Марина Влади, обаятельная «колдунья» - Юрий Сушко

— Спасибо.

— Поверьте моему кинематографическому опыту и природному чутью, эта картина будет иметь успех. Как вы считаете, французские продюсеры способны клюнуть на такой проект?

— Ну, я не продюсер, мне трудно судить, — осторожно заметила Влади. — Хотя мне кажется, этот проект их вполне может заинтересовать. Есть же пример Жана Древиля, который сделал, если я не ошибаюсь, уже два совместных фильма. «Нормандия-Неман» и «Третья молодость» о Мариусе Петипа, кажется, да?

— Совершенно верно, — воодушевился Каплер. — Но Вики в вашем исполнении превзойдет всех. И знаете почему? Она любила Россию и в равной степени любила Францию. В вашей душе, по-моему, живут такие же чувства. Оболенская, которую фашисты пытались склонить к сотрудничеству, говорила: «Я русская, но всю жизнь жила во Франции. И я никогда не предам ни своей родины — России, ни Франции, приютившей меня». Немцы ее гильотинировали, вы знали об этом? После высадки союзников в Нормандии Веру перевезли в Берлин. Она отказалась писать прошение о помиловании, и в августе 1944 года в тюрьме Плётцензее ей отрубили голову…

— Да-да, ужасная судьба.

— Марина, вы — русская актриса с французским паспортом, я правильно цитирую ваше интервью?

— Не совсем. Я говорила: «Я — французская актриса с русской судьбой».

— Да, верно. Превосходно сказано!.. Может быть, еще кофе? — обеспокоился Алексей Яковлевич, не забывая о светских манерах.

— О, нет-нет, спасибо, — улыбнулась Марина. — Я сегодня и так уже… перебрала, да? Я правильно говорю? Нет?

— Нет-нет, «перебрала» — это о водке! — мило хохотнул Каплер. — Так вот, еще когда мы с Юлией писали свою киноповесть, то в роли Оболенской видели именно вас, Марина.

— Вы могли бы дать почитать мне ваш сценарий?

— Хоть сейчас. Или нет, зачем же? Я завтра пришлю к вам в номер.

— А я обещаю подумать, кого из режиссеров вам порекомендовать. У нас много прекрасных мастеров, и старых, и молодых.

— У нас тоже, — Каплер оставался патриотом.

— Да, я знаю, — согласилась Марина. — Например, Григорий Чухрай. Я до сих пор нахожусь под впечатлением его «Баллады о солдате». Вам могу сказать: я ему как-то даже письмо написала…

— Да что вы! С признанием в любви? — восхитился Алексей Яковлевич.

— Почти, — не смутилась Марина. — Я ему написала, что не знаю в мировом кино более волнующей картины, чем его «Баллада», и всякие другие слова. А потом еще о том, что мечтаю сняться у него, играть на русском или французском языках. Что это, может быть, самая большая моя мечта…

— Я, конечно, буду и с ним говорить о нашем, — с нажимом произнес Алексей Яковлевич, — о нашем с вами фильме. Но надеюсь и на предложения с вашей стороны…

Распрощавшись с Влади, хитрец Каплер решил спровоцировать ситуацию и как бы загодя «застолбить» идею будущего советско-французского фильма о русской княгине — героине парижского антифашистского подполья Вере Аполлоновне Оболенской, дав пространное интервью популярному журналу «Советский экран». Визируя материал, он настоял, чтобы в тексте обязательно остались две фразы: «По нашему мнению, главную роль могла бы исполнить замечательная французская актриса, русская по происхождению, Марина Влади. Мы надеемся, что это совпадет с желанием актрисы: на Московском кинофестивале она говорила, что мечтает сыграть героическую роль…»

Хотя на самом деле Влади, говоря о своей заветной мечте, имела в виду Анну Каренину…

Но и с Оболенской что-то не заладилось на «коммунальной кухне» советского кино: потянулись неизбежные бюрократические согласования, странные проволочки, бесконечные нудные переговоры. Потом у бдительных цензоров, именуемых на студии редакторами, стали возникать вопросы о лояльности (не Влади, слава богу, а ее героини — Вики, обезглавленной фашистами!) по отношению к СССР… Словом, сценарий, а с ним и идею совместного с французами фильма благополучно похоронили в пыли архивов Мосфильмовской киностудии.

Однако неудача Каплера не остудила пыла коллег-кинематографистов, жаждущих заполучить «русскую француженку» в свои картины. Ближе других к осуществлению подобного замысла оказался Петр Тодоровский, который приступал к экранизации пьесы Александра Володина «Загадочный индус». По его мнению, Влади идеально вписывалась в роль Елены Ивановны, возлюбленной главного героя. Во-первых, красавица (другую бы его фокусник просто не полюбил). Во-вторых, учительница французского языка (тут уж вовсе не возникало никаких вопросов). Но опять не сложилось, и Петру Ефимовичу осталось лишь развести руками: «Увы и ах…»

Более удачливым оказался прыткий режиссер Юрий Чулюкин, которому даже в карнавальной суете Московского фестиваля мимоходом удалось запечатлеть Марину Влади в своей комедии «Королевская регата», где она мелькнула cameo — в роли самой себя.

Много позже Владимир Высоцкий рассказывал Марине о своих тщетных попытках встретиться с ней в те дни в Москве. Она запомнила: «По нескольку раз в день ты ходил в кино смотреть хронику, чтобы увидеть меня хотя бы на экране. Короче, ты влюблен…» Но об этом она узнает уже потом…

Отшумел кинофестиваль, а вместе с ним практически закончились и брачные отношения Марины с Жан-Клодом.

Однажды во время многолюдного светского фуршета Марина краем уха услышала обрывок разговора двух милых дам, которые судачили, обсуждая гостей вечеринки. Одну из них Влади узнала: парижская журналистка, светский хроникер Патриция Гальяно. Именно она обронила фразу: «Этот летун, наверное, мечтает держать ее под стеклянным колпаком, как прекрасную статуэтку…» Марина усмехнулась и отошла в сторону. Если это о ней и Бруйе, то тут подошло бы несколько другое сравнение. Ее зоркий киноглаз увидел иную картинку: человек покупает мощный самолет, ставит его в ангар, каждое утро подходит к своему авиалайнеру, чувственно гладит его фюзеляж, нежно касается крыльев любимой игрушки и восхищенно произносит: «Какой красавец!» Потом уходит, запирая за собой двери ангара…

Влади прекрасно знала, что Жан-Клод не хотел, чтобы она оставалась в кино. Говорила: «…И делал большую глупость. Он вполне мог стать продюсером, у него хватало денег. У него их было много. Он мог бы стать моим продюсером. Но так не случилось…»

Они жили словно в параллельных мирах, каждый из которых существовал автономно, следуя своим курсом, не соприкасаясь. Марина вновь и вновь повторяла свое: «Я всегда искала в своих мужьях нечто, напоминавшее бы мне моего отца, его надежность и защиту. Но…»

Неполных три года супружеской жизни с летчиком промелькнули, и личная жизнь Марины, казалось, окончательно потерпела фиаско. Однако отчаяния не было. Считала ли она, что жизнь кончена? Да нет, конечно! Вычеркивала ли она эти годы из своей биографии? Тоже нет, в них же было немало замечательных мгновений. Что ее ждет впереди? Она знала и верила: надо жить, все еще будет хорошо.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});