Шанс-2 - Василий Кононюк

Через две зимы, считая эту, замирится с тобой Ягайло Ольгердович, посадит тебя на кресло Великого князя Литовского, что твое есть по праву, и начнешь ты землю свою обустраивать. Сопутствовать тебе будет удача в делах твоих, Великий князь, много славных побед будет тобой одержано, и великих дел во славу земли твоей содеяно.

Со следующей весны начнет хан Золотой Орды, Тохтамыш, с Кривым Тимуром воевать. Через пять зим побьет его Тимур крепко, и придет Тохтамыш с остатками войска своего, к тебе, в Литовское княжество проситься. Примешь ты его, и через сем зим, пойдешь в поход на Дон и Крым, много славных побед добудешь, и вернешь Крым под руку Тохтамыша. Но недолго то продлится. Через год вернет темник Едигей, Крым, под руку нового хана Тимур-Кутлука. В том же году, через восемь зим от сего дня, пошлет Господь тебе знак, что кончилась твоя удача, князь. Великий пожар случится в городе твоем Гродно, мало что уцелеет. Вспомни тогда эти слова, славный князь, ибо уже притаилась беда, и точит зубы на тебя, и на землю нашу.

Через девять зим, как снимут с полей урожай, соберешь ты войско великое со всей земли, и пойдешь в поход на Тимур-Кутлука и Едигея. Там ждет беда тебя, и всех нас, светлый князь. Если не увидим знаков тайных и явных, что будет Господь нам подавать, если заслепит гордыня глаза наши, останемся глухи мы к советам Господним, смерть ждет всех нас в тот год, и разорение страшное ждет землю нашу. Пойдет прахом все, что мы строили, и отцы, и деды наши. Но поведал Богдану святой Илья, что можно изменить ту судьбу, и обойти ту беду. В то сражение, с тобой пойдет все войско казацкое, светлый князь, и обещал святой Илья Громовержец, что поведает он тебе устами Богдана, как беду обойти, не полечь на поле брани, нас всех спасти, и землю нашу.

На том заканчиваем послание наше, пребывая твоими верными слугами, и верим, что в княжестве своем, примешь ты нас под свою руку. Земли, что мы у татар отняли, и на них живем, за нами оставишь, города наши с другими городами земли своей в правах уравняешь. Разрешишь нам и далее, землю твою от татар и прочих врагов охранять, по Днепру, и морю синему, ладьи водить и торговое дело в земле твоей преумножать.

Пусть пребывает с тобой Божья благодать, и пусть не оставляют тебя силы в трудах твоих.

Писано в году шесть тысяч восемьсот девяносто восьмом от сотворения мира, в месяце листопаде, числа тридцатого. Писано писарем походного атамана Ивана Товстого, казаком Богданом Шульгою".

Прочитав свой опус еще раз, оставил дьяку на столе серебряк за труды его, собрал свои пергаменты, посыпал песком, спрятал в специальный, выдолбленный из мягкого дерева, тубус с крышкой, и пошел на наш постоялый двор ужинать и читать товарищам чего я сочинил. Текст уже был предварительно оговорен, от себя я внес только титулы, Иллара князем обозвал, у них на Кавказе, откуда его предки родом, все князья, тут не ошибешься. Ну а мне маменька намекнула, что в наших с Богданом жилах вполне боярская кровинка затесаться могла, грех не воспользоваться. Напиши, что с сыном кузнеца святой балакает, кому интересно, все скажут блаженный, в каждом городе возле церкви таких десяток найдешь. Ну а если с боярским сыном разговор ведет, тут совсем другое дело, может и скажет чего достойного для княжьих ушей. Но это мы, естественно, товарищам зачитывать не будем. Не принято у казаков титулами предков хвастать, могут и языка отрезать, или еще что, не менее важное, но разговаривать после этого точно не сможешь. Так что когда зачитывать будем, мы эти места немножко пропустим. Оставим титулы тому, кому они интересны.

Голодный, но довольный собой, зачитал товарищам наше письмо, спрятал его обратно, и принялся пополнять энергетические запасы организма. Но товарищи уже насытились, и им, смакующим единственную кружку пива, больше Иван не разрешал употреблять, хотелось живого человеческого общения. Поэтому они начали приставать ко мне с различными нескромными вопросами.

– А кто ж тебя, Богдан, грамоте учил, что ты так шпарко по писаному речь ведешь?

– Я, Дмитро, как малый был, жили мы тогда в поместье боярском. Младший сын боярский, погодок мой был, игрались всегда мы с ним вместе. Ну и когда его грамоте учили, он меня завсегда с собой брал. С тех пор знаю, как буковки складывать. А шпарко речь вел, оттого что помню и знаю, что там писано, мне и в грамоту глядеть не надо.

– А с дьяком что делать, который грамоту писал, он же нас выдать может, – никак не унимался Дмитро, прирожденный подпольщик.

– Ничего он не выдаст, я его ножом по горлу, и в колодец, – захотелось мне пошутить.

За столом стало тихо. Перед бурей так бывает, затихает все. Понимая, что мои товарищи не знакомы с классическим советским кинематографом, и моя шутка не нашла своего слушателя, попытался объяснить, в чем юмор.

– Да шуткую я казаки, вспомнился мне боярин покойный, у него такая примовка была. Его спросят, что делать будем, а он завсегда отвечал, ножом по горлу и в колодец. Биться дюже любил.

Все молча смотрели на меня, ожидая еще чего-то. Но я не понимал чего.

– Чего вы на меня уставились, кусок в горло не лезет. Сами сытые сидите, а мне вечерять не даете, – попытался выразить свое недовольство их недоверием.

– С дьяком что? – Жестко спросил Иван, пристально глядя на меня.

– А чего с ним будет, спит дома пьяный. Он пока кувшин вина в себя не залил, писать не мог, руки трусились. А потом дело пошло. Только повторять по пять раз нужно было, ничего не помнил. Так что завтра вообще не вспомнит о чем писал, а вы что подумали, я безвинную православную душу порешил?

– Кто тебя поймет Богдан, чужая душа потемки, а ты чудной, тут и не знаешь что думать.

– Ты лучше Богдан, так больше не шуткуй, ты лучше совсем не шуткуй, пока с похода не придем, дома будешь шуткувать. – Подвел итог нашим дебатам Иван.

Я сделал вид что обиделся, и отказавшись от пива, молча поужинав, пошел спать. Шутка конечно дурацкая вышла, непонятная тем, кто кино "Джентельмены удачи" не видел. А тех, кто видел, в наличии не было. Тут мне в голову, случайно, умная мысль пришла. Не может быть, что тут я один такой уникальный на всей планете. Для людей знающих законы больших чисел, это было совершенно очевидно. А у меня определенные склонности к большим числам, родители, пусть земля им будет пухом, выявили еще в детстве, когда денег просил. Пусть не с Санкт-Петербургского института нашего, но и без него людей умирающих насильственной смертью, которые перед этим мучаются, в нашем мире хватает. Значит, может и сюда параллельно перенести. Как там профессор рассказывал, мультиплексные личности, одержимые, блаженные, вот контингент с которым стоит пообщаться. У нас тут, слава Богу, не Европа, где их быстренько на костер, или к экзорцисту, что еще хуже, на костре хоть спалят по быстрому, а изгоняющие дьявола могут неделями мучить, пока не кончат, или с ума не сведут.

Эти мысли настолько захватили меня, что начал мечтать о команде спецов во всех отраслях, которую соберу, и устрою тут научно-технический переворот. С этими сладкими мечтами, столь желанными, но в которых, к сожалению, было мало реального, уснул.

Дальнейший наш путь лежал через Новогродок в Гродно. До Гродно оставалось десять обозных переходов. Пять до Новогродка и пять до Гродно. Выехали мы затемно, кони были отдохнувшими, дорога утоптана. Мы собирались максимально приблизиться за сегодняшний день к Гродно, так чтоб завтра, в пятницу, успеть на базар. Кроме всего прочего нам нужно было продать наши остатки и новую добычу, а также разведать есть ли Витовт в Гродно, и его приблизительный распорядок дня. Ехали мы быстро, насколько позволяли кони. У нас на пятерых оставалось семнадцать коней, семерых мы навьючили мешками с товаром, припасов у нас не было совсем, десять были посменно под седлом. Теоретически, имея по три коня на брата, за день можно было добраться до Гродно, но кони с последнего хабара, хоть были значительно мощнее наших низкорослых, татарских лошадей, но уступали им в выносливости. Да и загоняться смысла не было, нам ведь трофейный десяток коней продать еще нужно. А кто коня купит, которого от усталости шатает. За окрестностями следили в полглаза, как объяснили опытные товарищи, засада по такой погоде практически невозможна, следы на снегу трудно спрятать, да и прятаться в зимнем лесу тяжело, издали все видно. Тут мне сложно было с ними согласиться, белые маскхалаты, лыжи и метла, такого немудреного набора аксессуаров для меня бы было достаточно, чтоб организовать засаду неразличимую с десяти шагов.

По полудню добрались без происшествий до Новогородка, в корчме за городом перекусили, дали короткий отдых лошадям, полюбовались издали на массивные каменные укрепления здешнего замка. Семь башен, по периметру стен, были еще недостроенные, но выглядели укрепления очень солидно. Только прибыв под эти стены, я вспомнил, что этот город считается центром зарождения Литовского княжества, и в нем, по преданиям, короновался лет сто пятьдесят назад знаменитый князь Миндовг. Этот городок именовали в летописях и Новогородок и Новгород-Литовский. Местный диалект наиболее адекватно описывается буквами Новогродок, поляки в будущем назовут его Новогрудек. В общем, каждый называл, как хотел. Город был больше Слуцка, а каменный замок, который еще до Миндовга строить начали, но при нем достроили и значительно подняли внешние стены, даже издали, смотрелся впечатляюще. Это было самое грандиозное сооружение, которое я увидел за это время. Перекусив и отдохнув, мы продолжили свой путь, и до сумерек успели проскакать еще три перехода. Совершенно измученный, не ужиная, я забылся в тяжелом сне. Мне снился князь Витовт, в виде огромного паука, который запутал нас в своей паутине, и подбирается к нашим тушкам с целью перекусить. Почему-то он меня выбрал первым, видно как самого молодого, и я отчаянно пытаюсь дотянуться до своего сапога, в котором должен быть нож, но не могу. А Витовт уже открыл пасть, показывая свои ужасные клыки, и пристраивается к моему нежному горлу. В холодном поту и с сердцем, пытающимся вылезти из груди через мое нежное, и пока что целое горло, я проснулся. Отдышавшись, и раздумывая, что это все должно значить, начал одеваться и будить остальных. Собравшись в потемках, и побудив весь постоялый двор, мы еще затемна выехали за ворота, и резвой рысью двинулись в сторону Гродно. Не рассказывая свой сон, чтоб не напугать моих товарищей, решил пункт третий, еще раз обдумать, чтоб придать ему необратимый характер. Товарищи и так считали весь этот поход в Гродно ненужной блажью, и предлагали сразу поехать из Чернигова в Пинск. Там продать все, что у нас еще было, и поискать ватагу, которую собирают с целью, ляхов пощипать. До Волыни от Пинска уже близко, у нас вроде как мир с ляхами, но любителей пограбить это никогда не останавливало. Еле отговорил, ссылаясь, то на святого Илью, то на здравый смысл. С нашей казной надо думать не о том, как ограбить кого-то, а о том, как не дать себя ограбить, и монеты домой привезти. На Волынь конечно тянуло, агитацию на месте провести, подходы разведать к старому поместью, узнать как там и что, с какими силами нужно выдвигаться, чтоб нового владельца прищучить, а имение отбить. Но нельзя объять необъятное. Дел полно и лишние приключения на одно место, никому не нужны, тут бы справиться с теми, что сами найдутся.