Как делать погоду - Улья Нова

В перерыве между звонками я озадаченно ерошил волосы, поглощал бутерброды, включал и выключал радио, умывался ледяной водой, крутил на пальце брелок с гербом Риги, листал старые журналы, высокая стопка которых возвышалась в коридоре, возле уборной. Потом разговаривал со свиньей, сжимал в кулаке ржавый эспандер, швырял в форточку огрызок, выглядывал во двор, пробовал курить найденную в серванте сигару. Бродил туда-сюда по коридору, треща костяшками пальцев. Посчитав, что прошло достаточно времени, снова названивал целителю московских птиц. Около полудня ввинчивающиеся в ухо гудки надломились. Заспанный, сумрачный голос глухо пробормотал: «Чего надо?». Казалось, со мной говорят из лесного оврага, из чащи, из склепа или вообще с того света. Через силу сглотнув, я смело попросил позвать Василь Василича. За это мне грубо и резко вонзили в ухо: «Он отсутствует. Позвони через девять минут». А когда я позвонил через девять минут, тот же самый, темно-серый голос глухо буркнул: «Я уже здесь. Что надо?»

«Василь Василич, – радостно выкрикнул я, – это, помните, Митя, который бился об лед». – «Ну…» – «Василь Василич, я заходил на ваш сайт, смотрел фотографии, читал статьи. Вот, хочу сказать, что согласен работать. Помните, у прудов. У пруда. У Чистого пруда, на скамейке. Вы махали ракеткой, и пошел снег. А потом вы предложили мне поработать. Велели подумать. Я подумал. Звоню сообщить, что согласен. Я готов приступить хоть сегодня. У меня появился энтузиазм. Я хочу узнать, что нужно делать. Я все выполню. Я верю. Знаете, на вашем сайте, на фотографиях. Я заметил. И меня это удивило…» – «Ерунда. Все отменяется, – огрызнулся целитель московских птиц, – ты опоздал, пропащий, поезд ушел в Нижние Котлы. – В трубке раздался вызывающий зевок, шуршание и пыхтение. – Я ничего не хочу. Всем на все наплевать, а почему Дыдылдину должно быть больше всех надо? Меня забыли. Никто не интересуется, что я делаю, как живу, здоров ли. У меня третью неделю зубы болят, а в поликлинике запись, не могу попасть к врачу, жую анальгин. Новый начальник станции, на которой я работаю, молодой сопляк, утверждает, что никакой я не колдун, а болтун, подсмеивается и требует в доказательство то приворожить одну секретаршу, то отворожить другую. Вчера в эфире радио “Тристан” произошло недопустимое. Пожилого человека, заслуженного железнодорожника, меня, обозвали козлом. Орлицкий, ведущий рубрики “Не спи, замерзнешь”, так и сказал: “Здравствуй, колдунина! Давно тебя не слышал. Значит, ты все еще жив, козел!” Это он с прославленным магом Дыдылдиным удумал так разговаривать. Бабенка твоя, дура бесполезная, тоже меня обругала. Одни оскорбления и слышу отовсюду. А я, по-вашему, что? У меня, в конце концов, своя жизнь. В 90-х годах прошлого столетия, когда отважный волшебник был нужен, чтобы отвлекать людей от политики, отсутствия товаров народного потребления и роста цен, меня сразу находили, приглашали на радио, в телевизор. В Ялту звонили, где я отдыхал, спрашивали мнение о предстоящих референдумах. Выясняли, как отношусь к двуглавым орлам. Когда над Белым домом надо было устранить дождь или на день города удерживать погоду в столице ясной – объявлялись, умоляли помочь. А теперь, видите ли, время другое. Теперь всеми управляют деньги и все измеряют нефтью. Вот и забыли старика Дыдылдина. И списали доброго волшебника за ненадобностью. Накупили пушек, взбаламучивают природу, разгоняют облака во вред окружающей среде. Короче говоря, раз так, то и я буду делать погоду для самого себя».

В трубке зачастили суетливые, срывающиеся гудки. Полчаса спустя, устроившись на диване с тремя дымящимися мини-пиццами, я названивал ему на мобильный уже из упрямства. В ответ глухо бормотали: «Не беспокоить, я занят». В трубке раздавался стук колес проносящегося поезда, переругивались сотни людей. Я звонил снова, слышал пыхтение, позвякивала ложечка о стакан, шумели помехи радио. Кто-то сурово кричал: «Предъяви билет, нахалюга!» Когда я решил, что набираю последний раз, Василь Василич неожиданно бодро выпалил: «Привет, опутанный! Перезвони через семь минут двадцать восемь секунд. Будет перерыв между электричками, народ схлынет, и поговорим!»

Обрадованный и обнадеженный, я выдохнул с облегчением, доел пиццу, крикнул свинье Yes и перезвонил через десять минут. Недовольный Дыдылдин, перекрикивая стук поезда, гудок электровоза, шум и смех, кукарекнул: «Расстраиваешь с первого же дня, сказочник. С первого простого задания. Тут теперь самый час пик, зайцы атакуют турникеты. Куда прешь без билета, бессовестный? Ты-ты! Слышишь, что делается? Некогда, звони вечером домой».

Вечером, снисходительно выслушав меня в третий раз, он буркнул:

– Не клади трубку. Сейчас я выпью примиряющего с жизнью кефирчика, съем положенную мне по заслугам грушу, перейду в другую аудиторию, по пути следования сконцентрирую мысль. И тогда мы все обсудим.

Минут пять в трубке шуршало, шипело, вдали пела Алла Пугачева, текла вода, гремели тарелки. Наконец выдающийся маг современности радостно выкрикнул:

– Итак, поздравляю, ты принят на работу и тут же зачислен в штат! Я теперь твой начальник, слухай меня во всем. Прежде чем что-то предпринимать, так и говори: дайте, я позвоню шефу. В любое время суток советуйся. Продержишься год у меня в подчиненных, будешь прилежно помогать и перенимать мудрость – сделаю тебя счастливым. А если будешь безразличным, как все, окружающие нас, создам над твоей головой затяжной снегопад, замету все тропинки, перепутаю жизненные пути. И забуду, как тебя зовут. Шутить со мной не надо. Да будет тебе известно, что на днях я закрыл телепередачу шарлатанов под названием «Магия с нами». Они спекулировали магией, всенародно обесценивали и приземляли чудеса. Когда же я ценным советом хотел установить съемочную группу на правильную лыжню, меня грубо выпроводили из студии, не дали авторитетно высказаться. И вот результат: передачи больше нет. Можешь начинать работу с сегодняшнего дня. Включайся, пропащий, пора тебе в чем-нибудь поучаствовать. Главное, всегда и везде верь в своего начальника. И думай о лучшем.

– А что надо делать, Василь Василич? Видите ли, я мало в чем разбираюсь. Птиц лечить не умею. Насчет дождя и снега я – полный ноль. Сайты оформлять – тоже никогда не пробовал.

– Бестолочь! Какие сайты, какие птицы? Я думал, ты догадаешься. Ты же сказал тогда на скамейке у пруда, что единственное, на что способен, – сочинять сказки. Дак и сочиняй. О том, что в Москве, в многолюдном и сумрачном Выхине, во втором доме, если считать от продуктового рынка и розы ветров, проживает отважный человек, главный колдун погоды Дыдылдин.

Рассказывай, чтобы люди узнали, как я живу. Обязательно упомяни, что я выхаживаю больных ворон, голубей и хроменьких дворовых собак. Что зубы у меня болят, а врачиха в поликлинике никак не удосужится принять. Правдиво и с теплотой сообщай мою биографию. Ты же сказочник. Вот и работай. Надо, чтобы каждый узнал о похождениях и подвигах неутомимого волшебника. Чтобы люди обязательно верили в чудеса. И учились разгонять тучи на моем примере.

– Ну, вы даете, – только и сумел пробормотать я, опустившись на табуретку в коридоре.

– Не ворчи, имей привычку сначала обмозговать, что тебе говорят. Хватит сочинять сказки о себе самом. Чего ты добился? А я отвечу: ничего хорошего. Стал невзрачным. Сидишь без работы. Живешь у друзей. Откуда-откуда знаю, а я все знаю. Вместо сказок о своей будущей жизни тебе надо срочно переключиться и рассказывать о пройденном пути и нынешней жизни неутомимого Мастера Погодника, твоего начальника, меня.

– Кому рассказывать-то? Соседкам? Или в очереди? – растерянно уточнил я.

– И соседкам рассказывай! Или они, по-твоему, не люди? А лучше написал бы ты обо мне обзорную сказку в глянцевый журнал «МелсХелс» с тремя большими фотокарточками в полный рост. Я давно о такой мечтаю. Надо, чтобы все вспомнили о добром волшебнике. Чтобы всякие шуты гороховые не говорили по радио: «Мы думали, Дыдылдин давно умер». Чтобы начальник нашей железной дороги убедился, что имеет дело не с болтуном бесполезным, а с колдуном международного уровня. Хорошо бы еще несколько сказочных статеек пустить в журнал «Итоги дня». В «Дух Москвы» и в газету «Старый наблюдатель». Вот ты этим всем и займись. Гонорары, какие наклюнутся, можешь оставить себе. Но можешь и подкинуть начальнику на лечение зубов… Ладно, пойду вздремну, а то ночью предстоит схватка с тучей снеговой. А ты приступай. Испытаем тебя. Вот и посмотрим, на что ты способен. Всего-то год. Действуй, опутанный. И не забывай докладывать по ходу процеца, какие успехи…

После разговора я некоторое время разглядывал карту мира, висевшую на стене над диваном. На ее терракотовых и желтых материках красовались разноцветные кнопки, обозначающие места отдыха и служебных командировок моего одноклассника и друга, будущего 3D-аниматора. Пока глаза выискивали немногочисленные населенные пункты, которые мне удалось посетить, две противоположные мысли сталкивались и боролись в голове. С одной стороны, можно было махнуть рукой на целителя московских птиц, не предавать этой истории значения и жить как ни в чем не бывало. Гулять со свиньей. Отчитываться Костяну по скайпу. Пользуясь опутавшей меня бобиной невидимых ниток, незаметно бродить по вечерам до Красной площади. Гонять по центру ночного города на мопеде. Покупать теплый хлеб в пекарне на Новокузнецкой. Шататься по магазинам, воровать шарфы и перчатки, приобретать на распродажах с 30–50 %-ной скидкой полосатые носки, синтетические свитера и футболки с роботами. А еще – изредка названивать Алене, молчать в трубку, вслушиваясь в ее тихое, усталое: «Добрый вечер! Говорите. Алло. Вас не слышно…»