Программист - Игорь Денисенко

— Заходите. Павел Маркович ждёт, — отозвалась она.

— Разрешите войти? — риторически спросил комитетчик, заглянув в кабинет.

— Валяй… А вот и наш кудесник программист, — обрадовано провозгласил Павел Маркович, — Заходи. Присаживайся. Разговор будет долгий. А ты Шумилов можешь быть свободен… пока…

— Слушаюсь, — вытянулся Шумилов и бесшумно удалился.

— Солдафон, — поморщился Павел Маркович, делясь со мной своим личным отношением к сотруднику, — Но исполнителен!

Маркович поднял указательный палец. А затем он перешел к тому, для чего меня вызвал. Описывать содержание беседы прямо сейчас не буду. Мало ли что… как всё оформится, расскажу, может быть. Если конечно живой ещё буду к тому времени. Но операция по свержению Эммануила Викентьевича с трона началась.

Суббота.

Субботний день выдался не по-осеннему теплым. Невесомая и почти невидимая паутина полетела по дворам. Во дворах народ зашевелился. Кто-то вылез просто погреться на солнышке, кто-то заторопился в лес по грибы. А некоторые рванули на дачу, дабы завершить теплый сезон последним прощальным шашлыком. Понежился немного на диване, благо выходной, затем свернул постель и пошёл на кухню молоть кофе. Мысли про Ирку не давали мне покоя. В голове не укладывалось. Жили себе, любили друг друга и вдруг на тебе. Конечно, нужно было собираться и бежать к ней домой. Валяться в ногах, выпрашивать прощения. Только вот за что? Что я такого сделал? Разумеется, сделал. Подстроил несчастный случай сатанисту проклятому. Но жене-то я не изменял, не пил, не гулял, а напротив, любил и последнее время всячески оказывал знаки внимания. И именно вот с этого ракурса я был совершенно не виновен. И хоть понимал, что нужно кается, чтобы простила и всё вернулось как было, но в душе вырос и ощетинился серый ежик, который в отличи от меня четко понимал, что если я попрошу прощения за то, что не совершал Ира меня простит. Но по-прежнему уже не будет, поскольку о моей мнимой измене она не забудет никогда. Такая вот дилемма…

— Бум! Бум! Бум! — забарабанили в железную дверь. Кого это нелегкая принесла? Написано же на дверях: «Суббота — Воскресенье — выходной». Может не открывать? Ну, их в сраку! Пойду к Славке, да съездим к нему на дачу, шашлык замутим. Опять таки… какой без Ирки шашлык? И придется все Славке объяснять, и оправдываться, и перед Юлькой его оправдываться. К Сашке сходить? Та же песня начнется…

Не хочу сейчас ни с кем ничего обсуждать, а оправдываться тем более не хочу. Пойду, открою. Может комп принесли. Будет чем себя занять.

— И-и-и, — интеллигентно произнесла дверь, и на пороге возник спортивного вида парень.

— Привет! Ты Олег?

— Ну, я….Привет. Чего хотел?

— Дело есть на миллион, — без улыбки сказал спортсмен в застиранном камуфляже. — Можно пройти?

— Заходи, только миллион не забудь.

— А это от тебя зависит, будет он у нас или нет, — серьезно продолжил парень, присаживаясь на гостевой диван, — Ты Олег говорят экстрасенс, поэтому твоя помощь нужна. Если поможешь, поделимся по человечески.

— Заманчиво. Только чем помочь?

— Ты про купца Кубрина слышал?

— Хм… а кто не слышал? В его бывших лавках до сих пор магазины существуют.

— А про клад его?

Про клад я не слышал никогда. Купец Василий Кубрин был человеком широких взглядов. Широко раскинул лавки по всему уездному Н-ску, да и по всей губернии (первой гильдии был купец), посадил широкую аллею в центре города, построил с размахом усадьбу (ныне краеведческий музей Н-ска), прятал в семнадцатом году своего друга от жандармов (беглого революционера), а в восемнадцатом году его революционеры расстреляли. Думаю, он такой подляны никак не ожидал и клад сделать не успел. Да и не было в городе никогда разговоров про Кубринский клад. Слышал, правда, что когда одну из лавок ремонтировали, нашли скрытое помещение в подвале. Там говорят было полно рулонов парчи, шёлка и бархата, но всё порядком попорчено крысами. Так, что разговор этот про клад мне казался чем-то из разряда дешевой фантастики, или сказок.

— Честно? Сомневаюсь, что такой был.

— И зря, — ответил гость, — По нашим данным расстреляли Кубрина не за то, что буржуй, а потому, что не сказал, где его деньги и драгоценности. И расстреляли его не просто большевики, а большевики, ставшие потом махновцами. Улавливаешь разницу?

— Хэх! Понятно где ценности! Жена его в семнадцатом году выехала с детьми в Париж, она ценности и увезла.

— Не угадал, — помахал головой гость, — Есть воспоминания Женевьевы Моруа по первому браку Женечка Кубрина, в которых она пишет, что если бы не скупость её покойного мужа, ей не пришлось бы познать нужду, и выйти за муж за булочника.

— Кофе пить будешь?

— Буду.

— Меня Олег звать, — представился я, протягивая руку для знакомства…

— Константин, можно просто диггер Костя, — пожал руку гость и, наконец, улыбнулся.

— Пошли на кухню Костя, а то жрать хочу, аж переночевать негде. Там и продолжим разговор.

Воскресенье.

Весь разговор описывать не буду. Лень. Да и не писатель я, чтобы всё описывать. Кому-то может показаться нудно. Тем паче, что разговаривали мы долго. Приятно было встретить человека сведущего в истории родного города и этот город порядком обшарившего. Диггером Костя зря именовался, у нас не столица, тут по канализации особо не полазишь. Но кое-какие подземные ходы, как оказывается есть. Оказалось, что есть ещё тот легендарный подземный ход, что вел из крепости (ныне на том месте стадион) до берега реки. Есть ещё тайный ход из городской думы, но по причине того, что сейчас это драмтеатр, ход завален старой, ненужной декорацией. Есть остатки хода под бывшей лавкой купца Кубрина, который вел в его усадьбу. И вот этот ход был, пожалуй, самым нужным в данном вопросе… Где ещё как не в нём мог успеть спрятать клад зажиточный купец? А? я вас спрашиваю? Логично? Вполне. И Костя даже приблизительно знал, как в этот ход проникнуть. Но опять-таки, не имея четкого рисунка с крестиком, обозначающим место, все это оставалось в разряде гипотез и предположений. А копать просто так и рисковать незнамо из-за чего не хотелось. Вот Константин и решил прибегнуть к помощи ходячего рентгена (вашего покорного слуги), чтобы знать наверняка.

— Слушай, ну хорошо, пойдем мы с тобой завтра в музей, а там столько всего, что пощупать даже и не знаю… получится ли. И ты уверен, что там вообще что-то будет?

— Точно знаю из надежного источника. Так, что твоё дело нащупать где… А там мы постараемся.

— Ты о себе во множественном числе говоришь или свой надежный источник имеешь в виду?

— Его.

— И с ним тоже надо делиться?

— Само собой.

— Что-то ты темнишь, брат…

И тут мне это всё надоело, и я пощупал недалекое будущее самого Кости и улыбнулся. Всё у него, точнее у них с сотрудницей музея будет хорошо, и, похоже, у меня тоже… Никто меня кидать на бабки не собирался.

— Решено! Завтра в десять встречаемся у входа в музей.

— А не рано? Там народу не будет. Будет смотрительница за нами ходить как приведение. Ещё заподозрит чего?

И как показал наш последующий поход в музей, Костя оказался прав. Бабушка божий одуванчик, таки заподозрила в нас маньяков извращенцев и иже с ними. А все потому, что я по-настоящему получил в музее кайф. Подолгу стоял у вещи с закрытыми глазами. Если была возможность, притрагивался к ней и получал информацию. Живая история разворачивалась перед моим взором, и зачастую совсем не соответствующая тому, что было написано. Всё это грубо, зримо, «как в наши дни вошёл водопровод, сработанный ещё рабами Рима». Ага! Вы угадали, от кепки Маяковского я такой образ получил. Стоит бритый наголо мужик, размахивает кулачищем, и стихи читает, как гвозди забивает. Сразу видно было всякому — свой человек, насквозь пролетарский. А вот от генеральской сабли мне было немножко грустно, слышал, как две женщины обсуждают покойного, что храбрый был человек, умный был человек, а больших высот не достиг, кланяться, когда надо не умел. И всегда говаривал: «Я вражеской пуле не кланяюсь, а дуракам тем более не буду». Таки оказалась сабля в музее, сдала её вдова вместе с кителем и орденами медалями. Интересный попался наган, с историей. Чувствую, был он в руках студента революционера, потом солдата, а потом сдан на переплавку. Но тут его судьба пожалела и в музей отправила. Из музея его воровал студент уже в семидесятые годы прошлого века, но попался, и наган опять вернулся под витрину. А вот пулемет «Максим», что стоял просто посреди зала без всякого ограждения, и даже не под стеклом, оказался бракованный. С самого начала с ним намучались, а чуть опосля и вовсе бросили за ненадобностью, а один мужик к себе в сараюшку сволок и заныкал (невдомек ему было, что негодный максимка). Там он и в сарае бы и простоял, как бы его не обнаружил участковый, который искал в сарае совсем не пулемет, а самогонный аппарат хозяина. То-то был удивлен находке. Однако, хватит, увлекся я. В музее о каждой вещи, хоть рассказ, хоть роман пиши. Два часа мы проходили с Костей. Он уже нервничать начал. А я просто наслаждался этим букетом информации, и молчал, о том, что ход есть на первом полуподвальном этаже усадьбы, в самой последней комнате, в той экспозиции, где монеты сибирского монетного двора. Знаете такие с соболем, а не с двуглавым орлом? И вправо от стола с бумажными ассигнациями царских времен. Деньги эти по странному стечению обстоятельств как указующая дорожка к месту. Есть там клад за стеной. Есть. Далеко в проходе, но что-то такое мерещится. Когда мы, наконец вышли из музея, я Косте всё рассказал. И поинтересовался, что будем делать дальше. Долбить стену, которая закрывает ход в самом музее? Не вариант. Там сигнализация. Не в стене само собой, в музее. Поэтому разбить стекло и залезть ночью хоть и получится, но в километре от музея райотдел, менты прибудут через десять минут максимум. Спрятаться же в музее и дождаться, когда все уйдут просто негде. Не считая кабинетов администрации конечно. У тебя есть там возможность спрятаться? — напрямую спросил я Константина, но тот покачал головой. Странно, а мне показалось, что сотрудница с ним заодно. Значит, кроме информации она ему ничем не помогла. И скорее всего про Костины планы на счет клада тоже не в курсе. Следовательно, Костя хочет стать для неё богатым принцем. А мне врет про сообщника, чтобы дать треть от найденного. Не подумайте, что я в обиде. Наверняка так же бы поступил, в аналогичной ситуации.