Сон в красном тереме. Т. 1. Гл. I – XL. - Сюэцинь Цао

Девы пели арию за арией, но Баоюй оставался равнодушным. Тогда Цзинхуань со вздохом произнесла:

– Заблудший юноша, ты так ничего и не понял!

Голова у Баоюя кружилась, словно у пьяного, он сделал знак девушкам прекратить пение и попросил отвести его спать.

Цзинхуань велела прислужницам убрать со стола и повела Баоюя в девичьи покои. Здесь повсюду были расставлены редкостные вещи, каких на земле не увидишь. Но больше всего поразила Баоюя молодая прелестная дева, ростом и внешностью она напоминала Баочай, а стройностью и грацией Дайюй.

Баоюй совсем растерялся, не понимая, что с ним происходит, но тут Цзинхуань вдруг сказала:

– Сколько бы ни было в бренном мире благородных семей, ветер и луна в зеленом окне[110], солнечный луч на заре в девичьих покоях[111] втоптаны в грязь знатными молодыми повесами и гулящими девками. И уж совсем возмутительно то, что с древнейших времен легкомысленные бездельники твердят, будто сладострастие не распутство, а страсть – не прелюбодеяние. Все это пустые слова, за ними скрываются зло и подлость. Ведь сладострастие – уже само по себе распутство, а удовлетворение страсти – распутство вдвойне. Любовное влечение – вот источник и встреч на горе Ушань[112], и игры в «тучку и дождик». Я люблю тебя потому, что ты с древнейших времен и поныне был и остаешься первым распутником во всей Поднебесной!

– Божественная дева, – поспешил возразить испуганный Баоюй, – вы ошибаетесь! Я ленив в учении, потому отец и мать строго наставляют меня, но какой же я распутник? Я еще слишком юн для этого и даже не знаю толком, что значит «распутство»!

– Нет, это ты ошибаешься! – продолжала Цзинхуань. – Распутство есть распутство, как бы ни толковали это слово. Забавляться пением и танцами, увлекаться игрой в «тучку и дождик» и гневаться оттого, что нельзя насладиться любовью всех красавиц Поднебесной, – распутство. Но такие распутники подобны червям, жаждущим плотских наслаждений. У тебя же склонность к безрассудным увлечениям, «мысленному распутству». Объяснить смысл этих слов невозможно, их надо понять сердцем, почувствовать душой. Именно в тебе сосредоточено все то, что скрыто в этих двух словах. Ты можешь быть добрым другом в девичьих покоях, но на жизненном пути тебе не избежать лжи и заблуждений, насмешек, стоустой клеветы и гневных взглядов десятков тысяч глаз. Ныне я встретила твоих дедов – Нинго-гуна и Жунго-гуна, они меня умоляли помочь тебе вступить на праведный путь, и я не допущу, чтобы, побывав в моих покоях, ты снова погряз в мирской скверне. Затем я и напоила тебя прекрасным вином и чаем бессмертия, предостерегла от ошибок волшебными песнями, а сейчас привела сюда, чтобы в счастливый час ты сочетался с одной из моих младших сестер, имя ее Цзяньмэй, а прозвище – Кэцин. Знай, в мире бессмертных все в точности так, как в мире смертных. Но ты должен понять сущность скрытых в себе страстей, постигнуть учение Кун-цзы и Мэн-цзы, готовить себя к тому, чтобы в будущем стать достойным продолжателем дела предков.

Она объяснила Баоюю, что такое «тучка и дождик», втолкнула в комнату, закрыла дверь и ушла.

Баоюй, словно в полусне, следуя наставлениям Цзинхуань, совершил то, что в подобных обстоятельствах совершают юноши и девушки. Но подробно об этом мы рассказывать не будем.

До самого утра Баоюй ласкал Кэцин и никак не мог с нею расстаться. Потом они, взявшись за руки, пошли гулять и попали в густые заросли терновника, где бродили волки и тигры. Вдруг путь им преградила река. Моста не было.

Баоюй остановился в нерешительности и вдруг заметил Цзинхуань.

– Возвращайся быстрее! – сказала она.

– Куда я попал? – застыв на месте, спросил Баоюй.

– Это – брод Заблуждений, – ответила Цзинхуань. – Глубина в нем десять тысяч чжанов, а ширина – тысяча ли. Через него не переправишься ни в какой лодке, только на плоту, которым правит Деревянный кумир, а толкает шестом Служитель пепла. Они не берут в награду ни золота, ни серебра и перевозят только тех, кому уготована счастливая судьба. Ты забрел сюда случайно и, если утонешь, значит, пренебрег моими наставлениями.

Не успела она договорить, как раздался оглушительный грохот – будто грянул гром, толпа демонов и якш-оборотней подхватила Баоюя и увлекла за собой. Весь в поту, Баоюй в ужасе закричал:

– Кэцин, спаси меня!

Перепуганная Сижэнь и остальные служанки бросились к нему с возгласами:

– Баоюй, не бойся – мы здесь!

В это время госпожа Цинь как раз пришла напомнить служанкам, чтобы не давали кошкам разбудить Баоюя. Услышав, что Баоюй зовет ее во сне, она удивилась:

«Ведь моего детского имени здесь никто не знает! Каким же образом оно стало известно Баоюю?»

Если хотите узнать, что произошло дальше, прочтите следующую главу.

Глава шестая

Цзя Баоюй познает чувства «тучки и дождика»;старуха Лю впервые является во дворец Жунго

Госпожой Цинь овладела безотчетная грусть, когда Баоюй произнес во сне ее детское имя, но она не стала ни о чем спрашивать юношу.

Баоюя долго не покидало чувство, будто он что-то потерял, но мало-помалу он пришел в себя и стал оправлять одежду. Сижэнь помогала ему завязывать пояс, когда вдруг коснулась чего-то липкого у его бедра и невольно отдернула руку.

– Что это? – вырвалось у нее.

Баоюй покраснел и сжал ее руку.

Сижэнь была на два года старше Баоюя, отличалась умом и уже немного разбиралась в жизни. Заметив смущение Баоюя, она догадалась, в чем дело, и стыдливый румянец проступил сквозь пудру на ее лице. Но Сижэнь ничего не сказала, помогла Баоюю одеться и повела к матушке Цзя. Она едва дождалась конца ужина и, как только они вернулись к себе, улучив момент, когда кормилиц и служанок поблизости не было, сменила Баоюю белье.

– Добрая сестрица, – робко попросил Баоюй, – ты уж, пожалуйста, никому ничего не говори!

Поборов смущение, Сижэнь улыбнулась.

– Ты почему… – она помолчала и, оглядевшись, спросила: – Откуда это у тебя?

Баоюй покраснел, а Сижэнь посмотрела на него и рассмеялась. Помедлив с минуту, Баоюй рассказал Сижэнь свой сон.

Когда речь зашла о «тучке и дождике», Сижэнь стыдливо потупилась и закрыла лицо руками. Девушка была кроткой и милой. И очень нравилась Баоюю. Набравшись храбрости, он привлек ее к себе, чтобы совершить то, чему научила его фея Цзинхуань.

Сижэнь помнила, что должна исполнять все желания Баоюя – такова воля матушки Цзя, поэтому приличия ради пококетничала немного и уступила… С тех пор Баоюй стал относиться к Сижэнь совсем по-другому, а Сижэнь в свою очередь проявляла к нему еще больше внимания и заботы. Но об этом речь впереди.

Надобно сказать, что во дворце Жунго, считая хозяев и слуг, жило более трехсот человек. Поэтому дня не проходило без какого-нибудь события. Жизнь во дворце была как тугой узел, который невозможно распутать. Вот и ломай голову, с какого человека или события начать повествование.

Итак, в один прекрасный день ничтожный, маленький, как горчичное зернышко, человечек, живший за тысячи ли, дальний родственник семьи Цзя, вдруг явился во дворец Жунго. Что же, пусть это будет началом повествования, той самой нитью, ухватившись за которую мы сможем распутать весь узел.

Происходил этот человек из семьи Ван, местных уроженцев. Дед их, мелкий чиновник, служивший в столице, был когда-то знаком с дедом Фэнцзе – отцом госпожи Ван. Завидуя славе и знатности рода Ван, дед стал выдавать себя за ее родственника и сумел доказать, что приходится племянником отцу госпожи Ван. О существовании этой дальней родни не знал никто, кроме старшего брата госпожи Ван – отца Фэнцзе, да самой госпожи Ван, которая находилась тогда в столице и случайно услыхала об этом.

Сам дед давно умер, а его единственный сын Ван Чэн разорился и уехал в деревню. Потом и Ван Чэн умер, оставив после себя сына, которого в детстве звали Гоуэр. Гоуэр женился на девушке из семьи Лю, и она родила ему сына, которого назвали Баньэр, и дочь – Цинъэр. Занималась семья земледелием.

Гоуэр целыми днями работал в поле, жена была занята домашним хозяйством, и дети оставались без присмотра. Тогда Гоуэр решил взять на жительство тещу – старуху Лю, которую в доме все звали бабушкой.

Старуха Лю была вдовой, сыновей не имела, кормилась лишь тем, что приносили ей два му тощей земли. Поэтому она с радостью поселилась у зятя и стала усердной помощницей в доме.

Зима выдалась морозная и застала семью врасплох – они не успели подготовиться к холодам. Гоуэр был так расстроен, что выпил с горя несколько чашек вина и стал искать, на ком бы сорвать гнев. Жена не осмеливалась ему перечить, но старуха Лю не утерпела и стала его упрекать:

– Не прогневайся, зятюшка, но я тебе правду скажу. Кто из нас, деревенских, когда-нибудь ел досыта?! А ты с детства привык сидеть на шее у родителей, пить и есть сколько вздумается. Вот и сейчас, стоит появиться деньжатам, не думаешь о завтрашнем дне, все истратишь – а потом не знаешь, на ком сорвать зло, строишь из себя важного вельможу! Мы хоть и за городом живем, а все равно что у ног Сына Неба. Ведь здесь, в столице, все дороги вымощены деньгами, надо только уметь их взять! Так что незачем устраивать дома скандалы.