Ленон и Гаузен: Два клевых чужака (СИ) - Сергей Кочетов

— И что с того? — не понял рассказчик.

— Я же сказал — до смерти. Когда он увидел скелета, то первый же испуг стал для него последним. Так что скелету выпивки бы никто не подал. Все бы умерли от страха. Ведь так? — подвел черту слушатель, судя по голосу, полностью уверенный в собственной правоте.

— Не так! Все не так! — не выдержал рассказчик и сорвался на крик. — Вот! — тут он схватил кружку с водой, и, сделав вид, что собирается из нее выпить, пролил ее мимо рта. — Вот как бы все вышло! Теперь понял?!

— Кружка была у скелета дырявая что ли? — удивился слушатель.

— Башка у тебя дырявая! — не выдержал шутник и замолчал.

— Этот разговор скверно пахнет, — подумал Гаузен. — Только всякой нежити мне здесь и не хватало.

Юноша попытался еще чего-нибудь подслушать, но посетители как будто сговорились и болтали в основном о вещах абсолютно несущественных.

— Придется порасспрашивать, — подумал Гаузен.

Ему этого не очень хотелось. Принц Лекант не подозревал в измене разве что собственное отражение в зеркале и строго-настрого запретил Гаузену кому-то рассказывать хоть что-то о своем поручении. Встречные же люди могли заподозрить, что он ищет клад и увязаться следом. При этой мысли Гаузен покосился на трех громил за столиком у окна.

— С такими я даже в одну лодку в случае кораблекрушения не сяду, — подумал Гаузен, выбирая себе собеседника. Пьяницы были разговорчивы, но никакого доверия к их болтовне у юноши не было. Ждать же, пока они протрезвеют, он не собирался. У старушки не было половины зубов.

— Наверное, она обломала их об эту булку, — решил Гаузен. — Вряд ли я что-то разберу из ее шамканья.

Шибко умной парочке тоже Гаузен не доверял — они могли запросто своими «что» да «зачем» свести на нет все его вопросы. Да они скорей первыми зададут, чего ему в этих местах надо, а отговоркой «просто гуляю» их не убедишь. Гаузен уже подумывал расспросить трактирщика, но тот показался ему скупым на слова и жадным до денег.

Пока Гаузен оглядывался да прислушивался, за его стол прямо напротив него уселся потрепанного вида посетитель в лохмотьях. Сначала он посмотрел на Гаузена, но его взгляд не задержался надолго и застыл на принадлежащей юноше тарелке с похлебкой.

— Да это еще больший голодранец, чем я сам, — подумал Гаузен и уже хотел было прогнать этого побирушку, но в последний момент отказался от данной затеи. Не то что бы Гаузену вдруг захотелось принять самое горячее участие в его плохой жизни. Просто по его виду и поведению юноша решил, что бродяга прилично здесь задержался и может что-нибудь да рассказать.

— Как жизнь, оборванец? — ободряющим тоном поинтересовался Гаузен. — Настрадался, небось, пока сюда добирался?

— Вообще-то я уже давно ошиваюсь в здешних местах, — жалобно залепетал в ответ бедняк. — Но странствовал по миру немало. Все ноги в пыль истер.

Тут нищий приподнял подол лохмотьев и показал обрубки, своей длиной едва достигающие колена.

— Матушка моя гусыня! — поразился Гаузен и подумал: — Надо срочно обзавестись лошадью, а не то закончу, как этот калека.

— Как же ты тогда передвигаешься? — переборов потрясение, участливо поинтересовался Гаузен.

— Ну, как-как? На руках вот и ковыляю. Не видно было что ли, как я вошел? — неожиданно насторожился калека.

— Да я как-то не заметил, — закатил глаза Гаузен, стараясь не касаться того, чем он еще недавно был так поражен, не обратив особого внимания, как нищий при этом обрадовался.

— И хорошо… Хорошо, что не увидел, милостивый господин, — умиротворяюще заверил безногий. — Ведь это такое душераздирающее зрелище! А мне не хочется портить настроение таким славным людям, как вы.

— Какой разговорчивый попался, — подумал Гаузен. — Надо бы его разболтать посильнее.

— Ай-я-яй, какая досада, — участливо запричитал Гаузен и прибавил. — Слушай, может, все-таки у тебя ноги погромы здешние отгрызли?

— Да вы что! Какие у нас погромы! К тому же всем известно, что погромы начинают есть с головы, а ноги оставляют на потом…. На студень! — при этих словах калека снова покосился на миску Гаузена.

— Да уж. Это тебе точно не пряники-коврижки, — согласился Гаузен, у которого с каждым новым словом аппетит пропадал все больше и больше.

— А может это был… дракон? — не отставал юноша. При этих словах оборванец снова уставился на него в непонимании, но Гаузен все же решил доиграть попытку до конца. — Ну облетал он себе округу, и вдруг… Ам-ням! И ног как не бывало.

Голодранец, не прекращая, смотрел на Гаузена все тем же настороженным взглядом, и юноша решил, что драконы тут тоже вряд ли обитают.

— Ну да, как же я сам не подумал, — притворно укоряя себя за забывчивость, произнес Гаузен. — Дракон — тварь брезгливая, сначала пожарит, а потом поест. Прямо как человек!

В этот момент аппетит у юноши пропал окончательно.

— А может, нежить какая местная… или призраки? — предпринял еще одну попытку Гаузен.

— Это как же мне призрак вдруг ноги-то отгрыз?! — не выдержал калека. — У него зубов нет, да и едят они всего ничего, только пугают до смерти! Какие-то ты странные вопросы задаешь, милостивый государь! Издеваешься, что ли, над моим увечьем?

— Что ты, что ты, — попытался примириться Гаузен. — Зачем мне тебя обижать? У каждого свои недостатки и стыдно их осуждать. У меня вот, к примеру… — тут Гаузен призадумался, что бы такое наплести, чтобы вернуть доверие нищего, — есть под штанами на одном месте один нарыв. Иногда зудит так, что ночами плохо спится. Да и то только на животе… И звать его Лекант, — чуть было не добавил Гаузен, но вовремя прикусил язык, не зная, чего следует опасаться больше — публичного оскорбления члена королевской семьи или разглашения имени хозяина, чего Лекант ему категорически запретил.

Нищий, судя по его лицу, не поверил Гаузену, но постеснялся потребовать наглядных доказательств. А, может, и принял его слова за чистую монету, но не считал, что подобное несчастье сравнимо с его увечьем. Так или иначе, он заметно успокоился, и Гаузен продолжил:

— Вот я и гулять стараюсь побольше… Лошадью-то не могу, разве что в телеге. И хотелось бы узнать, нет ли тут какого-нибудь поля, желательно поровнее да пораздольнее. А то за деревьями да за холмами по два чудища могут прятаться. Терпеть их не могу!

Нищий хитро прищурился, и Гаузен догадался, что одной лишь вежливостью тут обойтись вряд ли удастся.

— И рад бы рассказать, да у меня тут дело срочное… Монетку где-то здесь обронил на полу. Случайно не попадалась? — как бы между делом поинтересовался нищий.

Гаузен со вздохом сунул руку в карман и вытащил оттуда зазубренный медяк.

— Не эта? — устало предположил он.

— Вообще-то у меня была серебряная, — начал нищий, но наткнувшись на сердитый взгляд юноши, поспешно поправился.

— Но я ее недавно разменял, и сдача куда-то закатилась между досок. Как я вам благодарен, что вы ее нашли, милостивый вы мой благодетель!

Услыхав подобное обращение, Гаузен начал сомневаться, не переплатил ли он?

— Ну, так что это за место? — поторопил калеку Гаузен.

— Можно мне вашу тарелку, — осторожно попросил нищий, но, видя возмущение Гаузена, пояснил:

— Я только покажу… как на карте.

Гаузен с недоверием протянул ему свой обед.

— Есть одно место, — бубня под нос, нищий провел по ободку миски. — Ну очень плоское. Слева горы, — тут калека, к недовольству Гаузена, приподнял пальцами кусочек мяса. — Справа — лес, — при этих словах нищий вытащил из похлебки морковку и поставил ее носом вверх, будто бы изображая елку. — Там еще развалины, но ничего страшного, они мало кого привлекают. Так что не то, что погулять — заночевать можно. Заброшены, правда, немного…

— Слушай, а руины случайно не прокляты? — всполошился Гаузен.

Оборванец, по-видимому, не понимающий, чего ожидает услышать юноша, начал отвечать весьма неопределенно:

— Ну почему же сразу прокляты? Проклинают у нас обычно… погоду! Вот как встать с утра-то…

— С утратой ног? — не понял Гаузен и прикусил язык, вспомнив, что уже зарекся возвращаться к этому вопросу.

— Да нет, — не обратил в этот раз особого внимания на эти слова нищий. — С утра-то встанешь… Ни снег, ни жара… Не пойми что за погода. Неурожаи годами бывают! И чем только людям не приходится заниматься, чтобы прокормиться!

— Ты мне ответь, прокляты руины или нет? — перебил Гаузен, которого мало волновали местные новости.

— А кто их знает? Может и прокляты, — не ответил на вопрос нищий. — Но кому охота проверять? Не помню, чтобы кто-то там пропадал… Да и чтобы кто-то туда ходил лишний раз тоже не припоминаю, — бормотал себе под нос нищий, который уже не скрывая своих намерений торопливо ел из миски, по-видимому, боясь, что Гаузен предъявит законные права на свою похлебку. Гаузен, хоть и не без сожаления наблюдал за постепенным исчезновением заслуженного обеда, все-таки получил нужную ему информацию. Юноша хотел было даже пожелать голодному калеке не запачкаться, но его одежда была настолько грязная, что Гаузен счел это замечание неуместным.