Наречённый для ворожеи - Лариса Тихонова

прижил незаконнорожденных? – прохрипел Тавр, постучав перед этим себя кулаком по груди.

– От наёмных работниц, которых специально иногда привозили в Усмановку. А когда пузо у баб начинало лезть на нос, их отправляли восвояси. С небольшим вспоможением.

– И никто из родни тех женщин сластолюбца оглоблей не усовестил? Или нарочно сирот безответных подбирали?! – опять не стерпела Рута и на этот раз так гневно сверкнула глазами, что бородач шарахнулся и уронил стул. Теперь он оправдывался стоя:

– Я отцу не судья, хотя, конечно, блуд есть блуд… И байстрюков опять же жалко, мало ли как у кого сложилась жизнь… Правда, о законных своих детях наш отец всегда заботился хорошо. Поэтому никто сроду из родной деревеньки не уезжал, и она стала потихоньку разрастаться, когда все принялись жениться и выходить замуж. Будущих снох сватали по всей округе и те, как положено, приходили жить к мужьям, ну а дочкам отец нарочно отыскивал примаков. Пусть некрасив или беден, лишь бы согласен навсегда поселиться в Усмановке. А примакам разве плохо? Как и всякой отделившейся семье, ему с женой всем миром строили дом и скидывались на обзаведение хозяйством.

– Деревня родственников, значит, – пробормотала Рута. И добавила немного насмешливо: – Ты садись, гонец, садись. Вижу, рассказ твой ещё долгий.

Бородач кивнул, но на этот раз устроился поближе к Тавру. Потом опять монотонно загудел в бороду:

– Когда отец немного сдал по возрасту, теперь ему уже семьдесят пять годков, снохи затеяли раздор. Дескать, им скучно! Ни к родне собственной в гости съездить, ни к себе её пригласить, не говоря уж о поездках на ярмарки и других развлечениях. Даже торговцы с товаром приезжают в Усмановку лишь три или четыре раза за год и только по разрешению нашего отца. Который по-прежнему безраздельно правит деревней и не желает перемен.

– И чего? Снохи победили? – заинтересовался Тавр, в то время как Рута принялась потихоньку злиться. Бородач много откровенничал, но всё никак не переходил к сути дела, ради которой явился в обитель.

Вот и теперь взялся отвечать на вопрос Тавра не коротко, а пространно:

– К этому я и веду. Не добившись послаблений от непреклонного свёкра, снохи принялись интриговать меж собой, и довольно дружная прежде деревня погрузилась в склоки. Мужья же перевоспитать скандалисток не сдюжили. Особливо те, что сластолюбием удались в батюшку. Были от своих жён сильно зависимы.

– Тогда как к вам попала икотка, если никто из деревни не выезжал, и к себе вы тоже не пускаете? – вмешалась Рута, чтобы направить, наконец, разговор в нужное русло.

– Господарыня ворожея, сейчас вам всё станет понятно, – с достоинством прогудел в бороду гонец. – Конечно, то была присказка. Скандалы скандалами, но настоящие несчастья навалились, когда отец всё-таки дал одной из снох послабление. Как оказалось самой озлобившейся на весь свет бабе, которая выпросила-таки разрешение, чтобы её навестила любимая бабушка. На деле же ненавистница зазвала чёрную шептунью, которую кто-то из родни присоветовал в письме. И заявилась в Усмановку бабуся-одуванчик, благостная и улыбчивая! Старая ведьма научила глупую сноху парочке проклятий, а заодно напустила на работящих жителей деревни прахов. И убралась с чувством выполненного долга!

– У вас появились ещё и прахи? Но обычные люди их видеть не могут! – напряглась Рута, а вместе с ней и Тавр.

Бороться с этими крохотными бесовскими сущностями было нелегко. Слабенькие сами по себе, они сбивались в плотный рой и тогда нечестивое влияние на человека усиливалось. Портили же прахи людям жизнь по-своему, напускали непреодолимую лень и отвращение к самой необходимой работе. У трудолюбивых прежде хозяев чистенький дом зарастал грязью, огороды и пашни сорняками, но люди продолжали лениться и едва ворочались, будто сонные мухи. Часто ещё и голодные, потому что мужику не хотелось лезть в погреб за картошкой, а бабе её варить.

– Так откуда вы узнали, что у вас прахи? – спросил Тавр вслед за Рутой, и бородач принялся объяснять:

– Как не узнать, когда некоторые сразу бросили работать, а ещё принялись морить голодом-холодом собственных детей. Один младенец чуть не погиб, матери было лень встать и дать ребятёнку грудь. Хорошо в нашей деревне все на виду, теперь помогаем всем миром. Да и нечисть завелась только в пяти домах.

– Сильно не радуйтесь, прахи быстро размножаются, – предупредила Рута. – Или вы уже деревню от них почистили?

– Какое там! – грустно отмахнулся бородач. – Следом за прахами сразу пришла икотка. Видно её напустила всё та же бабуся-одуванчик. Это уже потом глупая сноха перед всеми повинилась, кого именно она пригласила. Когда сама заржала по-лошадиному и закричала по-петушиному, сводя с ума домочадцев и соседей. А когда не вопила, лежала пластом в изнеможении и каялась, да только поздно! Чёрная шептунья поработала на славу, икотка уже захватила большинство наших баб. Вот отец меня в Орден и послал. Поможете?

– Не сомневайся, – спокойно пообещал Тавр, и Рута посмотрела на него с гордостью. Именно о таком спутнике она и мечтала, мужественном и уверенном в себе. И дело даже не в том, что Тавр ей очень по сердцу.

Усмановка оказалась от обители Ордена не так уж и далеко, шестьдесят с гаком вёрст. Поэтому во время пути сделали всего одну остановку, провели полночи на постоялом дворе, а ближе к утру снова выехали. По летней поре небо светлело рано, достаточно чтобы не заплутать даже в густом лесу. Тем более что пробирались не по дебрям, а, как оказалось, по специально прорубленным к лесной деревне просекам.

– Как думаешь, до восхода солнца доехать успеем? – озабоченно спросила Рута у проводника, разглядев над лесом розовую полоску разливающейся зари.

– Осталось недолго, – уверенно отозвался бородач. – Дозвольте узнать – почему надо именно до восхода?

– Ранним утром можно видеть прахов над домами, в которых те поселились. Но первые же лучи солнышка загонят рой опять в избу.

И они успели. Когда выехали на обширную опушку расступившегося леса, плавно переходящую в низинку с поселением, всё ещё играла заря. Но хлопотливые хозяйки уже пробудились. Из печных труб поднимался дымок, а скот по дворам мычал и блеял, предвкушая тёплую болтушку, прежде чем их выведут пастись на траву.

– Кажется, можно особо не высматривать. Лентяи там, где дым из трубы не поднимается, – подметил Тавр. С высоты опушки деревушка была, как на ладони. Ближе спутники пока