммой хозяина под самой крышей. Самого хозяина уже нет. В «Церинях» живут его потомки — Эмилия и Валдис. Брат и сестра. Эмилия уже получает заработанную в леспромхозе пенсию. Валдис работает старшим мастером в заповеднике.

Когда я приехала к Валдису, он еще до начала обхода привел меня к истоку лесной дороги, где на алом указателе белыми буквами было написано: «Бывший хутор «Крони». Это почитаемое место в гринисе. Тяжело вздохнув, Валдис рассказал его историю.

...Было это во время войны. Три сына Нинелы и Эмиля Кронисов, живших на хуторе «Крони», не стали дожидаться, пока их призовут в армию оккупантов, и ушли к партизанам в отряд известного в Курземских лесах командира Андрея Мацпана. Августовской ночью за молодыми Кронисами приехал на хутор отряд пьяных полицаев и шуцманов. По дороге они прикладами автоматов и дулами пистолетов выбили уже не одно окно с выкриками: «Выдайте нам партизанских пособников!» Люди везде отвечали молчанием. К утру той августовской ночи на месте хутора «Крони» взметнулось к небу высокое пламя: не добившись сведений о партизанах, полицаи подожгли дом, заперев в нем хозяев. Но, видимо, было в жертве Нинелы и Эмиля что-то истинно святое: пожар от построек не переметнулся к лесу, хотя погода стояла сухая. Пламя лишь лизнуло можжевельник на опушке и успокоилось...

На скромном кладбище посреди гриниса — могила жены и мужа Пастаров. Их выследили на связи с партизанами. А место расстрела Бригиты и Язепа Богдановых отмечено зарубками на стволе сосны. Теперь здесь под деревом скромная плита с надписью. Сосна над плитой уже подросла, почти затянуло смолой памятную зарубку. Но память — она жива. О тех, кто верен до конца своему краю.

Валдис шагает широко, но неспешно.

— Самое главное — не допустить пожара, — говорит он.— В гринисе это большая беда. Однажды было... Считают, что виновника следовало искать на железной дороге Вентспилс — Лиепая. Рельсы тянутся через окраину гриниса. Загорелось прямо у железнодорожного полотна. Хорошо, что потушили быстро, хоть без потерь не обошлось...

Но после этого случая, рассказывает Валдис, специалисты сделали вывод: чтобы беда не повторилась, кроме других мер безопасности, надо между сосен посадить лиственные деревья. Ту же березу. Правда, растет она здесь медленно, ствол дерева часто бывает перекручен. Но все же листва — заслон против огня.

Страшно подумать, что могло случиться в том пожаре... Могла погибнуть и удивительная для гриниса сосна растущая вблизи бывшего хутора «Гулены», — настоящая великанша среди карликовых собратьев, прихоть природы. Крона ее шумит на высоте пятнадцати метров, а окружность ствола достигает пяти метров. На это могучее дерево в гринисе покушался не только огонь. Часто набрасывается ветер. Ученые считают, что когда-то гринис был морским дном. Теперь соленые волны шумят неподалеку и напоминают о себе, особенно осенью, не только глухим рокотом, но и штормами. В такие ночи шумят вместе гринис и море. Будто вода собирается вернуться назад... После таких штормовых ночей Валдис Грунскис перво-наперво спешит к могучей сосне и облегченно вздыхает — стоит!