Спасатель - Джеймс Паттерсон

Моретти пожал плечами:

— Элли, боюсь, без адвоката я больше ничего не скажу. А все, что у вас есть, — это косвенные улики.

— А это тоже косвенные улики? — Я заехал Моретти по ро­же. Он едва не рухнул на пол, из губы брызнула кровь. — Это за Микки и остальных моих друзей. — Я ударил его еще раз, и он все-таки упал. — А это — за Дейва.

Через пять минут у дома остановились две полицейские ма­шины. Элли объяснила полицейским, что произошло. И они вывели Моретти на улицу.

И тут случилось страшное. Из машины, стоявшей неподале­ку от дома Элли, вышел человек. Держа руку в кармане курт­ки, он зашагал по лужайке.

Он прошел мимо машин с мигалками и направился прямо к Моретти, которого уже держали двое полицейских.

Раздались два выстрела. Пули попали Моретти в грудь.

— Нет! — завопил я и бросился туда. Но, не добежав не­скольких метров, застыл на месте. Это был мой отец.

Только что на моих глазах мой отец убил старшего агента ФБР Джорджа Моретти.

***

Я играл с Солли в карты у бассейна. Меня отправили к Сол­ли до окончательного выяснения моей роли в событиях, раз­вернувшихся в доме Элли.

У Элли были большие неприятности. Это присшествие мог­ло стоить ей работы. Поскольку и Лиз, и Моретти были убиты, нам нечего было предъявить Страттону. Он все гениально ор­ганизовал. Это меня злило больше всего. А еще я злился на от­ца. Фрэнк думал, что сводит счеты с человеком, погубившим его сына и его друзей, но в тот самый момент, когда он спустил курок, он тем самым освободил Страттона.

— Ты все сбрасываешь червей, а я их подбираю, — извинил­ся с улыбкой Сол.

— Что-то сегодня не идет у меня игра, — сказал я. — Я очень беспокоюсь за Элли. Она пыталась мне помочь и нажила себе кучу неприятностей. Солли, я хочу достать Страттона. Мы ведь почти загнали его в угол.

— Знаю, сынок, — ответил Сол. — И мне кажется, что шанс у тебя еще есть. Вот что я скажу про таких, как Страттон. Зна­ешь, какое у них слабое место? Они считают себя самой круп­ной рыбой в пруду. Но можешь мне поверить, Нед, в любом пру­ду найдется рыба и покрупнее. — Он смотрел на меня в упор. — Ты, сынок, занимайся своими делами. У тебя больной отец. История со Страттоном сама собой раскрутится. — Он снова по­смотрел на меня. — Возможно, я смогу тебе помочь.

— Что ты имеешь в виду, Сол?

— Сдавай, сынок… Это все про рыбу. Потом побеседуем.

Вошла филиппинка Уинни, горничная Сола, и сообщила, что у нас гость. Следом за ней появилась Элли.

— У тебя, милая, наверное, уши горят, — улыбнулся Сол. — Твой дружок так за тебя переживает, что все время проигрывает.

Я обнял Элли.

— Ну как все прошло?

Она пожала плечами, села за стол.

— Пока все не выяснится, я отстранена от работы.

— Но тебя ведь не уволят? — с надеждой спросил я.

— Все зависит только от одного. Выведем мы с тобой Страт­тона на чистую воду или нет.

***

Прежде всего Элли нужно было провести кое-какие изыска­ния. В области искусства. Что такого особенного в картине Го­ма, далеко не самого известного художника?

Анри Гом родился в 1836 году в Кламаре. Некоторое время прожил на Монмартре, выставлялся с 1866 по 1870 год в пре­стижном Парижском салоне. Украденная картина называлась «Работа по дому». На ней была изображена горничная, которая смотрится в зеркало над раковиной.

Элли позвонила в галерею, где, по словам Страттона, он ку­пил эту картину. Владелец с трудом вспомнил картину Гома, ко­торую сам вроде бы купил у одной пожилой дамы из Прованса.

Дело не в картине. Гом — довольно заурядный художник.

Может, там есть какая-то тайна? Почему эта работа так не­обходима Страттону? Почему из-за нее гибнут люди?

И тут вдруг Элли осенило.

Она вспомнила слова Лиз Страттон. «Вы же искусствовед. Как вы думает, почему он называет себя Гаше?»

Ну конечно же! Ключ к разгадке — в имени. Доктор Гаше.

Элли встала из-за стола. Слухи, правда, ничем не подтверж­денные, ходили давно. На столе у Элли лежала книжка с порт­ретом доктора Гаше на обложке. Элли внимательно всмотре­лась в грустные голубые глаза доктора.

И тут вдруг Элли поняла, что читала не те книжки. И изуча­ла биографию совсем не того художника.

***

Я знал, что Страттон будет со мной разговаривать. Он был уверен, что его картина у меня. Я набрал номер. К телефону по­дошла горничная. Я назвал себя, и она пошла искать Стратто­на. Я твердил себе одно: скоро все закончится.

— Итак, мне позвонил сам Нед Келли! — раздался наконец в трубке голос Страттона. — Чем могу служить?

— Страттон, он у меня, — сказал я.

— Что у вас, мистер Келли?

— Вы с самого начала были правы. Гом у меня.

Несколько секунд он молчал — прикидывал, как себя вести.

— Картина Анри Гома? И что вы намерены делать?

— Я собирался передать ее в полицию, — сказал я. — Они наверняка ею заинтересуются. Или, может, договоримся? Я слышал, это была любимая картина вашей жены.

— Я разыскиваю работу Анри Гома. Откуда мне знать, та ли картина у вас?

— Та самая. Горничная смотрится в зеркало над раковиной. Горничная в фартуке. — Я понимал, что описание самой карти­ны — это еще не доказательство. — В тот вечер, когда убили моих друзей, она висела у вас в коридоре.

— В тот вечер, когда они меня ограбили, мистер Келли, — уточнил он. — Опишите раму.

— Старинная, позолоченная, — ответил я. — Резная.

— Переверните картину. На обороте что-нибудь написано?

Я знал, что надо отвечать.

— «Моей Лиз. С любовью, Деннис». Очень трогательно, Страттон. Сплошное вранье!

— Мистер Келли, оставьте комментарии при себе. Скажите лучше, на какую сумму вы рассчитываете?

— Речь идет о пяти миллионах долларов.

— О пяти миллионах? Родная мать Гома не дала бы за нее больше тридцати тысяч.

— Пять миллионов долларов, мистер Страттон. В против­ном случае я сдаю ее в полицию. Насколько я помню, вы с Микки договаривались именно на эту сумму?

Страттон молчал. Вряд ли он раздумывал над ответом. Ско­рее всего, прикидывал, как бы половчее свернуть мне шею.

— Я не вполне понимаю, на что вы намекаете, мистер Кел­ли, но вам повезло. Я готов заплатить награду за эту работу. Но хотел бы окончательно удостовериться в том, что у вас дей­ствительно она. На оборотной стороне холста, в правом углу картины, еще кое-что есть.

Я на мгновение прикрыл глаза. И постарался все вспомнить. Он был прав. В правом углу была еще одна надпись.

— Цифры, — прошептал я. — Четыре-три-шесть-один-ноль.

Последовала долгая пауза.

— Отлично сработано, Келли. Вы заслуживаете награды — за то, как ловко всех провели. Сегодня в «Брикерз» благотво­рительный прием. Я там буду. Это фонд «Загадай желание» — одно из любимых начинаний Лиз. Я сниму там номер на свое имя. И часов, скажем, в девять ненадолго отлучусь с приема.

— Буду ждать вас.

Я повесил трубку. Сегодня у меня было еще одно дело.

ГЛАВА 10

Охранник обыскал меня и отвел назад в камеру тюрьмы Палм-Бич.

— Все вы, Келли, одинаковые, — сказал он, покачав голо­вой. — В крови это у вас, что ли…

Отец лежал на койке, уставившись в потолок.

— Привет, папа, — сказал я, остановившись у его камеры.

— Недди… — прошептал отец, повернувшись на бок. Вид у него был спокойный, почти умиротворенный.

— Тебе что-нибудь нужно? Думаю, я могу договориться с Солли насчет адвоката.

— Этим уже занимается Джорджи, — ответил отец. — Ты небось решил, что я снова вляпался, но я не мог поступить иначе, Нед. Кодекс чести есть у всех, даже у подонков вроде меня. Моретти его нарушил. Он убил моего сына. Понима­ешь?

— Если ты хотел отомстить за Дейва, пристрелить следова­ло Денниса Страттона. Это было сделано по его приказу. Мы бы его взяли — если бы не вмешался ты.

— А у меня ощущение, что я наконец сделал что-то хоро­шее, — улыбнулся отец. — Я рад, что ты пришел, Нед. Я хотел сказать тебе кое-что.

— И я тебе, — сказал я, взявшись за решетку.

Фрэнк налил себе стакан воды.

— Я, сынок, долго не понимал, что ты за человек. И когда ты разделался с той школьной историей, я не пришел и не сказал тебе того, что должен был сказать. Извини, что я сомневался в тебе. Ты — хороший человек.

— Слушай, отец, давай не будем ворошить прошлое…

— Нет, будем, — сказал он. И с трудом встал. — Когда по­гиб Джон Майкл, у меня не хватило духу признаться себе, что он погиб из-за меня. Я говорил себе: «Вот, мальчишки пошли в меня». Такие уж мы, Келли. А когда ты получил работу в Стафтоне, я гордился тобой.

Я кивнул.

— Тот день в Фенвее был худшим днем в моей жизни. — Отец посмотрел мне в глаза. — Когда я позволил тебе уйти и разбираться в том, что заварил я сам. И тогда я понял, что сам превратил свою жизнь в кошмар. А ты, Нед, не такой.