Семен Бабаевский. Собрание сочинений в 5 томах. Том 1 - Семен Бабаевский

— А меня послала к вам тетя Секлетия, — уже громко сказала Аксюша. — Велела передать, если будете есть, так чтобы взяли в погребе молоко. Хотите, я сама сбегаю?

— Нет, молока мне не надо, — проговорила Таисия, не подымая головы.

— Тогда я уйду на огород.

— Погоди, Аксюша. — Таисия встала и обняла девушку. — Не уходи. Помоги мне хоть ты. Ведь ты такая веселая. Скажи, уезжать мне или оставаться у вас? Только говори, что думаешь.

— Что я думаю?

— Вот-вот, что думаешь. — Таисия оживилась, и губы ее болезненно улыбнулись.

— Уезжайте.

— Почему же? — удивилась Таисия и покраснела. — А я думала, что ты тоже скажешь, чтобы я не ехала.

— А зачем вам оставаться? — лицо Аксюши сделалось строгим. — Вы хоть и родились в Садовом, а уже отвыкли от здешней жизни. А жизнь у нас, сами видите, какая. Трудная. Работы много. Красота быстро портится.

— Ну вот ты и работаешь, и красивая?

— Так то ж я! Мне работа не страшна. Привыкла. У меня и покойная мама была еще красивее меня, и она тоже никакой работы не боялась. А вот вам… — Аксюша не договорила и застенчиво опустила глаза.

— Только поэтому мне надо уезжать?

— Еще и по-другому, — не подымая головы, проговорила Аксюша. — Вы такая скучная. Всё книжки читаете. Значит, вам надо уезжать и искать себе место.

— Научи, Аксюша, как же мне жить? Давай посидим, поговорим.

— Сидеть мне некогда, надо грядки делать, — сказала Аксюша и все-таки села, прикрывая коротенькой юбкой колени. — Чему ж я вас научу? Интересно!

— Ну хоть что-нибудь посоветуй, — просила Таисия. — Ты такая умница.

— А вы часто плачете?

— Иногда.

— А вы не плачьте, — серьезно сказала Аксюша. — Плакать не будете, вот и повеселеете.

— Горе большое, — задумчиво проговорила Таисия.

— А мы вчера весь вечер танцевали. — Аксюша прижалась к уху Таисии и зашептала: — А еще я вам открою тайну. Никому не говорите! Скоро будет у нас настоящее веселье.

— Какое же это будет веселье? — участливо заговорила Таисия. — Новый хутор будете строить?

— Нет, что вы! Хутор — это само собой. Хутор построим еще не скоро. Только вы никому не скажете?

— Что ты, милая, конечно, не скажу.

— Тогда я вам сознаюсь. Скоро будет свадьба, — лицо девушки сияло той девичьей пристыженной радостью, которую Таисия хорошо знала. — Вы, может, слыхали про Володьку Склярова, бригадира молодежной бригады? Так вот он и есть мой жених. Обещал свататься на этой неделе. Только это еще секрет.

— Я понимаю. — Таисия задумалась и тяжело вздохнула. — Вы уже небось давно любите друг друга?

— Давно. Уже с месяц. — Серые глаза Аксюши смеялись. — Тетя Тая, не уезжайте! Побудьте у меня на свадьбе, тогда и уедете.

— Не знаю; может, и останусь. — Таисия участливо посмотрела на румяное, красивое лицо Аксюши. — Счастливые. А сколько ему лет?

— А я и не знаю. — Аксюшу рассмешил этот вопрос. — Володя, наверное, старше меня, а только в армию его еще не берут. Военный билет он получил давно. — Она снова рассмеялась. — Я ему говорила: отслужишься, война кончится, тогда и поженимся, а он настаивает на своем. «Тогда, говорит, поздно будет. На войне меня, говорит, могут убить. Я, говорит, отчаянный». Вот он какой!

— Аксюша, милая, — Таисия обняла девушку. — Подожди, не выходи замуж. Не дай бог, останешься, вот как я… Это так тяжело.

— Так его не убьют. Это он меня только пугает. — Аксюша смутилась. — И если б я его не любила! А то я уже дала согласие.

— Ну хорошо, хорошо, — торопливо заговорила Таисия. — Я только так сказала. А подвенечное платье у тебя есть?

— Нету, — тихо проговорила Аксюша, посмотрев на свою старенькую юбку. — Все, что мама купила мне до войны, сгорело, когда немцы жгли наш хутор. Так все одно мы венчаться не будем. Только зарегистрируемся.

— Без красивого платья нельзя. — Таисия подошла к корзине и долго смотрела на свои наряды, как на что-то чужое и ненужное. — Возьми мое. — Она поднесла к оторопевшей Аксюше кремовое платье. — Для невесты самый хороший цвет. Да бери! Чего ты так испугалась? Возьми, ты в нем будешь как игрушка.

— Как же это? А вам? — Аксюша спрятала руки за спину, как бы боясь, чтобы они сами не потянулись к платью.

— У меня есть другие. Видишь, в корзине, — спокойно сказала Таисия, а в голову лезли мысли: «Зачем мне теперь эти наряды? Я поеду в Садовый…»

— Да это такое платье… Оно городское. — Аксюша встала и отошла к дверям. — В нем будет совестно.

— Ничего не совестно. И еще возьми. — Таисия нагнулась над корзиной. — Вот это серенькое. И еще чулки. Туфли тоже возьми. — Она достала со дна корзины флакон духов. — Вот и духи. Для невесты и жениха. «Красная Москва», муж еще до войны из Москвы привез.

Таисия прижала флакон к глазам, и Аксюша увидела между ее пальцами слезы. Ни к чему не притронувшись, девушка выбежала из комнаты. Потом она вернулась, но не одна, а с дедом Корнеем. Таисия все еще стояла посреди комнаты, прижав флакон к мокрым глазам. Непонимающе глядя на старика, она через силу улыбнулась и сказала:

— Дедушка, у вас не выучка, а дикая коза. Я ей вот это даю, а она не берет.

— Стыдливая девчушка, — заговорил старик. — Да у нас и грошей нема. Такое не по нашему карману.

— Зачем деньги? Это подарок!

Дед Корней задумчиво погладил бороду, пристально посмотрел на платье и рассудительно сказал:

— Ежели в подарок, то мы с благодарностью примем. Возьми, Аксюша, да поблагодари тетю.

Аксюша бережно взяла платье, туфли, чулки, прижала все это к груди, и серые ее глаза вдруг наполнились слезами. Она хотела что-то сказать, но застыдилась своих слез и выбежала из хаты.

— Ишь ты, попрыгунья, — сказал ей вслед дед Корней. — И впрямь коза! А глазенки всплакнули. Видать, мать вспомнила. А ты теперь как же? — обратился старик к Таисии. — Останешься с нами или уезжаешь?

— Еду в Садовый работать культурницей, — сказала Таисия так просто, как будто такое решение было принято ею давным-давно. — Крошечкину знаете? Мою сестру?

— А как же! Знаю. Видать не видал, а слыхать слыхал. Говорят, геройская баба!

— Вот я к ней и еду.

И Таисия решила пойти к сестре Ольге. Оделась попроще. Попросила у Антонины ее широкополую кофту, повязалась ее большим, вязанным из шерсти платком. Посмотрела в зеркало и улыбнулась. На нее смотрела гордая баба с надутыми щеками. «Вот я и казачка, — подумала она, поправляя под платком волосы. — Боюсь, что Ольга меня не узнает…»

XII

Никому ничего не сказав, Таисия вышла за станицу. День был ясный. Солнце уже поднялось к полудню. В поле дул теплый ветер.

Подсохшая дорога уходила под гору. Внизу, на вспаханной равнине, кружились грачи, блестя на солнце воронеными крыльями. Грачиная стая то застилала собой пахоту, сливаясь с черной землей, то поднималась огромной черной полостью. «Летают семьями», — подумала Таисия, провожая птиц задумчивым взглядом.

Прошла мимо пахоты и снова поднялась на невысокий бугор. Вокруг лежала еще не тронутая плугом угрюмая и молчаливая степь, прикрытая блеклой травой. Опять на сердце загнездилась грусть. Степь пугала простором и тишиной. Совсем близко, за голым стебельком придорожного лопуха, прятался заяц. Увидев Таисию, он запрыгал, лениво вскидывая задние длинные ноги. Потом так осмелел, что присел на куцый пушистый хвост и стал щипать выбившуюся из земли молодую травку, кусая ее невидимыми зубами и быстро-быстро шевеля верхней, надвое разрезанной губой.

Таисия остановилась. «Ах ты, косой злодей! — подумала она. — Так ты, значит, меня не боишься?» Она громко крикнула, степь заглушила ее голос, и крик не испугал зайца. Он погладил лапкой усы, вытер о траву губы и, взглянув узкими косящими глазами на Таисию, ускакал в степь. Долго-долго маячил на сером фоне желтый комочек.

Таисии вспомнилась своя свадьба. Когда они ехали со свадебным поездом из Садового в Родниковую Рощу, по дороге им тоже встретился заяц. Напуганный цокотом тачанок, звоном гармоники, криком танцующих на тачанках свашек, громкими пьяными песнями, заяц стрелой ускакал в степь. Передняя тачанка, где сидел жених-летчик и невеста в фате и в цветах, резко остановилась. Андрей Масликов поднялся и стал стрелять из пистолета по зайцу, но зверек уже был далеко. Когда поезд тронулся и сзади «молодых» снова заиграла гармонь, а бас Секлетии заглушил беспорядочный крик и свисты, Масликов обнял Таисию и сказал: «Я его только попугал. Зайцев убивать жалко. Такие они хорошенькие», — с этими словами он стал целовать ее горячие щеки. Сидевшая впереди, рядом с кучером, свашка и мать Андрея смотрели в степь на убегавшего зайца… «Если я буду от тебя далеко-далеко, — говорил Масликов, — ну, скажем, меня пошлют в экспедицию на Север, ты вспоминай об этом зайце…»