Невинность палачей - Барбара Абель

– Стоп! – кричит Алин и наводит на него пистолет. – Тронешь его, и ты покойник!

Гийом колеблется. Он знает, что она не предпримет ничего, что может ухудшить положение ее и сына, по меньшей мере сознательно. Знает, что она еще больше напугана, чем он сам. Знает, что она не представляет угрозы и пистолет у нее в руках – не орудие убийства, а орудие устрашения. Знает, что…

Выстрел, громыхнувший в нескольких сантиметрах от уха, заставляет Гийома замереть от изумления. Ровно настолько, сколько нужно боли, чтобы взорваться – метко и невыносимо. Софи Шене в ужасе вскрикивает, и ее крик звучит как эхо выстрела, довершая всеобщее остолбенение. Ошеломленный кассир секунду созерцает дымящееся дуло, еще секунду – злой взгляд Алин. Потом опускает глаза и смотрит, как из колена начинает течь кровь.

– Надеюсь, это отобьет у тебя желание сделать ноги! – холодно заявляет Алин, решаясь наконец опустить оружие.

Гийом Вандеркерен

На лице кассира отражается не столько боль, сколько изумление. Быть того не может! Она выстрелила! Без предупреждения. Притом что он даже не попытался сделать то, от чего она его предостерегла. Потрясение настолько велико, что заглушает боль лучше всякой анестезии.

– Я… Я же больше ничего не сделал! – бормочет он в отчаянии и панике.

– Поэтому ты еще жив, – спокойно отвечает Алин.

Гийом все еще не осознает серьезность момента. Понимает – но не до конца. Его рассудок не желает принимать неприемлемое. Диапазон последствий, их необратимость и то, какие осложнения они повлекут за собой, – он все это предчувствует. Но часть души отчаянно отказывается признать, что все эти ужасы случились на самом деле. Из колена хлещет кровь. Нужно бы перевязать рану, остановить кровотечение… Но руки скручены за спиной, и толку от них никакого.

Алин, как и следовало ожидать, склонилась над сыном. Мальчик все еще лежит на полу, согнувшись пополам, и держится руками за голову. Ему так больно, что совсем не хочется шевелиться. Мать собирается осмотреть рану, но Тео отворачивает от нее лицо. Она знает, что нужно проявить терпение, хотя хочется кричать и крушить. Терпение и настойчивость, чтобы убедить Тео сделать, как она просит. Когда же наконец она получает возможность рассмотреть, что у него с лицом, то едва не задыхается от ненависти.

– Тео, у тебя нос сломан. Мне нужно его поправить. Это будет неприятно.

Она ждет реакции, хоть какого-нибудь знака, что он понял, услышал ее слова. Тео едва заметно кивает. Из-под распухших век катятся слезы, которые он тщетно пытается сдержать.

Не теряя времени, она обхватывает руками его лицо – ее большие пальцы оказываются на ноздрях мальчика.

– Так, на счет «три»… Готов?

Тео моргает в знак согласия. Алин не дает ему времени перевести дыхание. Она начинает считать и, не дожидаясь даже цифры «два», нажимает на спинку носа так точно и сильно, что та моментально возвращается в естественное положение.

Подросток кричит от боли.

Алин выжидает пару секунд – чтобы сын отдышался.

– Иди умойся холодной водой, – ласково говорит она. – Сразу станет легче. И смой кровь с шеи и с одежды. Там, в комнате для персонала, есть умывальник. Я пока поищу, чем тебя перевязать, и приду.

Тео с трудом разлепляет веки. Дышать приходится сквозь сцепленные зубы, но способность двигаться понемногу возвращается. Убедившись, что он в состоянии справиться с задачей, Алин провожает его взглядом до самой двери. Когда мальчик исчезает в коридоре, она поворачивается к лежащему на полу кассиру, присаживается на корточки и окидывает профессиональным взглядом его рану. Свой скептицизм относительно скорого выздоровления она даже не пытается скрывать.

– Ходить в ближайшее время ты не сможешь, – качает она головой, но ее озабоченность и сочувствие – чистейшей воды карикатура. – Колено – сложный механизм. И не лучшее место, куда может угодить пуля… – И прибавляет: – Вам очень не повезло, молодой человек!

Гийом взирает на нее с неприкрытым ужасом и недоверием. Алин подносит руку к ране, как будто для осмотра… И вонзает указательный палец в пробитую пулей дыру, а потом проворачивает его опять и опять, с полнейшим равнодушием к диким воплям кассира.

Тома Пессен и Софи Шене умоляют ее сжалиться, Леа Фронсак беззвучно льет слезы, Жермен Дэтти, как ни странно, предпочитает промолчать.

По прошествии нескольких нескончаемых мгновений Алин выдергивает наконец палец, встает на ноги и окидывает кассира презрительным взглядом.

– За то, что тронул моего сына, – холодно изрекает она. И, глядя на остальных, расставляет все точки над «i»: – Надеюсь, теперь вы поняли, что вставлять мне палки в колеса – не в ваших интересах. И если у кого-то оставались иллюзии, что я не смогу сделать вам больно… доказательство перед вами. Из этого магазина вы все выйдете живыми, обещаю. Единственное, о чем вам сейчас стоило бы подумать, – это в каком состоянии вы отсюда выйдете.

Она ненадолго замолкает, чтобы убедиться, что послание достигло цели. Удостоверившись в этом, она обращается к кассиру:

– Мне нужны чистые полотенца, чтобы перетянуть тебе рану, и бинт для сына. Потом ты мне объяснишь, как добраться до записей камеры видеонаблюдения.

– В комнате для отдыха есть чистые полотенца – в шкафу справа, у окна, – спешит ответить Гийом, но от боли у него получается говорить только шепотом. – Бинты там же, в жестяной коробке, на верхней полке.

– О’кей. Я на минутку отлучусь, и, если вы думаете, что этого времени вам хватит на какую-нибудь глупость, что ж, рискните. В моем распоряжении еще…

Алин вертит в руках пистолет, пока наконец не находит возможности извлечь обойму. Изучив ее содержимое, она заканчивает фразу:

– …четыре пули. Вас пятеро, так что кто-то один, если повезет, отделается незначительными повреждениями. Кто это будет, мы увидим.

Вернув обойму на место, Алин направляется к задней двери. В комнате для отдыха Тео почти закончил с умыванием и одеждой. Он постарался сделать все быстро, и на лице крови уже нет, но зато на одежде столько пятен, что они бросаются в глаза, как… нос на лице. Мать не удерживается от замечания.

– Я не могу ее смыть! – жалуется подросток.

Алин подходит к шкафчику, о котором говорил кассир, и распахивает дверцу. На средней полке оказываются полотенца, из которых вполне можно сделать жгут, на верхней – жестяная коробка. А рядом со шкафчиком, на крючке, – еще одна полезная находка.

– Вот, переоденься! – приказывает она и бросает сыну свитер и куртку – по всей вероятности, вещи кассира.

Тео делает, что сказано.

Предельно аккуратно Алин накладывает мальчику повязку, захватывая среднюю часть носа и скулы. Отлично… Но след, скорее всего, останется на всю жизнь.

– Мне нужно вернуться в зал, – говорит она. – Когда будешь готов, придешь. Нам нужно уехать не позже чем через…

Она смотрит на часы.

– …десять минут.

– О’кей.

Алин готова переступить порог, когда Тео окликает ее.

– Мам!

– Что?

– Я хотел сказать…

Подросток задумчиво смотрит на нее. И в этом взгляде – растерянность, благодарность, стыд, восхищение, сознание собственной неправоты, огорчение, любовь, отчаяние…

– Не сейчас, Тео, – спокойно и твердо обрывает его Алин. – Главное, о чем мы сейчас должны позаботиться, так это уехать отсюда – и побыстрее. И, конечно, обезопасить наши тылы.

И она выскакивает в коридор, чтобы сын не заметил, как она растрогана.

Прижавшись к стене, дает себе несколько секунд передышки. Она потрясена тем, что только что произошло. Этот взгляд сына, этот немой крик любви, которого, как она думала, уже не дождаться…

Это выражение чувств, понятное без слов и жестов, возвращает ее жизни смысл.

Софи Шене

Софи понемногу сползает в истерику. Нападение грабителя на магазин стало для ее нервов жестоким испытанием. Она пытается совладать с эмоциями, но слезы и истерия уже наготове, еще немного – и они перехватят контроль. Она возвращается мыслями к тем считаным минутам, когда казалось, что все закончилось, – перед тем, как у матери мальчика, в худшем смысле слова, снесло крышу. Эти минуты возымели разрушительный эффект: несмотря на шок, произведенный непоправимым поступком мальчика, Софи Шене вздохнула с облегчением, заставляя свое тело и разум поверить, что кошмар вот-вот прекратится, а он, наоборот, набрал обороты, и напряжение стало еще более мучительным.

Она на волосок от нервного срыва.

Господи, это же полнейший абсурд! Такого не бывает в реальной жизни. А если и бывает, то с другими, не с ней! Такого рода истории обычно публикуют в газетах, в разделе «Происшествия», и мы рассеянно пробегаем глазами по строчкам, ни на секунду не допуская, что это и вправду с кем-то случилось.

Девушка сдерживается, чтобы не заплакать. Единственное, чего она хочет, – вернуться в агентство, в русло повседневной жизни, которое она покинула три часа назад. Укрыться за стойкой обыденности, поставить крест на этой истории и, в первую очередь, моментально стереть воспоминания об этой нелепой оплошности, совершеннейшей бессмыслице…