Дай умереть другим - Сергей Донской

– На кого же нам следовало полагаться? – спросила она. – Уж не на тебя ли?

Алан обернулся, чтобы смерить ее долгим взглядом, и фыркнул, выпустив изо рта несколько мелких крошек.

– Каждый должен заниматься тем, что он умеет делать. К примеру, я не создан для танцев, а потому не стремлюсь в балетную труппу. Понимаешь, что я имею в виду?

– Балет и спасение дочери, – сказала Ленка, – абсолютно разные вещи. Ты, милый, сравнил кол с пальцем.

– Очень остроумно. – Алан снова отвернулся. – Вот только когда твой отец придет и начнет беспомощно разводить руками, тебе будет не до смеха. – Помолчав, он добавил: – Милая.

– Мой отец никогда не разводит руками.

– Да? – Расправившись с бутербродами, Алан забросил в рот брикетик розовой пастилы и отхлебнул чай из огромной фаянсовой кружки.

– Да! – крикнула Ленка, которой стало невмоготу сидеть на диване. Обхватив себя руками за плечи, она забегала по комнате.

Дверной звонок застиг ее врасплох, как внезапный выстрел. Пошатнувшись, она застыла, не в силах сделать ни одного шага по направлению к прихожей. Какое известие ее ожидало? Узнать правду было еще страшнее, чем находиться в неведении.

Открывать пошел Алан. Когда в квартиру вошел отец, сопровождаемый невероятно бледным молодым человеком, Ленка попыталась заговорить, но сумела спросить одними лишь глазами:

Что? Ради бога, не молчи, папа!

2

– Обрадовать пока ничем не могу, – сказал Громов, – но и огорчить тоже.

Ленка рухнула на диван как подкошенная. Алан сложил руки на груди. Костечкин сделал шаг вперед и, держась к собравшимся вполоборота, чтобы не выставлять напоказ раненое плечо, поздоровался:

– Добрый вечер. Меня зовут Андрей.

– Что с Анечкой? – спросила Ленка, не замечая ни гостя, ни его руки, обмотанной полиэтиленом.

– Займись Андрюшиной раной, – сказал Громов, – а я расскажу последние новости по ходу дела. – Он устремил взгляд на зятя: – Алан, отнеси в ванную комнату аптечку, спирт и все остальное, что может понадобиться для операции. – Взгляд переместился на Костечкина. – Лейтенант, шуруй в ванную и раздевайся.

Все одновременно задвигались, в квартире сделалось тесно и шумно, даже включенный свет засиял ярче, чем прежде. Ленка и сама не заметила, как встала, закатала рукава и занялась гостем, умудрившимся перепачкаться кровью с ног до головы. Ранение у него было сквозным, а грудь – узкая, как у подростка. Сидя в ванне в одних трусах, он мучился больше от смущения, чем от боли.

– Андрюша Костечкин здорово мне помог, – сообщил Громов из прихожей. – На пару с таким бравым парнем мы горы свернем.

– Да будет вам, – пробормотал лейтенант. – С-с-с!.. – Это спица, обмотанная пропитанной спиртом ватой проникла в пулевое отверстие. Было заметно, что раненому очень хочется выругаться. Розоватая вода, скопившаяся под ним на дне ванны, сделалась ярко-красной.

Ленкины руки не забыли прежних навыков, но она не могла заставить себя обращаться с Костечкиным так бережно, как умела при обычных обстоятельствах. Ей не было жаль ни саму себя, ни других. Только дочурку. Все остальное не имело сейчас никакого значения.

Неодобрительно наблюдая за тем, как Ленка бинтует плечо Костечкина, заставляя того шипеть и морщиться, Громов вкратце рассказал о своих недавних похождениях. Когда он закончил, Алан, пристроившийся за его спиной, задумчиво протянул:

– Да-а, дела-а… Выходит, напрасно вы весь этот сыр-бор затевали?

– Почему же напрасно? – возразил Громов, не удосужившись обернуться. – Теперь мы знаем, кто похитил Анечку и, предположительно, место, где ее содержат.

– Самое время звонить в милицию, – заявил Алан. – Там разберутся.

– Да, папа. – Ленка распрямилась и отбросила с лица волосы. – Может быть, и в самом деле так будет лучше?

– Милиция уже здесь, – криво улыбнулся всеми забытый Костечкин. Ему было неловко сидеть на корточках в ванне, но и распрямляться в промокших насквозь трусах не очень хотелось. То, что обычно именовалось мужским достоинством, оставалось у Костечкина совсем еще мальчишеским.

– Начальство нашего героя, – Громов кивнул на лейтенанта, – прекрасно осведомлено о местонахождении Лехи Катка и роде его занятий. Андрюша ведь не абы кто, а сотрудник РУБОПа, прошу любить и жаловать.

– Региональное управление по борьбе с организованной преступностью, значит. – Алан никогда не упускал случая показать свою осведомленность.

– Казалось бы, – продолжал Громов, – рубоповцам сам бог велел ликвидировать группировку Катка. Но почему-то никто не спешит арестовать бандитов и упрятать их за решетку. Дело ведь не на улице Разбитых Фонарей происходит – в реальности.

– Есть много различных ведомств, – напомнил Алан. – Не все милиционеры продажные.

Громов хмыкнул:

– Даже если принять на веру последнее утверждение, то до очередного звонка вымогателей, – он взглянул на часы, – осталось самое большее сорок пять минут.

– А если потянуть время? – предположила Ленка. – Перенести переговоры на завтра, а самим обратиться куда следует?

Пользуясь тем, что о нем все забыли, Костечкин распрямился и проворно схватил с вешалки полотенце, которым тут же прикрылся.

– Подбери лейтенанту какую-нибудь чистую одежду, – велел дочери Громов.

– Ты не ответил, папа! – напомнила она.

– Ты когда-нибудь видела штурм здания, в котором засели вооруженные преступники?

– Я видел, – вмешался Алан. – Правда, по телевизору, но все равно, там было на что посмотреть. Каких-нибудь три-четыре минуты – и готово, сопротивление подавлено. Остается лишь пересчитать трупы бандитов. – Он торжествующе хохотнул.

– Сначала их надо убить, – возразил Громов. – А один из них во время перестрелки непременно будет прикрываться Анечкой. Он будет кричать, чтобы к нему не подходили, чтобы ему дали чемодан денег и обеспечили самолетом. А потом, что бы там ему ни обещали, настанет черед снайпера… Но снайперы бывают разные. Возможно, у этого окажется неважное зрение, или он будет переживать скандал с тещей, или он просто не слишком дорожит жизнью незнакомых девочек. – После недолгой паузы Громов заключил: – В общем, если уж придется стрелять в бандита, который будет держать на руках Анечку, то пусть это буду я.

Не сказав больше ни слова, Ленка отправилась за одеждой для Костечкина. Алан, что-то бурча себе под нос, удалился тоже. А Громов остался стоять на месте, устремив остановившийся взгляд на кафель, усеянный кровавыми брызгами.

Он лучше всех присутствующих понимал, что прольется еще немало крови, прежде чем на этой истории можно будет поставить точку. И финал у нее может оказаться совсем не таким, как ему хотелось бы.

3

Костечкина напичкали таблетками, напоили чаем с малиной и, несмотря на его протесты, уложили в детской. «Утром ты будешь нужен мне бодрым и здоровым, – предупредил его Громов, прежде чем погасить свет. – Если, конечно, у тебя не намечены какие-то другие планы».

Планы? С того мгновения, когда Костечкин увидел Ленку, все связные мысли вылетели из его головы, а из остальных получилась такая мешанина, что и сказать стыдно. Вот Костечкин и вылавливал их по одной, пытаясь разобраться в своих чувствах. Одно он знал наверняка: дочь Громова ему ужасно нравится. Костечкин не относился бы с бóльшим благоговением даже к Елене Прекрасной.

Цветом глаз Ленка пошла не в отца, зрачки у нее то янтарем отсвечивали, то зеленью, в зависимости от освещения. Прямой нос, высокие скулы, крепкий подбородок. Почему-то Костечкину казалось, что ей пойдет коса до пояса, хотя, конечно, глупо было требовать от молодой современной женщины, чтобы она ходила с косой. Вместе с тем спортивный костюм, в котором Ленка встретила гостей, смотрелся на ней в тысячу раз лучше всяких халатов. Скрадывая ее фигуру, он придавал ей притягательную таинственность, от которой у Костечкина пересыхало во рту даже тогда, когда его потчевали чаем. И теперь, хотя Ленка находилась в другой комнате, за дверью, он отчетливо видел ее всю – от пшеничных волос до вязаных носков, которые она носила вместо тапочек. Это делало ее походку совершенно кошачьей, беззвучной. Такой походкой удобно подкрадываться к любимому со спины и неожиданно обнимать его, прижавшись к нему всем телом…

Костечкин прерывисто вздохнул. Он не принадлежал к числу тех мужчин, на которых вешаются женщины вроде Ленки. Его подружки передвигались шумно, выглядели в спортивных костюмах нелепо, и зрачки у них были самые обыкновенные – карие или серо-голубые. В самый раз для ничем не примечательного Андрея Костечкина двадцати пяти лет от роду. Но стоило лишь представить себе, что одна из них станет его женой, на душе становилось так тоскливо, будто тебя собрались сослать на необитаемый остров. Навсегда. До скончания дней.

Из темноты на закручинившегося Костечкина смотрел своими пуговичными глазами плюшевый медведь, и от этого легко было представить себя ребенком, уложенным спать пораньше, чтобы взрослые могли без помех обсудить свои проблемы.